Святой Григорий Чудотворец, епископ Неокесарийский. Его жизнь, творения, богословие - Николай Сагарда

Заклинательная молитва с именем св. Григория Чудотворца в собрании В. И. Григоровича — от всякого зла и от всякой силы вражеской, на авру злого беса, представляет соединение трех заклинательных молитв. Молящийся заклинает всякую авизу и беса, авру мужскую, авру женскую, авру от воды, авру от крови, авру от вареной пищи, авру от холодной пищи, авру от скота, авру клятвы, всякую авру; он загибает страшным серпом ее язык и хвост и ногти, чтобы она не разгибала их и хвостом не шевелила, призывает триста ангелов, мечущих громы и молнии на нечистых духов: слушай зловредная, отстань и удались от раба Божия (имя рек) и от дома его, — так заканчивается первая часть молитвы. Вторая часть представляет заклинание от болезни головы. Авра зверя, авра аспида, авра василиска, авра огня пылающего, авра крови и т. д., — вышла эта авра от моря; встретил ее первый архангел Михаил и сказал ей „откуда идешь и куда направляешься, авра черная почернелая, волосатая голова“? Она сказала: „я иду есть кости человека и тело его сокрушать“. И говорит ей архангел Михаил: „да не имеешь ты власти кости человека есть и тело его сокрушать, но да прольет на тебя Господь Бог огнь с неба и расточит вражду; уйди же ты на море и удались от членов и от костей раба Божия (имя рек). Третья часть молитвы обращена к авре встречной, авре поперечной, авре змия, авре источника, авре полуденной, авре пути и т. д., которую заклинает выйти и удалиться от раба Божия (имя рек) и от плоти и от костей, удалиться в гору высокую, скрыться в дракона, есть кости и пить кровь его и не возвращаться в раба Божия и в дом его. В заключении в числе других святых поминается и св. Григорий Чудотворец.

Молитва из рукописи Соловецкой библиотеки заклинает духа нечистого именем Господа Иисуса Христа, пришедшего в мир и вселившегося в человека.

Мы не можем входить здесь в исследование молитв, надписанных именем св. Григория Чудотворца со стороны их происхождения и тех влияний, какие отразились в них, так как их нельзя выделять из общего состава многочисленных заклинательных и врачевальных молитв, которые составили специальную область научного исследования [838]. Для нашей цели достаточно сказать, что ни одна из молитв, приписанных св. Григорию Чудотворцу, не может принадлежать ему, — он не мог быть автором молитв с таким содержанием и такого характера. Настойчивое же приписывание таких молитв, в числе других святых, и св. Григорию Чудотворцу находит объяснение в его жизнеописании, в котором значительное место занимает борьба с демонами. Сирийское житие уже дает образцы кратких молитв, какие неокесарийский святитель произносил в таких случаях. Этим в достаточной степени определяется, почему уже существовавшие или вновь составленные заклинательные молитвы усвоены были св. Григорию Чудотворцу. Совершенно естественно, что молитвы с его именем встречаются гораздо чаще, чем с именем св. Григория Богослова, и может быть даже справедливо предположение, что и там, где стоит имя Григория Богослова, первоначально было имя Григория Чудотворца [839].

Часть третья.

Богословие св. Григория Чудотворца.

Общие замечания о характере и объеме раскрытия богословия св. Григория Чудотворца.

Подлинных творений св. Григория Чудотворца, как видно из второй части настоящего исследования, сохранилось сравнительно мало, — да и вообще, по–видимому, их было немного. В них, конечно, не нашло полного выражения содержание всего христианского учения — догматического и нравственного, что обычно понимается под богословием; поэтому говорить о „богословии“св. Григория в этом именно широком смысле слова не представляется возможным. Но для „богословия в том строго ограниченном объеме этого термина, в каком он употреблялся в древне–христианской церкви, т. е. в смысле собственного учения о Боге, сохранившиеся творения св. Григория представляют весьма значительный материал: если они и не дают полных и всесторонних ответов на все вопросы, какие хотелось бы предъявить к этому выдающемуся богослову, вышедшему из школы Оригена, в интересах освещения истории богословской мысли в период от Оригена до Никейского собора, то все же на основании их можно с достаточною определенностью наметить путь, по которому, отправляясь от оригеновского богословия, пошел его ученик.

Если бы св. Григорий написал только один символ, то и в таком случае можно было бы говорить о „богословии“просветителя Понта: настолько богато содержанием это краткое исповедание, в котором каждый термин выражает величайшую глубину богословского умозрения. Но исследователь богословского учения св. Григория располагает еще ценными данными и в других его творениях, подлинность которых мы признали доказанною, именно в его „Благодарственной речи“Оригену, в трактате „К Феопомпу о возможности и невозможности страданий для Бога“и в послании к Евагрию. Эти творения заключают в себе существенные дополнения и комментарий к символу.

