История Византийской империи. Эпоха смут - Федор Успенский

В политическом отношении поворот военной деятельности Омортага от юга на запад свидетельствует о больших способностях тогдашнего вождя Болгарии. Уже было говорено о громадном перевороте на Дунае и Саве, вызванном движением германцев на восток и империей Карла Великого. Омортагу принадлежит крупная заслуга в том отношении, что, прекратив распри с Византией, он мог обратить свое внимание на западную окраину славянского мира, где его завоевания шли на счет ослабевшего Аварского царства и, по всей вероятности, направлялись против распространения франкского господства по Дунаю и Саве. Надпись, говорящая о походе за Тиссу, подтверждает важный факт широкого распространения власти болгар в западном направлении. Не менее того неожиданно, но вместе с тем подтверждено надписью на колонне движение болгар на севере от Дуная. Ясно, что в сферу влияния Омортага входили здесь Молдавия, Валахия и Южная Россия, куда он предпринимал военное движение и где при переправе через Днепр утонул один из его героев [465]. Можно пожалеть, что до сих пор нельзя с уверенностью говорить о том, что происходило в первой четверти IX в. в землях, лежавших западней Сердики, или Софии, по Тимоку и Мораве, куда, очевидно, была теперь направлена деятельность Омортага, и где подготовлялась уже славянская политическая организация. В то время массы мораван и словаков переходили в Паннонию, освобожденную от аваров вследствие побед полководцев Карла Великого [466].

По всем данным, однако, здесь не было достигнуто полного замирения при жизни Карла. В 817 г. к Людовику Благочестивому является греческое посольство по делам далматинского побережья. В следующем году пришли к франкам послы хорутанского князя Борны и другого князя, Людевита, принесшего жалобу на маркграфа фриульского Кадолая. В 819 г. началось в Паннонии движение Людевита, причем славянами было нанесено поражение маркграфу Кадолаю. Вследствие этого брожение передалось далее на восток к Тимоку, где уже начиналось болгарское политическое влияние. Может быть, имея поддержку в Болгарии, Людевит долго держал в значительном напряжении силы маркграфа, который в 820 г. снарядил большое войско из баварцев, алеманнов и саксов против Людевита и страшно опустошил его страну. Но в 822 г. снова был предпринят против Людевита поход, на этот раз окончившийся счастливо для франков. Людевит был разбит, изгнан из своего княжества и в следующем году убит в Далмации. Так потушено было начинавшееся в этих местах стремление к политической организации славян [467].

Самые последние годы дали новый материал для оценки государственной деятельности Омортага, — это известная Чаталарская надпись [468]. Она сделана после 822 г. и свидетельствует о построении Омортагом новой столицы на р. Камчии, получившей впоследствии имя Преславы (821–822). Весьма любопытно, что в надписи упоминается об украшении новой столицы четырьмя колоннами и поставленными на них медными львами. Перенося столицу на юг, к самой подошве Балканских гор, откуда легче можно было следить за горными проходами, Омортаг не оставил в пренебрежении старый аул, называемый Плиска. Что эта последняя не потеряла своего значения и после постройки нового укрепленного стана, свидетельствуется тем, что в начале X в. в Плиске — Абобе построен был обширный христианский храм, превосходящий все существующие в Болгарии церковные сооружения. Хотя в надписи Омортаг говорит о себе δ εκ θεου άρχων, но это не должно вводить нас в заблуждение: он был предан языческому культу, соблюдал языческие обряды при заключении договора с Византией и преследовал болгар за переход в христианскую веру.

Глава XIV

Иконоборцы и иконопочитатели в первой половине IX в. Завоевание арабами Крита и Сицилии

В первые годы IX в., со времени возведения в патриархи бывшего гражданского чиновника Никифора, Студийский монастырь занял вместе со своими игуменами Платоном и Феодором несколько оппозиционное положение по отношению к высшей церковной власти. Чтобы сломить упорство монахов, император тогда же думал разогнать студитов и закрыть монастырь, но его остановило то соображение, что закрытие такого значительного монастыря может вызвать неудовольствие и повредить авторитету нового патриарха. В ближайшие затем годы студиты должны были испытать ряд притеснений и неприятностей, и в течение двух лет Феодор и Платон (809–811) находились в ссылке. Хотя при Михаиле Рангави им сделано было удовлетворение по делу об Иосифе, но с вступлением на престол Льва V, человека с определенным направлением в церковных вопросах, студитам вновь предстояло выступить в качестве бойцов в защиту церковных интересов.

Лев V вступил на престол избранием войска и одобрением этого избрания со стороны сената. Он был перед тем стратигом фемы Анатолики и по происхождению армянин. По церковным убеждениям Лев принадлежал к приверженцам иконоборческой системы и весьма может быть, что самым избранием на царство был обязан сильной в войске и в восточных провинциях партии иконоборцев. Во всяком случае, стоявшая тогда во главе церковного управления партия с патриархом Никифором во главе имела основания не доверять новому избраннику войска и пыталась, хотя безуспешно, связать Льва письменным обязательством сохранить без изменения церковный строй [469]. Император уклонился от предложения подписать заготовленный ему патриархом акт, так что с первых же дней обнаружились недоразумения между светской и духовной властью, которые не предвещали ничего хорошего. Что у царя Льва при самом вступлении на престол уже имелось намерение произвести иконоборческую реакцию, это доказывается весьма определенными летописными известиями, а равно обстоятельствами дела, к изложению которых сейчас переходим.

