Секреты Ватикана - Коррадо Ауджиас

К католической церкви, провозгласившей то, что ее основал сам Иисус Христос (Мессия, Помазанник), принадлежат все крещенные в ее лоне и признающие это христиане. Слово "католик" происходит от греческого прилагательного katholikos, что значит "универсальный, всеобъемлющий".

Конечно, тот факт, что Святой престол представляет собой анклав на территории Итальянской республики, создает для последней ряд трудностей. Но преимуществ в этой ситуации не меньше. Вспомним хотя бы неиссякающий поток туристов к святыням. Сосуществование бок о бок двух суверенных образований — итальянского и ватиканского — в прошлом приводило к противоречиям и недоразумениям. Да и ныне это случается нередко, к тому же границы обоих государств проходят всего в паре метров друг от друга.

На эту тему имеется обширная библиография с массой исторических и публицистических трудов. Я же для наглядности приведу всего один красноречивый пример, не утративший с годами должного эффекта. Речь идет о фотографии, снятой в 1944 году во время нацистской оккупации Рима. На ней мы видим двух немецких солдат с автоматами наперевес, патрулирующих площадь Святого Петра. Они запечатлены на снимке в тот момент, когда стоят, слегка пересекая границу Святого престола, отмеченную на земле гранитными плитами, которые как бы визуально замыкают периметр колоннады. Тут Италия, там Ватикан. Немногие это знают, мало кто обращает на это внимание, но стоит перешагнуть за плиты, как с формальной точки зрения попадаешь из одной страны в другую.

В эпоху наиболее мощной экспансии территориальные владения Святого престола (Церковного, или Папского, государства) распространялись на большую часть Центральной Италии (за исключением Великого герцогства Тосканы) от Террачины, где начиналось Неаполитанское королевство, до устья реки По на рубежах Светлейшей республики Венеция. Эта площадь постепенно сокращалась, пока не была зафиксирована в нынешних размерах после 20 сентября 1870 года, когда берсальеры генерала Ламармора вступили в Рим через небольшую брешь, пробитую пушечными ядрами в паре метров от Порта Пиа, присоединив Вечный город к итальянскому королевству, провозглашенному за девять лет до того (1861 год).

Царствующим понтификом тогда был Пий IX, Джованни Мастаи Ферретти, упрямо цеплявшийся за свои прерогативы в области светского господства, невзирая на плачевное экономическое положение и невнятное администрирование государства. Безуспешно граф ди Кавур, самый блестящий политик Рисорджименто, доказывал ему духовные, и не только, выгоды, которые получит церковь в случае отказа от мирской власти, неприемлемой для новой эпохи.

В 1871 году парламент королевства предложил папе закон о гарантиях (delle Guarentigie), согласно которому понтифик имел бы суверенные прерогативы, а его личность становилась бы "священной и неприкосновенной"; кроме того, ему обеспечивалась ежегодная рента в 750 тысяч лир, равно как и экстерриториальность Ватикана, Латеранского дворца и Кастель Гандольфо.

Пий IX ответил, что скорее предпочтет жить на "обол святого Петра" (на милостыню), чем согласится на это, — и объявил себя "пленником" Италии, заперевшись внутри ватиканских стен. Главам католических государств он запретил наносить визиты в Квиринал — римскую резиденцию короля Италии. Впрочем, всем итальянским верующим (впервые еще в 1868 году) было запрещено участвовать в политических выборах, — знаменитая формулировка много раз повторилась в булле Non expedit, затем со временем ее смягчили и в итоге официально упразднили в 1919 году.

Холодная война между королевством Италия и Святым престолом завершилась лишь в феврале 1929 года, когда Пий XI благодаря содействию своего способного госсекретаря кардинала Пьетро Гаспарри подписал конкордат с премьер-министром Бенито Муссолини. Ватикану были твердо обещаны полное возмещение убытков и компенсация за все экспроприации XIX столетия; прочие экономические преимущества прописывались в финансовой конвенции, учитывавшей даже те доходы, которые принесет существование Ватикана в Италии, например от потока паломников. Кроме того, данным документом удостоверялось, что католицизм — это единственная религия государства. Политические соображения и поиск национального консенсуса существенно повлияли на убеждения Бенито Муссолини, в молодости яростного атеиста и антиклерикала, — теперь же он стал податливым инструментом в руках ловкой дипломатии курии.

Тот первый конкордат был даже частично превзойден новым соглашением между Святым престолом и Итальянской республикой, подписанным в 1984 году кардиналом-госсекретарем Агостино Казароли и председателем итальянского правительства Беттино Кракси. Одним из ключевых результатов, достигнутых благодаря деликатной и щекотливой работе по поиску компромиссных решений, было изъятие из документа определения "религия государства", присвоенного католичеству. Новый текст гласит: "Считается отмененным принцип, изначально зафиксированный Латеранскими пактами, о католицизме как единственной религии итальянского государства".

Важным пунктом нового документа стали изменения в системе содержания клира, согласно которым в пользу церкви теперь отчислялись восемь из каждой тысячи единиц, заявленных в декларациях абсолютно всех налогоплательщиков, за исключением тех граждан, которые ясно и недвусмысленно заявляли о своем желании направить эту сумму на иные цели. Прочие договоренности касаются церковных органов и ценностей, назначения руководства церковных организаций, религиозных праздников, встраиваемых в гражданский календарь, факультативного изучения основ католической религии в школах, уравнивания академических должностей и дипломов ватиканских учебных заведений с итальянскими, защиты культурного достояния религиозного профиля, церковных архивов и библиотек.

Отношения Святого престола с Италией никогда не были простыми и безмятежными, в том числе из-за их очевидной асимметрии. Архиепископ Рино Физикелла, ректор Папского Латеранского университета, резюмировал исследования по этой теме в своей книге "Распавшаяся идентичность" следующим образом:

В силу своей демократической сущности государство должно не только согласиться сравнивать себя с церковью, но ему следует научиться безропотно воспринимать — лишь затем умерять и обуздывать — ее возможное вмешательство в светские дела… Церковь же, взывающая к принципам, происхождение коих божественно и непостигаемо человеком, никогда не сможет одобрить даже малейшего вмешательства государства в основы ее жизни и механизмы функционирования.

Если к такому тезису добавить догмат о папской непогрешимости, то в этих словах настойчиво проглядывает чуть-чуть закамуфлированная временем, древняя, так никогда и не разрешенная идея о политическом верховенстве Святого престола, корни которой восходят к средневековым схваткам папства и империи.

Из ее двойной природы — земной и, скажем так, "небесной" — проистекает и линия поведения церкви, точнее Святого престола, которой она придерживалась во всех тех случаях, когда на нее возводили критику, высказывали подозрения или требовали уточнить позицию. Некоторые истории, рассказанные в данной книге, неплохо это демонстрируют: никакого сотрудничества со следствием, никаких ответов, полное молчание, таинственная уклончивость, как бы ни пытались суд и прокуратура сломить эту броню.

Аналогичный подход долгое время наблюдался и в отношении к скандалу со священниками-педофилами, принявшему с конца 2009 года общепланетарный масштаб. "Тайм", "Шпигель", "Нью-Йорк тайме", "Вашингтон пост", "Ле Монд", "Эль Паис", "Франкфуртер альгемайне", "Ла Репубблика" —