Дневники св. Николая Японского. Том ΙII - Николай Японский

Христианин из Сукагава, Павел Нисимура, привез дочь тринадцати лет сюда в школу; катихизатор прежде просил принять ее на том основании, что ее за веру притесняют в школе там.

— Притесняли тебя? — С участием спрашиваю.

Она даже не поняла вопроса.

— Товарки тебе говорили что–нибудь неприятное за то, что ты христианка?

— Нет.

— Учителя делали это?

— Нет.

— Но знали все, что ты христианка?

— Знали.

— Ты почему же так думаешь?

— Мальчики иногда звали меня «Ясо».

— Больше этого неприятностей из–за веры тебе никаких не было?

— Никаких.

— Сколько всех учащихся у вас в школе?

Отец ответил, что человек 1700. Неудивительно, что в таком количестве есть несколько сорванцов мальчишек. Но катихизатору зачем же дело представлять в неестественно преувеличенном виде?

5/17 мая 1896. Воскресенье Святых Отец.

Кавамото положительно не годен для заведывания школой.

Сегодня, даже для меня, не старающегося примечать, троих учеников не было в Церкви (всех не было, вероятно, вчетверо больше), — Кавамото об этом ничего не знает, несмотря на то, что сам же ведет учеников в Церковь. Не бывшие на мой взгляд попались — совсем случайно под взор из окна, когда выходили до обедни в город и возвращались после обедни к обеду.

Вечером, в исходе седьмого часа, когда все ученики должны быть глубоко заняты, стук и гам в коридоре вывели меня из внимания к переводу. Пошел сказать Кавамото, но его дома нет; прошел по комнатам семинаристов, — многих нет на месте, а один только что из города возвращается; у учеников Катихизаторской школы никого за уроками; а в первом номере лишь мел старший комнату, готовя ее к занятиям, а в комнате почти никого. Велел Алексею — сторожу, прислать ко мне Кавамото, когда он вернется. Алексей до молитвы не сделал этого.

— Почему не позвал Кавамото? — Спрашиваю, когда в девять часов он явился сказать, что «молитва».

— Пятнадцать минут тому назад я смотрел, его не было дома.

На молитве Кавамото видится.

После молитвы пригласил к себе.

— Отчего вас дома не было во время занятных часов?

— У меня в городе дело было.

— Но там ваше личное, здесь служебное.

— Конечно, я не прочь… — и пошел было.

Я сказал лишь: «Следовало бы вам не браться за эту службу, коли не чувствуете способности и охоты к ней. Больше мне с вами говорить нечего». И указал ему дверь, чтобы избавиться от дальнейших его грубостей.

6/18 мая 1896. Понедельник.

Сегодня утром предложил Емильяну Хигуци быть «кочёо» вместо Кавамото. К сожалению, не может тотчас же принять школу: должен отправиться на днях в Исиномаки по воинскому призыву.

В Посольстве был молебен, ибо сегодня день рождения нашего Государя. Возвращаясь из Посольства, должен был в одной улице ждать проезда Императрицы, которая была в Женской учительской школе и как раз в это время проезжала обратно.

7/19 мая 1896. Вторник.

У учеников была рекреация; ходили в Асукаяма, куда им и обед возили; я дал на чай там 3 ены. Вернулись в седьмом часу. В Женской школе отказались от рекреации, предпочитая иметь ее на будущей неделе, в день рождения Императрицы.

Мы с Накаем переводили молитвы вечернего богослужения Пятидесятницы.

8/20 мая 1896. Среда.

После обеда учителя–академисты и все ученики ходили на кладбище отслужить панихиду по учителе–академисте Клименте Намеда, умершем в прошлом году в этот день.

Вечером, с шести часов, была всенощная с величанием Святителю Николаю. Пели оба хора, из которых правый иногда разнил: не было регента Алексея Обара; и не дай Бог исполниться опасению, что он уже и не будет. Сегодня именно он отправился в Боосиу по совету доктора: болен чахоткой, худой, как скелет; если умрет — беда для хора: он единственный из японцев, могущий управлять хором; у всех прочих хор расползается на простом «Сю аваремеё».

9/21 мая 1896. Четверг.

Праздник Святителя Николая.

С семи часов литургия, отслуженная мною и о. Романом с диаконом Стефаном Кугимия. На молебен выходили и другие. Потом поздравления. Дано по 5 ен на школы мальчиков и девочек, и в обеих делали «симбокквай». Священнослужащие же, учителя и другие, приглашены были одни на завтрак, другие на обед, в двенадцать за столом; больше, чем на двенадцать, никак нельзя приготовить на кухне. Русские поздравители, из Посольства, были в третьем–четвертом часу. В это же время заявился один старик–японец, семидесяти четырех лет, из Хизен.

— Я к вам за таинствами, — говорит.

Я, думая, что это желающий христианского научения, начинаю объяснять ему таинство очищения от грехов и спасения благодатью Божьего, но скоро замечаю, что слова мои праздны. Старик, видимо, не слушает меня и, дождавшись паузы, вставляет замечание:

— Легкие–то болезни, как зубная боль, лихорадка, я могу лечить, но трудные вроде сифилиса (байдоку), падучей не могу, потому и пришел позаимствовать от тебя этого «кимицу» (Таинства).

Так вот еще в каком смысле принимают японцы наши благодатные термины! — Я старался объяснить старику различие между его «мадзи–най» (ворожбой) и нашим таинством, дал ему «Осиено Кагами», раскрыв на статье о таинствах; он читал, усиливался взять в голос, но, видимо, и ушел в недоумении, отчего это я не хочу сообщить ему ворожбы сифилиса и так далее.

«Сюкёося» (Тогава и прочие) прислано вопросы: «Какая вера должна быть избрана» (для Японии) и прочие. Просит ответить до конца месяца. Отдал Петру Исикава ответить им и в «Сейкёо Симпо». Впрочем, самочинные радетели, задающиеся работой сочинить для своей страны новую веру из сочетания христианства с буддизмом (как явствует из их программы), хотя сами уже протестанты, не заслуживают серьезного внимания.

10/22 мая 1896. Пятница.

Емильян Хигуци простился, чтобы отправиться в Исиномаки, на родину, к рекрутскому набору. Хорошо, если его, по малости роста, не возьмут на службу, двух дюймов у него недостает; но в то же время он здоров, как нельзя больше. Опасно. А возьмут — огрубеет.

11/23 мая 1896. Суббота.

Иоанн Судзуки с похорон матери в Идзу, в Эма, возвращается на место службы в Ооцу. Рассказывал про Церковь на его родине: совсем упала благодаря катихизатору Андрею Ина, который катихизацией совсем не занимается, а получая содержание от Церкви, нанялся еще у язычника разработать (кайконсуру) четыре горы, то есть развести на них чай, чем и поглощен вполне, для Церкви, кроме отправления воскресной молитвы в церковном доме, ровно ничего не делает; во время молитвы проповеди даже нет. А желающих слушать христианское учение много, ибо там христиане наиболее видных местных лиц. За то же, по словам Судзуки, и не любят там теперь Андрея Ина; из–за него почти никто и в церковный дом на общественные молитвы не ходит. — И ничего этого я не знаю. Местный священник Петр Кано, по–видимому, тоже не знает, или не хочет знать; так–то вот нерадением и ослабляется Церковь; а вместе губится и катихизатор, и хорошо еще, если только службы Церкви!.. Внушал я Судзуки обратить на путь истинный своих братьев Василия и Григория, сбившихся на ложные тропы, также настоять, чтобы отец исполнил обещание, данное умирающей жене — сделаться христианином.