Семейство Майя - Жозе Эса де Кейрош

— А может, и нет… Кто знает! Впрочем, мы это скоро узнаем — я уговорился встретиться с Палмой в три часа в «Лиссабонце»… Лучше всего нам пойти вместе. Ты взял деньги?

— Если это Дамазо, я его убью! — пробормотал Карлос.

У него не было необходимой суммы. Друзья поехали в контору Виласы. Управляющий уехал в Мафру, к своему крестнику. Карлосу пришлось отправиться к старому Кортесу, портному деда, и попросить у него сто мильрейсов. Когда около четырех часов они вышли из экипажа у дверей «Лиссабонца», на площади Санта-Жуста, Палма в потертом бархатном сюртуке и светлых кашемировых брюках в обтяжку, стоя у дверей, закуривал папиросу. Он порывисто протянул руку Карлосу, но тот руки ему не подал. И Палма, с повисшей в воздухе рукой, не обижаясь, сказал, что он как раз собрался уходить; он уже устал ждать там, наверху, за стаканом холодного грога. Впрочем, не стоило сеньору Майа беспокоить себя и приходить самому…

— Мы бы уладили это дельце с другом Эгой… Во всяком случае, если господам угодно, наверху есть отдельный кабинет: там будет удобнее и можно что-нибудь выпить.

Поднимаясь по темной лестнице, Карлос припоминал, что он уже видел эти очки с толстыми стеклами, одутловатое лицо, желтое как лимон… Ах да, Палма был в Синтре с Эузебиозиньо и двумя испанками в тот день, когда сам он метался по ее пустынным дорогам, как бездомный пес, в поисках Марии!.. От этого воспоминания Палма стал ему еще ненавистнее. Наверху они вошли в тесную комнатку с железной решеткой на окне, сквозь которое из внутреннего дворика просачивался тусклый свет. На скатерти, усеянной жирными и винными пятнами, стояли тарелки и столовый прибор; в оливковом масле плавали мухи. Палма велел подать можжевеловой водки. Затем, подтянув повыше брюки, заявил:

— Надеюсь, я среди порядочных людей. Как я уже говорил другу Эге, во всем этом деле…

Карлос прервал его, многозначительно постучав кончиком трости по краю столика.

— Перейдем сразу к его сути… Сколько хочет господин Палма за то, чтобы сообщить мне, кто заказал статью в «Роге»?

— Сообщить, кто это, и привести доказательства! — добавил Эга, разглядывая висевшую на стене картину с обнаженными купальщицами. — Одного имени нам мало… Мы, разумеется, доверяем другу Палме. Но, черт побери, мы ему не поверим, если друг нам скажет, что это сделал сеньор дон Луис де Браганса!

Палма пожал плечами. Понятно, что нужны доказательства. У него много недостатков, но он не мошенник! В делах главное — искренность и честность. Если они договорятся, он тотчас представит эти самые доказательства, которые распирают ему карман своим бахвальством и очевидностью. У него есть письмо друга, который препоручает ему эту шпильку, список лиц, которым надо разослать «Рог», карандашный набросок статьи…

— Хотите сто мильрейсов за все это? — спросил Карлос.

Палма заколебался, поправляя очки пухлыми пальцами. Но тут официант принес ром, и редактор «Рога» засуетился, предлагая господам выпить, даже пододвинул им стулья. Оба отказались — Карлос остался стоять у столика, к которому он прислонил трость, а Эга перешел к другой картине, на которой были изображены два бражничающих монаха. Когда официант вышел, Эга подошел к газетчику и добродушно похлопал его по плечу:

— Сто мильрейсов — кругленькая сумма, друг мой Палма. И заметьте, что вам ее предлагают из чистой деликатности. За такие статейки при случае можно и на каторгу угодить!.. Речь идет не о вас. У вас, разумеется, не было оскорбительных намерений, но, повторяю, за подобную клевету посылают на каторгу!.. Один такой, по имени Северино, отправился в Африку и теперь плавает в корабельном трюме на матросском рационе, да еще его секут розгами. Неприятно, очень неприятно. Потому я и предпочел уладить дело по-доброму, как принято меж порядочными людьми.

Палма, опустив голову, размешивал кусочки сахара в стакане с водкой. Он вздохнул и немного мрачно согласился принять от порядочных людей и по дружбе сто мильрейсов…

Карлос тотчас извлек из кармана брюк горсть соверенов и молча положил их на одну из тарелок. Палма-Жеребец, возбужденный звоном золота, тотчас расстегнул сюртук, вытащил бумажник, на котором сверкала массивная серебряная монограмма под огромной виконтской короной. Пальцы его дрожали; наконец он развернул и выложил на стол три листа бумаги. Эга, с моноклем в глазу, нетерпеливо воззрившись на них, издал торжествующий вопль. Он узнал почерк Дамазо!

