КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК - Владимир Орлов

Ей, Даше, стало быть, следовало ждать весны?

Блажь! Блажь! Блажь и глупость! За дурочку, что ли, ее принимали, способную поверить в сказки с добродетельными чудовищами и капитанами Греями? Но кому нужны были теперь дурочки?

Но ведь блажью была и затея неизвестного забавника с заточением ее, Даши, в меблированных помещениях, в терему ли высоком или в секретном бункере, неважно где! Рано или поздно найдутся всему разъяснения скорее всего печальные или даже безобразные. А потому надо терпеть и ждать. Хорошо хоть пока не морят голодом, не морозят и не пытают, как в ходовых сериалах (а в комнате Даши в стене при ее желаниях вспыхивал и экран телевизора, правда, всего с двумя тарелочными каналами, одним «НТВ-спорт» с показом футбольных матчей исключительно португальского чемпионата, другим - «Динамит», на этом давали как раз сериалы с потерями памяти, пропажами ребенков и чудесным их обретением, со стрельбой и пытками в застенках заложников или просто людей непокорных и несговорчивых).

Открывшееся оконце-амбразура (Даша понимала, что это - неспроста, а по чьему-то намерению) стало для нее интереснее тарелочных каналов.

Поначалу ее занимали движения людей, видимо, из охраны и обслуги, жизнь и суета птиц, чаще всего мелких, голуби и вороны появлялись здесь редко, зато суетились, дрались из-за крошек пташки малые, синички и воробьи, снегирь пожаловал лишь однажды. Естественно, у Даши возникало желание подкормить оголодавших пернатых, хлеба им накрошить или зерен подбросить. Но увы, увы…

И вот теперь фура дальнобойщиков привезла камни. Расставляли их до сумерек, словно бы совершая некое магическое действо. До того важны были перемещения и жесты людей в синих комбинезонах. Лица их были Даше незнакомы. Мысли о бункере или о подвальном этаже терема приходили к Даше оттого, что оконце-амбразура находилось почти над землей. Люди и некоторые камни даже возвышались над Дашиными глазами, и их удобно было рассматривать. Не обнаружив знакомых лиц, Даша внимательнее принялась разглядывать камни. Всего их встало на поле двадцать девять. Все они были сами по себе и вряд ли бы захотели затеять разговор между собой. Один из них напоминал пирамиду. Другой - каменную бабу, виденную Дашей в причерноморской степи, рядом с ее Скадовском, вроде бы она осталась от скифов. Третий, рыжий по цвету, состоял из трех шаров, и явно шары эти были созданы не рукой человека, а водой и ветром. Но были камни, к каким рука человека, вернее, инструменты его, по мнению Даши, наверняка, прикасались. На желтом боку одного из них, обтесанном и отполированном ради того, чтобы выявить фактуру камня, светились три малиновых глаза. Работники долго маялись с камнем и, наконец, повернули его так, что малиновые глаза уставились прямо в Дашины глаза, в Дашину душу. Ей стало не по себе. Она сползла со спинки дивана, уткнулась лицом в бархатную подушку и заревела. Потом она успокоилась, посчитав, что камни привезены вовсе не ради нее.

Среди работников появился новый персонаж. Он был в светлой дубленке и финской меховой шапке с козырьком и наушниками. Выглядел он несомненным руководителем расстановки и обустройства камней. Слов он произносил, видимо, немного и, возможно, был доволен осмотром. «Ба, да это же…» - сообразила Даша. Не сразу сообразила. Даже когда он пощипывал бородку, еще не признала его. А вот когда он встал возле одного из мелких камней (и мелкие камни все были «разнолицые»), сложил руки на груди, а голову откинул назад и принялся рассматривать произведение искусства, сообразила. Это был Агалаков, Николай Софронович, он заходил в закусочную в Камергерском вместе с миллионщиком Квашниным, он-то и присмотрел их закусочную, а позже в Дашином присутствии уговаривал пружинных дел мастера сотворить какой-то особенный тайник.

Так, так, так! Агалаков, Квашнин и пружинных дел мастер, Прокопьев Сергей Максимович, «зовите меня просто Сергей…» Вот ведь как все повернулось…

Дня три Даша в оконце не смотрела. Амбразуру забила подушками с двух диванов. Нажимала на кнопки пультов, сериалы с бандитами прекращала во время перестрелок, бразильско-марокканские страдания стали ей противны, умертвив нервные голоса комментаторов, тупо глядела на беготню черноволосых мужиков, гонявших мячи в Порту и в Лиссабоне. Плакала, тихо, почти беззвучно, чтобы Щупачиха и Генерал не услышали ее. В стенных шкафах висели дорогие наряды, недоступные Даше в прошлой жизни, были дни, когда Даша с удовольствием примеривала все, что ей предоставили, перед зеркалом крутилась, теперь же она надевала лишь черный скромненький тренировочный костюм, неизвестно каким макаром оказавшийся среди шелков, бархатов и кашемиров.

