Белые искры снега. Анна Джейн - Анна Джейн

Дальше договорить она не успела. Полина, прижавшаяся к стене между окнами, вдруг резко осела на пол. Голова ее откинулась вправо, глаза закрылись.

Смеяться мгновенно перестали – в коридоре повисла тишина. Даже ученики других классов, находящиеся поблизости и наслаждавшиеся спектаклем, замолчали. Все в недоумении уставились на лежащую без сознания Полину.

- Э-э-э… – пробормотала брюнетка, брезгливо откидывая дневник к рюкзаку, который все так же сиротливо лежал на диванчике. – Я ничего не делала. Я просто пошутила.

- И просто довела ее, - раздался голос Степана.

- А ты как будто бы не смеялся! – огрызнулась девушка.

- Да пошла ты! – не страдал тот обременительными манерами.

- Что делать-то? Позвать надо кого-то? Может, «скорую» вызвать? – заговорили почти одновременно школьники. Одна из девочек, осторожно похлопала Полину по щеке, но та так и не пришла в себя.

- Я ничего не делала! – заявила еще раз брюнетка, отходя еще дальше. – Я ничего не делала!

- У Масловой мать – прокурор, - опять встрял Вшивков. – Она тебя, крошка, наверное, посадит за это.

- Да сделайте уже что-нибудь! – закричала какая-то девушка, видя, что Полина не приходит в себя.

- Идиоты, - процедил сквозь зубы Ярослав Зарецкий, пробился сквозь толпу ребят и взял Полину на руки – Ван помог ему.

- Что тут происходит? – раздался еще один голос – теперь уже уверенный, достаточно громкий. Девушки и парни, оглянувшись, увидели молодую практикантку, которая, сдвинув брови, внимательно смотрела на учеников. Хотя Анастасия Владимировна и не была учительницей, да и ребята часто прикалывались над ней, не особо жалуя, сейчас вдруг только одно ее появление заставило их всех замолчать и занервничать. Заметив Полину, Анастасия Владимировна тут же подошла к ней и пощупала пульс. Видимо, с ним все было в порядке, потому что она не начала паниковать, нервничать и орать практикантка не стала.

– Что вы с ней сделали? – спросила она холодно. – Учтите, ребятки, если с Полиной Масловой что-то серьезное, вам всем несдобровать. Зарецкий! – скомандовала она опешившему Ярославу, держащему на руках Полину. – За мной и быстро. Идем в медпункт. Вшивков, возьми ключ от кабинета и запусти всех в класс. Ждите, когда я приду. – Степан подхватил ключи, почувствовав себя почти героем. Молодая практикантка ему очень нравилась, и он даже пытался заигрывать с ней.

Ярослав одарил Настю незаслуженно злым взглядом и заспешил следом за ней, умудряясь делать вид, что нести хрупкую Полину ему совсем не тяжело. И вовсе не страшно.

Медкабинет находился двумя этажами ниже, и Енот почти без проблем донес Полину Маслову до самой кушетки. По пути нам встретился спешащий к классу, около которого все произошло, охранник, увидевший происходящее по камерам и даже хотел лично взять потерявшую сознание на руки, но Ярослав вздернул подбородок и заявил, что сам прекрасно может позаботиться об однокласснице. И хотя только что прозвенел звонок на урок, в коридорах оставалось полно народу – все они с недоумением глядели вслед Зарецкому, несущему на руках Полину. А он не смотрел ни на кого, просто шел следом за мной, и лишь изредка поглядывал на обессиленную девочку. Мне почему-то казалось, что он испуган и несет ее бережно, с той же долей опаски, которая появляется тогда, когда, например, берешь впервые крохотного пищащего котенка в руки, боясь что-нибудь ему сделать, как-нибудь навредить. Но было в Зарецком помимо этого что-то еще, что-то очень личное, глубоко зарытое, бережно спрятанное. Не думаю, что Полина нравилась ему, хотя, надо признать, он хорошо относился к девочке – я видела это на уроках. Однако что-то непонятное мне Ярослав чувствовал, и я не могла расшифровать это чувство, потому что подобного опыта переживаний у меня не было.

Медсестры в медкабинете к нашему появлению отнеслись на удивление спокойно – видимо, школьнички часто посещали ее скромную обитель с самыми разными травмами, и единственный, кто испугался, так это какой-то пятиклашка, пришедший на прививку. Он такими огромными глазами смотрел на Полину, как будто бы с ней случилось что-то совершенно ужасное. Я же почему-то была уверена, что с девчонкой все в порядке. Видимо, свалилась в обморок из-за нервов – когда я шла в начале коридора, слышала, как окружившие ее одноклассники радостно ржут – видимо, над ней. Даже издалека происходящее казалось гадким – как будто бы на беззащитного ребенка налетела стая каркающих ворон, а не родные одноклассники. За высокой белоснежной ширмой процедурного кабинета медсестры принялись приводить девочку в чувство, а мы с Зарецкой остались в кабинете.