Карлос медленно просмотрел листы. Тут было письмо Дамазо, короткое и густо сдобренное жаргонными словечками; оно прилагалось к статье и рекомендовало «подсыпать в нее перцу». Был набросок статьи, тщательно отделанный Дамазо, с приписками между строк. И составленный Дамазо список лиц, которым надлежало разослать «Рог»: графиня Гувариньо, посол Бразилии, дона Мария да Кунья, король, постоянные гости «Букетика», Коэн, представители власти и примадонна Фанчелли…

Тем временем Палма нервно барабанил пальцами по скатерти возле тарелки, на которой лежали золотые. Взглянув через плечо Карлоса, Эга подбодрил его:

— Забирайте денежки, друг Палма. Договор есть договор, забирайте, пока они не остыли!

Ощутив в руке золото, Палма-Жеребец растрогался, Честное слово, если бы он знал, черт побери, что речь идет о таком благородном человеке, как сеньор Майа, ни за что не взялся бы печатать статью! И говорить нечего!.. Но к нему наведался его друг Эузебио Силвейра. А потом — Салседе. И оба соловьем разливались: дескать, это всего лишь шутка, сеньор Майа не обидится, и то да се, и всякие обещания… Ну и дал я себя уговорить. Салседе и Силвейра поступили с ним как подлецы!

— Счастье еще, что поломалась машина! Не то влип бы я в историю, черт побери! Не обобрался бы неприятностей, ей-богу, не обобрался бы! Но, слава богу, все обошлось! И беды большой не случилось, и мне перепало кое-что на бедность мою проклятую!

Взглядом он быстро пересчитал деньги; потом одним духом допил водку и довольно крякнул. Карлос убрал в бумажник творения Дамазо и пошел к двери. Но обернулся, чтобы переспросить:

— Значит, мой друг Эузебио Силвейра тоже тут замешан?..

Сеньор Палма горячо возразил, что Эузебио говорил с ним от имени Дамазо!

— Эузебио, бедняга, приходил как его посланец… У меня с Дамазо не слишком-то большая дружба. Мы с ним однажды здорово не поладили в заведении Бискайки. Между нами говоря, я пообещал ему влепить пару оплеух и он это проглотил. Прошло время, и, когда я вел отдел «Светской хроники» в «Истине», он явился просить меня по-дружески, от имени графа де Ландина, чтобы я сочинил несколько шутливых посланий для праздника в честь дня рождения графа… Потом, когда у Дамазо был день рождения, я и ему написал шутливое послание. Потом он пригласил меня поужинать, и мы вроде снова подружились… Но он — негодяй… А Эузебиозиньо, бедняга, был только по его поручению.

Не сказав больше ни слова, даже не кивнув Палме, Карлос повернулся и вышел из кабинета. Редактор «Рога» поклонился спине Карлоса и, подтянув брюки, весело принялся за другой стаканчик водки. Эга тем временем не спеша раскурил сигару.

— Вы теперь редактируете всю газету, Палма?

— Вместе с Силвестре…

— Каким Силвестре?

— Он работает в «Шпильке». Вряд ли вы его знаете. Такой худощавый, недурен собой… Литературного вкуса ни на грош, пишет всякий вздор… Но знаток светской жизни. Какое-то время был любовником виконтессы де Косма, которую называл своей «косматочкой». Силвестре бывает порой весьма остроумен! И знает, знает светскую жизнь, ну там разные делишки знатных господ, любовные связи, интриги… Вы никогда не читали его статей? Дребедень. Мне всегда приходится править его стиль… В том номере был и мой фельетончик, шикарный, в современном духе, — я люблю поддеть как следует… Ну да ладно, до другого раза! А вам, Эга, я весьма благодарен. И я и «Рог» всегда к вашим услугам!

Эга протянул ему руку:

— Спасибо, достойный Палма! И adios![136]

— Pues vaya usted con Dios, Don Juanito![137] — тотчас отозвался сей достойный человек и поклонися Эге с бесподобной salero[138].

Карлос ждал Эгу внизу в экипаже.

— Куда теперь? — спросил Эга, стоя у дверцы.

— Забирайся сюда, и покончим с Дамазо…

Карлос обдумал уже примерно, как с ним покончить. Он пошлет Дамазо вызов, разоблачив его как автора оскорбительной для Карлоса газетной статьи. Дуэль будет на шпагах или рапирах, Карлос возьмет один из тех клинков, блеск которых в оружейной «Букетика» заставлял Дамазо бледнеть. Если, вопреки всякой вероятности, Дамазо станет драться, Карлос проткнет его где-нибудь между шеей и животом, так чтобы он не один месяц провалялся в постели. Если же нет, то Карлос потребует от сеньора Салседе написанную его рукой одну-единственную фразу: «Я, нижеподписавшийся, заявляю, что я — подлец». И Эга в этом случае будет посредником.