Иногда все же являлась блажная мысль: «А вдруг и впрямь, придет весна, сойдет с реки лед, подует теплый ветер…»

Нет, человек или люди, какие вызвали ее злоключения в Москве, Долбне и Марфине, никогда не смогут стать ей приятны. Даже если они сломят ее и вынудят принять их условия, ничего хорошего не выйдет ни для них, ни для нее. А то, что там и тут действовала одна команда, подтверждало присутствие в сторожке-гостиной Щупачихи и Генерала. Но неужели люди, придумавшие эту затею, не могли не понимать, что каверзой своей они ее расположения не вызовут? Или ее приволокли сюда и держат здесь ради каких-то совершенно разбойных целей? И им нужна не ее жизнь и не ее покорность, а ее погибель?

Она могла и удавиться. О чем думала в минуты отчаяния. Приспособлений в каземате хватало. Да и вилки с ножами сгодились бы для расчета с жизнью. Но вот какая странность, при всей мерзости своего положения Даше было интересно узнать: а что же с ней надумают делать дальше? Скорее всего надумают еще более мерзкое. И тем не менее… И очень важно было для Даши взглянуть в глаза пружинных дел мастеру и спросить его: «И ты с ними?» Очень важно! Ко всему прочему Даша верила в свою живучесть.

Подушки от оконца-амбразуры были отброшены. День стоял солнечный. В глаза Даше солнце не било, и она стала рассматривать камни, до того нынче здесь уместные, словно они проросли сквозь землю усадебного (бункерного) поля лет сто назад и сцепились корнями навечно. Три дня назад она посчитала, что камни привезли явно не ради нее. Теперь же была убеждена, что - и ради нее, и что камни не привезли, а они именно здесь и выросли, и никакой Агалаков Николай Софронович расстановкой их не распоряжался.

Даже люди в синих комбинезонах, явившиеся убирать снег, возможно, выпавший поутру, этих мыслей ее не отменили. Не отменило их и ворчание за стеной Щупачихи: «Надо же было тратить дикие деньги на такую мутотень и переть их сюда из самого Китая!» «Не считай чужие деньги, Анджелла! Их тебе не счесть!» - заявил Генерал. Стало быть, Щупачиху звали Анджеллой!

В те дни Щупачиха и Генерал удивлялись спокойствию Даши. А спокойствие и лад в ее душе возникали при созерцании камней. Для нее в поле перед оконцем-амбразурой то и дело создавались все новые и новые сочетания или комбинации каменных персонажей. Рыжий камень «Три шара» то бранился с соседом, малышом со шляпкой боровика, то забывал о нем и переглядывался с Пирамидой. Конечно, все это возникало в Дашином воображении, и она удивлялась самой себе: неужели она такая фантазерка? За стеной пыхтели и постанывали в эротических упражнениях Щупачиха с Генералом (Даша знала, что делают они это за деньги, то Генерал платил сучке за услугу, то Щупачиха поощряла клиента за ненанесение ей членоповреждений). Дашино тело, пылкое, ядреное, испытывало томление и из-за звуков и игр за стеной, и по естественным причинам, и Даша принималась придумывать камням любовные истории. Кое-как это отвлекало ее. Ничего замечательного, пожалуй, в этом и не было. Но что оставалось делать? Не заниматься же вынужденным самообслуживанием, предполагая к тому же, что есть в ее апартаменте-каземате любопытствующие жучки?

Нет, хозяин или хозяева, угощавшие ее своим гостеприимством, не могли быть порядочными людьми.

И все же наблюдение за полем камней приносило ей спокойствие. Или даже умиротворение.

До поры до времени.

Да появления среди камней встревожившей Дашу парочки. День был морозный. Барышня, увиденная Дашей, оделась тепло - темно-синяя дубленка, отороченная белым мехом, белая пушистая шапка и белая же муфта, из девятнадцатого будто бы века. Кавалер же ее, припрыгивающий рядом, не от холода, а явно дурачась, выглядел шалопай шалопаем. Был он в поварском колпаке, в жилетке конторщика, напяленной поверх ковбойской рубахи и в длиннющих туфлях с загнутыми носками. Одно из мест поля затянуло льдом, и шалопай стал скользить по катковой дорожке, вскидывая ноги и будто бы норовя поддать ближним камням носком правого туфля. А шалопай этот бывал в закусочной в Камергерском, кассирша Людмила Васильевна называла его то Арнольдом, то Альбертом, то Ардальоном, он вечно балагурил и отсыпал ей, Даше, комплименты. Людмила Васильевна по служебной роли улыбалась Ардальону, а за глаза называла его прохиндеем. И даму с муфтой Даша видела в Камергерском. Ее манерный господин Агалаков познакомил там с пружинных дел мастером Прокопьевым, позже она два или три раза любезничала в закусочной с Прокопьевым, вызывая досады Даши.