Том 8. Дживс и Вустер - Пэлем Вудхауз

Пожалуй, только в середине дня Фредди несколько докучал мне. У кого достанет духу попрекнуть в чем бы то ни было друга, сердце которого разбилось в мелкие дребезги, однако, должен признаться, в первые дни нашего пребывания в Марвис-Бее его мрачный вид порядком действовал мне на нервы. Если он не грыз свою трубку, мрачно уставившись на ковер, то садился за пианино и одним пальцем выстукивал «Розы в саду». Кроме «Роз», он играть ничего не умел, да и эта мелодия ему не давалась. Начинал он твердо и уверенно, но уже на третьем такте давал осечку, и ему приходилось начинать все сначала.

Однажды утром, когда Фредди, по обыкновению, принялся терзать «Розы», а я, искупавшись, вошел в гостиную, мне показалось, что таких мрачных звуков он еще никогда не извлекал. Я не ошибся.

— Берти, — начал Фредди загробным голосом, споткнувшись на третьей закорючке слева после начала второго такта, отчего получился душераздирающий звук, подобный предсмертному хрипу гибнущей песчанки. — Я видел ее!

— Кого — ее? — недоверчиво переспросил я. — Элизабет Викерс? Как ты мог ее видеть? Ее здесь нет.

— Она здесь. Наверно, приехала погостить у родственников или у кого-то там еще. Я пошел на почту справиться, нет ли мне писем… Мы столкнулись в дверях.

— И что произошло?

— Она сделала вид, что не знает меня.

Он снова принялся за «Розы» и запутался в шестнадцатых.

— Берти, тебе не стоило привозить меня сюда. Я должен уехать.

— Уехать? Не говори глупостей. Все просто замечательно! Тебе крупно повезло, что она приехала сюда. Тебе выпала козырная карта.

— Но она сделала вид, что даже не знакома со мной.

— Ну и что с того? Будь мужчиной! Сделай еще один заход, завоюй ее.

— Она смотрела сквозь меня. Как будто меня там и не было.

— Не обращай внимания. Соберись с силами. Теперь тебе нужно сделать что-нибудь такое, чтобы она почувствовала себя обязанной тебе, чтобы кротко поблагодарила тебя. Чтобы она…

— За что ей кротко благодарить меня?

Я слегка задумался. Похоже, он нащупал изъян в моих построениях. Я несколько растерялся, если не сказать больше, но потом сообразил.

— Тебе нужно спасти ее, когда она станет тонуть, — сказал я.

— Но я не умею плавать.

Да, Фредди — это Фредди. Отличный малый во многих отношениях, но проку от него, можно сказать, ноль.

Он снова ткнул пальцем в клавишу, и я почел за благо удалиться, оставив вопрос открытым.

Я прогуливался по берегу и обдумывал ситуацию. Надо было посоветоваться с Дживсом, но он ушел по каким-то делам. Надеяться на то, что Фредди придумает что-то сам, не приходилось. Я не спорю, старина Фредди был человек не без способностей. Он хорошо играл в поло, и, я слышал, о нем говорили как о многообещающем бильярдисте. Но на том его достижения и кончались, предприимчивостью он не отличался.

Поглощенный раздумьями, я обогнул нагромождение камней, и мой взгляд упал на фигуру в голубом. Это была она! Лично с невестой Фредди я не был знаком, но шестнадцать ее фотографий были развешаны по стенам спальни Фредди, и ошибиться я не мог. Она сидела на песке и помогала маленькому толстому мальчику строить замок. Рядом, с книжкой в руке, сидела в шезлонге пожилая особа. Я услышал, как девушка назвала ее тетей. Голова у меня заработала, и я заключил, что толстый карапуз — ее кузен. Окажись тут Фредди, подумал я, он, в силу этого обстоятельства, наверняка проникся бы нежными чувствами к малышу. Сам же я прилива нежных чувств не испытал. Пожалуй, я еще никогда не встречал ребенка, который был бы мне менее симпатичен. Толстый, круглый увалень.

Достроив замок, карапуз исполнился мировой скорбью и захныкал. Девушка, как видно, просто читала его мысли, она взяла его за руку и повела к лоточнику, который продавал сладости. А я пошел дальше.