Едва утвердившись на престоле и не останавливаясь перед страхом болгарского нашествия и осады Константинополя, царь Лев уже весной 814 г. окружает себя доверенными людьми иконоборческого направления, которым делает поручение заняться подготовкой вопроса о церковной реформе в смысле желаний иконоборческой партии. К этому же времени выясняются состав и силы того и другого лагеря. Говоря в предыдущей главе о переговорах по вопросу о заключении мира с болгарами, мы видели, что политический смысл и важное значение этого договора совершенно устранялись так называемыми дурными советниками, во главе коих был игумен Студийского монастыря. Не говоря о прочем, здесь важно отметить политическую роль Феодора Студита, в какой ему удалось выступить в эту эпоху замышляемых правительством церковных реформ. Более видным лицом со стороны иконоборческой партии тогда же начинает выдвигаться Иоанн Грамматик, анатолиец по происхождению, занимавший в Константинополе скромную церковную должность анагноста. По своим способностям и высокому образованию выгодно отличаясь среди тогдашнего духовенства, Иоанн поставлен был во главе комиссии, которой было поручено рассмотреть все дело о взаимном отношении систем иконоборчества и иконопочитания и приготовить об этом материал для предполагаемого к созванию собора. В высшей степени можно пожалеть, что как о самом Иоанне Грамматике, так и об его сотрудниках и об их работах сохранилось слишком неблагорасположенное известие со стороны писателя, явно к ним враждебного: «Иоанн в сообществе с некоторыми грубыми невеждами уполномочен был царем пересмотреть старые книги, скрывающиеся в монастырях и церквах. Собрав множество книг, они старательно исследовали их, но не нашли ничего из того, чего злостно добивались, пока не напали на синодик Константина Исавра. Найдя в нем для себя точку опоры, начали искать и в других книгах для себя нужные места, отмечая знаками те, которые, по их мнению, могли убедить неразумную толпу, что в древних книгах можно находить запрещение поклоняться святым иконам. Когда Лев спросил одного из них, можно ли подтвердить книгами поклонение иконам, тот отвечал: об этом нигде не написано, но говорят, что таково древнее предание. И они боролись против истины, начав с Пятидесятницы собирать книги, в июле привлекли на свою сторону Антония, епископа силейского, и до декабря держали дело в тайне» [470]. Можно думать, что упомянутая комиссия должна была представить царю записку о тех основаниях, которыми руководились отцы VII Вселенского собора в своем определении по отношению к святым иконам. О подготовительных работах комиссии не могло не распространиться слухов, но на вопросы любопытствовавших Иоанн держал уклончивый ответ: «Царь поручил разобрать по старым книгам один вопрос».

В декабре 814 г. дело начинает получать гласность. Патриарх стал тревожиться и принимать меры предосторожности. Т. к. личные объяснения между царем и патриархом не привели к соглашению, то последнему было предложено войти в непосредственные сношения с Иоанном Грамматиком, но от этого в патриархии нашли справедливым отказаться. Переговоры между иконопочитателями и иконоборцами сделались предметом широкой гласности. Об этом стали разговаривать среди народа и в войске; как в первый период иконоборческого движения, так и теперь произошла манифестация перед воротами Халки, причем противники иконопочитания бросали камнями в чудотворный образ Спасителя. Патриарх Никифор озаботился собранием поместного собора из бывших в Константинополе епископов и игуменов монастырей для обсуждения мер к сохранению церковного строя и совершил в Церкви св. Софии торжественное молебствие о мире Церкви и о смягчении царя. С своей стороны император, не желая разрывать сношений с господствующей Церковью, предложил патриарху прибыть во дворец для новых объяснений. Т. к. с патриархом прибыли и члены бывшего в патриархии собора и остановились перед воротами дворца, то царь согласился допустить во дворец сопровождавшее патриарха духовенство и устроить род совещания по вопросу об иконах. Явившиеся сюда епископы смело отстаивали то положение, что иконопочитателям нет оснований входить в пререкания с противниками поклонения свв. иконам; эту мысль с особенной настойчивостью выразил в своем обращении к царю Феодор Студит. В его речи, между прочим, было следующее место: «Дела Церкви принадлежат ведению пастырей и учителей, царю же принадлежит управление внешними делами, ибо и апостол сказал, что Бог поставил одних в Церкви апостолами, других пророками, третьих учителями, и нигде не упомянул о царях. Цари обязаны подчиняться и исполнять заповеди апостольские и учительские, законодательствовать же в Церкви и утверждать ее постановления — это отнюдь не царское дело» [471].