Доминум - Полина Граф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я провел рукой по маминому клетчатому пледу, висевшему на кухонном стуле. Цветы в вазе давно усохли. Мама выращивала их в саду, который зарос и уныло просматривался сквозь грязное окно. Раньше там краснела клумба с маками. А вот серебряный отцовский лук – спрятан в щели между стеной и комодом, как и всегда. Теперь он был мне по размеру. Его испещряли мерцающие трещины, а плечи украшались перекрестной перевязью из вплавленных синих нитей.
Я хотел было достать его, но взгляд упал на пыльный пол. Я заметил следы, причем совсем свежие. По шее пронесся холодок. Кто-то был здесь до нас. А может, до сих пор прятался где-то в доме?
Меня разъедали непреодолимая тоска, сожаление и отчаяние. Я не хотел идти вперед, но шел, оглядывая до боли знакомые темные стены и отцовские картины. Мы вернулись в коридор с фотографиями. Целая отнятая жизнь. С каждым шагом от меня будто отрывали по куску. Этот процесс начался давно, задолго до слияния с чужим осколком и даже до вступления в протекторы. Весь мой путь заканчивался здесь, все дороги вели исключительно в это место. Конечно, куда же еще?
– Что мы ищем? – спросил Стефан, когда я остановился.
Мне было страшно, будто, соверши я неверное действие – и все пропадет. Навсегда. Я не ответил другу и затравленно посмотрел на вход в гостиную. Оттуда раздался приглушенный шорох.
В эту комнату всегда щедро проникал свет, поэтому глядеть на нее в полумраке было непривычно. Мое пребывание тут казалось запретным и неправильным, и каждый сантиметр дома словно тихо рокотал об этом.
Я замер, уставившись на кресло. В нем сидел незнакомец, скрывавшийся за полотном мрака. Он не двигался, напоминая труп или попросту спящего. Но у живых есть энергия, есть душа, а тут я не ощущал ничего. Луч света вырвал человека из темноты.
Казалось, я заглянул в собственное лицо: оно было несколько старше и отрешеннее, но в остальном…
– Это… – поразился Стефан, отступив на шаг.
Рука дрогнула, фонарь выпал.
– Нет…
Я в потрясении попятился и сшиб лампу. Она с грохотом раскололась, ровно как и мое сознание. Я и сам упал, но ни на секунду не отрывал панического взгляда от кресла.
– Нет, нет, нет, нет!
Ноги сами понесли меня к выходу. Я уже был готов выбежать в коридор, когда Стефан нагнал, схватил и с такой силой впечатал меня в стену, что висевшие на ней рамы задрожали.
– Пусти! – как умалишенный вопил я, отбиваясь.
Лицо Стефа омрачилось. Он накрепко держал меня за мундир и терпел удары.
– Ты никуда не пойдешь, – звенящим от напряжения голосом сказал он.
– Нет! Я не могу! Нет, нет! Отпусти меня!
Протектор влепил мне затрещину. Секундная метель превратилась в горячую пульсирующую боль. Воздуха отчаянно не хватало.
– Пожалуйста… – в отчаянии взмолился я.
– Ты не можешь отвернуться от него, – зашипел он, пристально буравя меня глазами и лишь крепче стиснув ткань мундира. – Не можешь отвернуться от себя. В тюрьме ты помог мне, остался рядом. Потому в долгу я не останусь. Ты обязан завершить начатое. Здесь и сейчас.
Я дышал часто и тяжело, с трудом собирая себя по крупицам. Казалось непосильным заставлять налитые свинцом ноги делать каждый новый шаг. Меня бросало то в жар, то в холод. То в страх, то в гнев. Я мог сердиться, кричать, проклинать всех родившихся за небесами и под ними, но в конце не осталось ничего. Я мог только принять и смириться.
Я заглянул в лицо отцу, которого считал мертвым многие годы.
Словно с тех пор не прошло и дня. Ни единого паршивого часа. На нем была привычная одежда; я даже помнил этот темный жилет: мама много раз пришивала к нему вечно отваливающиеся пуговицы. Отец не постарел ни на сутки. Сейчас он годился мне скорее в старшие братья, чем в родители, – и тридцать пять дашь с натяжкой. Только в тот самый миг мне вдруг стало интересно: а старел ли он вообще, когда был с нами? Я абсолютно этого не помнил!
Его глаза ужасали. Они были открыты, и он даже изредка моргал, но в глубине зрачков не было жизни. Как будто выключился свет, к которому я так привык. При соприкосновении с его рукой мне ничего не открылось. Пусто.
– Это… Это можно как-то логически объяснить… – сбивчиво прохрипел я, потому как в горле резко пересохло. – Порой все не то, чем кажется, и… и…
Я снова задыхался.
– Его оболочка пуста, так ведь? – с беспощадным напором уточнил Стеф. – Функционирует без души. Да, Макс. Это можно объяснить логически. И ты знаешь как.
– Нет, не знаю! – взорвался я, резко оборачиваясь к нему. – Я ничего, мать твою, не знаю! Мои родители, мои воспоминания, я сам – все это ложь! Все оказалось херней! Я хотел понять мир вокруг, но выходит, что вместо законов Эквилибриса мне стоило озаботиться собой! Как я могу быть хоть в чем-то уверен, когда не знаю, кто я такой?! Ну давай, ответь мне! Кто я?!
– Максимус… – голос был не громче шелеста листьев.
Сердце покрылось льдом и треснуло на миллиард частей.
– Я знаю имя… – монотонно произнес отец, глядя только перед собой.
Я смотрел на него, затаив дыхание и точно примерзнув к месту. А отец продолжал, как будто вылавливал случайные обрывки фраз прямо из воздуха:
– Почему их так много? Имена. Кто они?.. Так много жизней… – Он нахмурился.
– Что он несет? – спросил Стефан.
– Остаточные воспоминания, – коротко ответил я.
Его голова медленно повернулась. Отец вгляделся в мое лицо.
– Кто ты? – вопросил он, хмурясь все больше, точно отчаянно пытаясь вспомнить.
Слова застряли под языком, с которого уже были готовы сорваться. Я просто онемел.
Он расслабился и неожиданно для меня еле заметно улыбнулся.
– Ты так похож на него. На моего сына. Только он младше… – Отец осекся и потупил взгляд. – Был младше, когда я видел его в последний раз. Такой смышленый. Так вот откуда это имя… Максимус. Да, да… как я мог забыть его?
Я стиснул челюсти. Глаза предательски защипало. Рука потянулась к красному накопителю в рабочем поясе. Так нужно. Так необходимо.
– И Анна… – не останавливался отец, неторопливо обдумывая каждое слово. – Почему я провожу с ними так мало времени?.. Может, стоит взять еще один перерыв. Жизнь же такая… скоротечная. Я не хочу терять те моменты, которые могли бы у нас быть. Не хочу
