Дороги. Часть вторая. - Йэнна Кристиана

– Ну что? – улыбнулась Ильгет, – может, сделаешь материал?

Арнис подумал.

– Знаешь, я сам-то убедился, конечно... Но публика. Понимаешь, у нас издание не то. Во всяких там «Пламенах Духа» и «Новой Эре» такое постоянно печатают. А в нашем... редактор не возьмет. Скажет, ты что, белены объелся? И с Палном-то интервью еле удалось протащить... слушай, а это идея! Давай, Айли, я вставлю в этот материал еще и такой эпизод. Как с одной из учениц ШКС, а?

– Только если ты не будешь называть имени, – сказала Айледа, – я совершенно не стремлюсь к известности.

– Да? – Ильгет жестом показала собаке, чтобы та не вздумала спрыгивать со стола, потом еще погрозила кулаком. Ритика обреченно застыла, – простите?

– Из школы вас беспокоят. Это Гиерра, я классный руководитель вашей дочери, – заквакала трубка.

– Простите, вы имеете в виду, конечно, Дару?

– Да. Она болеет уже вторую неделю, и...

– Не поняла, – Ильгет почувствовала, что тело обливается внезапным холодом, – Дара здорова. Она должна быть в школе!

(Господи, что случилось? Дара моя... что с ней? Что с ней?! Вот оно, началось...)

– Ее нет в школе, – пояснила Гиерра, – и она вообще очень часто пропускает занятия, а потом объясняет, что болела, и что врача не вызывали.

(Но ведь сегодня она ночевала дома... да и вообще она всегда дома. Тьфу ты...) Ильгет постепенно успокаивалась. Кажется, все не так страшно.

– Я.. не знаю, в чем дело, – сказала Ильгет, – но Дара ходит в школу. Так она нам говорит. И... у нас ведь пятеро детей, они идут все вместе. Они доходят вместе с Дарой до самой школы... Спасибо, что вы позвонили, я разберусь, хорошо?

Она повесила трубку, выслушав еще серию раздраженных сентенций учительницы. Вернулась к полустриженной Ритике. Здесь тебе не Квирин, здесь стричь собаку приходится тоже вручную, ножницами, а сушить архаичным феном. Ладно еще, Ильгет с ранней молодости держала только пуделей и разбиралась в уходе за шерстью.

Она начала обрабатывать заднюю ногу и размышлять над новостями.

Ничего себе дела! Что это с Дарой? И куда она ходит вместо школы... И почему, черт побери, почему она начала обманывать?

Такого у нас не было. Никогда. Если у детей были проблемы – мы всегда об этом знали. Да и сейчас знаем. И помогаем. Вот и Эника у нас уже в семье – как родная. И о разборках Анри с этими бандитами мы все знаем. Но что с Дарой? Почему она скрывает что-то от нас? Что она вообще может скрывать?

Ильгет вдруг представила, ЧТО может скрывать ребенок, и ей стало нехорошо...

Может быть, девочка стыдится чего-то... Трудно представить иные мотивы. Ильгет вдруг вспомнила, как по вечерам Дара всегда норовит сесть рядом с ней, прижаться, тонкие ручонки обхватывают мамину талию. Потом хватает руку Ильгет и целует – просто от избытка чувств. Да ведь ни с кем из детей нет и не было таких нежных, доверительных отношений, как с Дарой. И она... она врет?

Щелкнул замок. Ритика дернулась, Ильгет шикнула на нее. Собака обреченно опустила голову. Вот так и стой на этом столе...

А там хозяин, между прочим, вернулся.

Арнис вошел в комнату. Бросил на диван свой кейс. Подошел к Ильгет, молча обнял и поцеловал.

– Ты Ритику, Ритику приласкай. Видишь, она дергается!

Арнис рассеянно приласкал собаку. Ильгет с некоторым трудом заставила ее занять прежнее положение.

Ну вот, по крайней мере, есть с кем обсудить ситуацию с Дарой...

– Иль, – сказал Арнис, – ты знаешь, что я выяснил сейчас?

– Что?

– У Пална консультируется Хаддер. Это мы знаем. А еще через Хаддера, оказывается, с Палном связан Минкулис.

Глаза Ильгет округлились.

– Значит, – прошептала она.

– Значит, он вышел на правительство! Непосредственно на само правительство Лонгина.

– Значит, шансы на то, что он все-таки...

– Не факт, Иль, не факт, что он сагон. Я лично в это не верю. Я бы почувствовал...

– Но он может влиять на правительство. Если Минкулис ему верит...

– Ходить на сеансы – еще не значит...

– Значит, Арнис! Ты не был на сеансе, ты просто не представляешь! Это же тоталитарный тип в чистейшем виде. Он сразу на тебя начинает давить. И ты либо отвергаешь его полностью – но тогда уже тебе и в его секте не место, да и вообще ты с ним больше не будешь... либо ты должен полностью ему подчиниться.

– Да, я знаю... Но Иль, есть еще вариант, что Палн не сагон, но близкий синг. Или даже эммендар. По глазам, вроде нет, но с блинкером же я его не проверял. Во всяком случае, то, что он вышел на правительство, говорит о многом.

– Да, – сказала Ильгет после некоторого молчания, – но ты послушай, что происходит с Дарой...