- Что произошло? - Спросила я (по пути в медкабинет мы не разговаривали). И, если честно, хоть вчера мы вместе пережили много очень веселых и не очень минут, сейчас между мной и мальчишкой вновь стояла невысокая, но крепкая стена под названием «субординация». Я – учительница, он мой ученик. И мы не в кафе, не на улице, не в одной машине, и даже не в одном отделении полиции, мы в школе.

Мятные глаза с неудовольствием посмотрели на меня, и Зарецкий процедил нехотя, засунув руки в карманы брюк.

- Полина упала в обморок.

- Это мне понятно. Из-за чего?

- Наверное, ей стало нехорошо. – Не желал ставить меня в известность Енот. Вот сволочь! Я тут переживаю, пытаюсь понять, что делать дальше, как помочь Полине и как рассказать обо всем классному руководителю, чтобы она предприняла меры и хоть как-то наказала виновных, а он опять выделывается, ломается, как девчонка перед ухожером.

- Зарецкий, я с тобой разговариваю серьезно. Что случилось? Не расскажешь ты, расскажут другие.

- Вшивков, например, - ухмыльнулся Яр.

- Хоть бы и он. – Со Степаном мы хорошо общались. Он недавно добавился ко мне в друзья в социальной сети и тоннами присылал картинки, шутки, большинство из которых, правда, были глупыми, и миллионы смайлов.

- Вот у него и спроси, - непонятно почему занедовольничал Енот Адольфыч.

Я крепко сжала зубы. Глупый мальчишка!

- Зарецкий, если сейчас ты сам не расскажешь, что произошло, я буду считать, что ты был одним из тех, кто травил Полину. И о своих наблюдениях доложу Светлане Викторовне и заучу. Нехорошо будет, если господина президента всея школы заподозрят в плохих делишках, а?

- Невыносимая. - Второе слово я не расслышала – это было что-то среднее между «девица» и «дура».

- Что-что ты сказал? – сощурилась я. Если бы он не был молим учеником, я бы его пришлибла. Говорила это сто раз, но повторюсь – этот мелкий тип обладает невероятным свойством начать злить меня, просто пару раз открыв рот и что-то вякнув.

- Мне замолчать?

Я мысленно представила, как откручиваю еноту голову, однако все же сохраняла спокойствие.

- Говори.

- Я не могу говорить, - словно издевался он, сохраняя при этом совершено невозмутимый вид. – Иначе мои одноклассники подумают, что я сдал их. Это, знаешь ли, может повредить мою репутацию. А я, как-никак, - тут он позволил себе премило, непринужденно и даже чуть-чуть извиняющее улыбнуться, - президент школы.

- Никто из твоих одноклассников ничего не узнает. А если ты президент, - я с усмешкой выделила это слово, - школы, то на тебе лежит ответственность. Ведь тебя выбрали люди, так?

- Ну, предположим, так, - изящным жестом убрал Яр волосы со лба назад, видимо, порою даже не особо понимаю, насколько артистичными бывают его движения. Мой взгляд почему-то зафиксировал выступающую косточку на запястье, чуть ниже которой висел простой черный резиновый браслетик.

- Тогда перед кем несешь большую ответственность – перед беззащитным человеком, которого обидели, или перед теми, кто обидел, но боится наказания? – с некоторым трудом оторвала я взгляд от его руки. Теперь я смотрела прямо в светло-зеленые глаза, в которых тонуло беспокойство.

Ярослав поерзал на стуле, вытащил руки из карманов, постучал по колену, потер шею. Ситуация его не устраивала, а остатки совести настойчиво барабанили в дверь с табличкой «Центр принятия решений».

- Просто скажи, что произошло с Полиной Масловой. Ее опять доставали ваши штатные барби? – очень непедагогично назвала я учениц.

Зарецкий повеселился, услышав про барби, и соблаговолил, наконец, открыть рот:

- Ты…. Вы же более чем прекрасно понимаете, Анастасия Филипповна, что практически в каждой социальной группе есть индивиды, которые позволяют издеваться над собой? В нашей школе это не так ярко выражено, но все же имеет место быть, Анастасия Ололоевна. Полина, - тут он понизил голос, видимо, опасаясь, что Маслова сможет услышать его, - девушка нормальная, но постоять за себя не в силах. У нас нет травли, как таковой, но класс разделен на несколько частей, и та часть класса, к которой принадлежат, как вы выразились, барби, позволяет себе вольности по отношению к той части класса, к которой принадлежит Полина. Она нормальная, - вновь повторил он, медленно поглаживая большим пальцем подушечки остальных. – Умная, творческая, все такое. Но если к ней цепляются, не может постоять за себя. А я контролировать весь класс постоянно не могу, - он посмотрел на меня так сердито, как будто бы именно я виновата в том, что Зарецкий не может сдержать своих одноклассников. – И я не нянька. Я и так помогал, сколько мог.