Своей задачей в этой части исследования мы ставим — экзегетическим способом тщательно извлечь из указанных творений св. Григория все то, что является в каком-либо отношении пригодным для возможно точного и строго объективного выяснения содержания его богословского учения, не уклоняясь в сторону предположений и построений, не имеющих действительной основы в словах самого св. Григория. Если вследствие этого получится не яркая, живописная картина, а только — пользуемся выражением св. Григория — наброски углем (Благодарств. речь, § 8), за то каждая черта будет находиться в возможном, по современным средствам исследования, соответствии с действительным образом мыслей святителя. Так как св. Григорий был усердным учеником Оригена и так как естественно предполагать, что он усвоил воззрения и терминологию своего учителя, то представляется совершенно необходимым при разъяснении богословской терминологии св. Григория отправляться от того значения, какое она имеет у Оригена и его ближайших учеников. При этом во всех случаях, где возможно, мы будем отмечать, насколько те или другие пункты богословия св. Григория согласны с учением Оригена и могут быть разъяснены последним, или уклоняются от него.

Нам нет надобности искать плана для построения своих изысканий в этой области: он дан самим св. Григорием в его символе, который мы и полагаем в основу, дополняя его в соответствующих местах более подробными разъяснениями из других его творений.

ГЛABA I.

Учение св. Григория Чудотворца о Боге Отце.

Символ св. Григория Чудотворца открывается исповеданием единства Божия — εΐς Θεός. Далее то же εις повторяется в приложении ко второму и к третьему Лидам Св. Троицы: εις Κύριος и εν πνεύμα άγιον. Это εις несомненно вызвано символьной формой исповедания, так как во всех почти сохранившихся символах восточной Церкви читается: πστεόω εις ενα θεόν, и в большинстве из них εν стоит также и пред πνεύμα άγιον. В западных символах соответствующее „unum“или „unicum“находится довольно редко [840] (y Тертуллиана, Прискиллиана, в символе, составленном православными епископами на соборе в Аримини и нек. др.). Эту особенность восточных символов отметил уже Руфин [841]. В виду этого нет необходимости предполагать точно определенную цель указания на единство, напр., против гностиков [842]; скорее можно думать, что св. Григорий в данном случае следовал восточной практике и в частности направлял εΐς против языческого многобожия, которое было сильно в понтийской стране, в смысле I Kop. VIII, 8: но нам един Бог Отец, из Него же вся, и мы у Него, и един Господь Иисус Христос, Им же вся, и мы Тем. Что вопрос в этой постановке занимал св. Григория, это, кроме естественного заключения из условий его паcтырской деятельности, видно также и из того, что св. Григорий писал какое-то произведение на ближайший к приведенному изречению текст (ст. 4): яко идол ничто же есть в мире, из которого сохранился отрывок в Sacra Parallela. Направленное, таким образом, против язычников, это εις, повторенное при θεός, κύριος И πνεύμα αγιον, в то же время решительно отмечает ипостасную особность Бога Отца, Господа и Св. Духа: един Бог Отец, един Господь, Единородный Сын, и един Дух Святый, — о каждой Ипостаси возвещается отдельно. Εις θεός, εις κύριος и εν πνεύμα, поставленные в начале трех частей символа, обозначают субъект, к которому все последующее составляет предикат.

В символе св. Григорий не входит в более подробное раскрытие учения о Боге, — он не прибавляет здесь обычного в древне–восточных символах определения: Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого (παντοκράτορα, ποιητήν ουρανού τε καί γής, ορατών τε πάντων καί αοράτων). Но в других своих произведениях он дает достаточно черт, на основании которых можно заключать, что в этом отношении он стоит на общей с Оригеном точке зрения. Сущность Божия, — говорит он в послании к Евагрию, — совершенно проста и неделима, по самому естеству имея в себе простоту И бестелесность (άπλή πάντως έστι καί άμέριστος ούσία, τό άπλούν καί άσώματον έκ φύσεως έκτυχών) [843]. „Божественная и нераздельная сущность совершеннейшего неделима И однородна (αδιαίρετός έστι καί μονοειδής) [844]. И в трактате к Феопомпу (§ 4): „Естество Божие неизреченно и неизъяснимо, не имеет подобия ни с чем“(ineffabilem et inexplicabilem Dei naturam… esse, cum qualibet re sirailitudinis expers) [845]. Отсюда естественнный вывод, что сущность Божия собственно и неименуема: предметы умопостигаемые. хотя носят и мириады имен (так как у каждого народа они носят очень много имен), однако чужды всякого наименования, потому что для предметов мысленных и бесплотных нет никакого собственного имени. Ибо как можно назвать собственным именем то, что не подпадает под наши взоры и совершенно не может быть схвачено человеческими чувствами?“ [846]. Бог настолько возвышен над всем, что человек не только не может постигнуть Его, но даже достойным образом воспеть Его. Если бы даже он принес всего себя, в состоянии возможно высшей чистоты, светлости и непорочности и без всякой примеси несовершенства, и тогда с своей стороны он не принес бы достойного дара в честь и в воздаяние Правителю и Виновнику вселенной: „восхвалить его по достоинству никогда не мог бы ни каждый в отдельности, ни даже все вместе, даже если бы все чистое сделалось единым и тем же, вышло из себя и, собранное в едином духе и в едином согласном устремлении, обратилось к Нему“ [847]. Надлежащую меру приличествующей Ему хвалы может исполнить только Тот, Кого Сам Отец всего соделал единым с Собою — сущий в нем Бог Слово [848].