Дара молча смотрела в окно, словно затянутое серой дымкой. Осень. Пасмурная, смутная городская осень. Золото листьев – где-то вдали, а серое, вязкое – вот оно, здесь, и кажется, вползает в класс, растекается между столами. Резкий пронзительный окрик заставил Дару вздрогнуть. И треск – Гиена ударила указкой по столу.

– Панкин! Опять?! Дневник!

Мальчик начал копаться в сумке. Дара с неприязнью смотрела на эту сцену. Как надоело... Она уже начала ненавидеть Гиену. Ненависть – это нехорошее чувство. Дара не так давно начала исповедоваться и тогда стала вообще задумываться о таких вещах. Но что делать, если Гиену она ненавидит? Ее ненавидят все. И боятся. Панкин затянул:

– Я до-ома забыл...

– Да?! – Даре на миг показалось, что Гиена сейчас ударит одноклассника, и девочка напряглась. Но учительница перенаправила свой гнев.

– Ах так? – она быстро пошла к столу, что-то там написала, протянула Панкину записку, – это передашь отцу. Без родителей в школу не приходи!

Как противно... Гиена повернулась к доске, где Тильгер уже дописывал последнее предложение. Дара снова отключилась.

В первый месяц всякое было. Вот так же Дара смотрела в окно, а Гиена подошла и как треснет указкой по столу. Дара перепугалась даже. И учительница закричала: ты что, ворон считаешь? Оказывается, она спросила Дару, а та ничего не слышала, задумалась. Конечно, это нехорошо, но ведь нельзя же из-за этого на человека кричать?! Дара тогда промолчала, только поплакала.

А потом и поругалась с Гиеной. Очень сильно. Это все из-за Бетти. Бетти плохо видит, у нее большие очки, а на операцию в центре очередь, а денег у ее родителей нет. Бетти сказала, что не видит с доски, поэтому не может сделать задания. Хотя сидит на первой парте. Гиена взяла и прямо вместе со столом толкнула ее вперед, так что Бетти чуть носом не упала, и еще закричала: «Ну что, слепошарая, теперь видишь?» Она очень нервная, Гиена. Но тогда Дара очень обиделась за Бетти, она встала и сказала: вы не имеете права так кричать. Тогда Гиена даже как бы немного испугалась, а потом велела Даре выйти вон из класса. Дара думала, что Гиена вызовет ее родителей, она всегда так поступала. Но почему-то не вызвала. И вообще ничего потом не было. А Дара рассказала родителям сама, и папа сказал, что Гиена больная, несчастная женщина, у нее нездоровые нервы, и надо просто потерпеть, но если она слишком уж будет донимать, пусть Дара скажет, и они пойдут к директору.

Папу можно понять. Ему и так из-за Эльма приходилось ходить в школу, потому что Эльм все время ревет. Плакса. Ну, он еще маленький, конечно. Дара сможет все вытерпеть. Только вот ненависть, это нехорошо. Такая злость внутри, хочется просто убить эту дуру. А ведь нельзя, и от этого так плохо...

Надо помолиться, если ты ненавидишь человека. И Господь поможет тебе. Дара под столом незаметно сложила ладони и про себя стала молиться. Она прочитала «Отче наш», а потом стала просить Бога, чтобы Он ей помог полюбить Гиену... ну, то есть госпожу Гиерри. Но что-то ничего не получалось. Панкин на два стола впереди Дары опять взялся за свое, строчил какие-то записочки и делал из них самолетики, явно собираясь запустить. Ему уже терять нечего, все равно родителей вызвали. А родители, Дара знала, его бьют. Панкин как-то жаловался после уроков. Как ужасно... Дара вдруг представила, что у нее были бы такие родители. Что не мама с папой, а какие-то монстры, которые могут вот так взять и ее ударить... Папа очень сильный. Если бы он ударил ее, он бы, наверное, убил. Только это ему никогда даже не придет в голову. Разве можно бить того, кто слабее? Какой ужас, когда все вокруг против тебя – и родители, и учительница... и никто не может понять, ни с кем нельзя поговорить, объяснить... и в церковь ведь они не ходят.

Нет, не получается полюбить Гиену. Может быть, попросить деву Марию? Иногда когда обращаешься к ней, получается как-то лучше.

Дара снова вздрогнула. Вот что там произошло: Панкин запустил-таки самолетик. Гиена это увидела, мигом оказалась рядом с ним, взмахнула указкой. Дара ожидала треска о стол, но удар получился мягким, и через полсекунды Дара поняла, почему – Гиена ударила Панкина. И еще раз. Мальчик втянул голову в плечи и поднял руки, спасаясь от ударов.

Дара сама не знала, как это произошло. В следующий миг она оказалась рядом с Гиеной, а указка уже – в ее руке. Гиена ее слабо держала, выхватить – делать нечего. Дара уже три года рэстаном занимается все-таки. Тогда Гиена попыталась схватить ее за шиворот, но Дара машинально вывернулась, как учили, и головой ударила в живот Гиены. Учительница охнула и осела. Тогда только Дара поняла, что произошло. Лицо ее пылало. Она стояла в проходе, не понимая, что теперь делать. Гиена держалась за живот. Долго отходит, мелькнуло у Дары в голове. У нас бы никто не стал от такого уДара останавливаться... впрочем, это неважно... ой, что же теперь будет?