Те, кто хорошо меня знает, скажут вам, если вы поинтересуетесь, что я несколько туповат. Моя родная тетя Агата это подтвердит. И дядя Перси, и многие другие мои ближайшие и — если вы не возражаете против такого эпитета — дражайшие родственники. Что ж, я не в обиде. Вполне допускаю, что я не самый сообразительный человек на свете. Однако должен сказать — и хотел бы это подчеркнуть, — что время от времени, как раз в тот момент, когда окружающие теряют последнюю надежду, что я когда-нибудь поумнею, меня вдруг осеняет какая-то бесспорно гениальная идея. Именно так случилось сейчас. Сомневаюсь, чтобы даже умнейшим из умнейших пришла в голову подобная мысль. Ну разве что Наполеону, однако ручаюсь, что ни Дарвин, ни Шекспир, ни Томас Харди вовек бы до такого не додумались.

Осенило меня на обратном пути. Я брел по берегу, тщетно ломая голову над непосильной задачей, когда перед моими глазами вновь возник толстый бутуз — он задумчиво шлепал лопаткой по медузе. Девушки поблизости не было. Тетки тоже. Поблизости не было никого. И тут словно яркая вспышка озарила мой мозг, и я решил задачу воссоединения Фредди и Элизабет полностью и окончательно.

Из той сценки, какую я наблюдал, проходя мимо этого места в первый раз, я заключил, что девушка относится к малышу с большой нежностью. К тому же, скорее всего, он ей близкий родственник. В моей голове сложился ясный план действий: на какое-то непродолжительное время я похищаю этого юного тяжеловеса, девушка приходит в отчаяние и мечется в поисках его по пляжу, и тут неожиданно появляется старина Фредди, ведя за руку мальчика, и рассказывает историю о том, как увидел его, блуждающего в одиночестве, и практически спас ему жизнь. Признательность девушки не знает границ, она уже не сердится на Фредди, они снова друзья.

Не медля ни секунды, я сграбастал ребенка и пустился наутек.

Поначалу старина Фредди никак не мог взять в толк, что происходит. Когда я появился в нашей гостиной с ребенком на руках и плюхнул его на диван, Фредди не выразил никакой радости. Мальчишка к тому времени опять захныкал, — он, по-видимому, не одобрял мой замысел, — и на Фредди это подействовало удручающе.

— Что все это значит, черт побери? — спросил он, с отвращением разглядывая толстячка.

Негодник испустил такой вопль, что задрожали стекла. Надо было срочно принять стратегическое решение. Я помчался на кухню и схватил горшочек с медом. Догадка была правильной. Мальчишка перестал орать и принялся размазывать мед по своей физиономии.

— Так в чем дело? — спросил Фредди, когда установилась тишина.

Я изложил ему свой план. Постепенно до него начало доходить. Мука и страдание сошли с его лица, и впервые со дня приезда в Марвис-Бей он улыбнулся почти что счастливой улыбкой.

— Знаешь, Берти, в этом что-то есть.

— Именно то, что надо, дружище!

— Думаю, это сработает, — сказал Фредди и, оторвав мальчишку от горшочка с медом, повел его за собой.

— Наверно, Элизабет где-то на пляже, — были его последние слова.

Тихая радость воцарилась в моей душе. Я очень любил старину Фредди, и мне приятно было думать, что не пройдет и получаса, как он снова обретет счастье. Мирно попыхивая сигаретой, я сидел в качалке на веранде, когда увидел на дороге возвращавшегося Фредди. Милостивый Боже, мальчишка был по-прежнему с ним!

— Алло! — сказал я. — Ты что, не нашел ее?

Вид у Фредди был такой, как будто ему съездили ногой в живот.

— Да нет, нашел, — ответил он и, как пишут в книгах, горько усмехнулся.

— И что же?

Он упал в кресло, и из груди его вырвалось некое подобие стона.

— Он ей не кузен, дурак ты несчастный! — сказал Фредди. — Она вообще не знает, кто он, — просто мальчик, которого она встретила на пляже. До сегодняшнего утра она его в глаза не видела.

— Но она же помогала ему строить песочный замок!

— Ну и что? Все равно это чужой мальчишка. Девушка помогает строить песочный замок ребенку, которого впервые увидела пять минут назад, — тут уж, как говорится, дальше некуда! Правильно пишут о теперешних девицах — бесстыжие, другого эпитета не подберешь.

Именно такое мнение я и высказал Фредди, но он меня даже не слушал.

— Так кто же он тогда — этот кошмарный ребенок? — спросил я.

— Не имею ни малейшего представления. Боже мой, что я пережил! Одно лишь меня утешает — что ближайшие несколько лет своей жизни ты, надеюсь, проведешь в Дартмурской тюрьме. За совершенное похищение. А я буду приезжать в дни свиданий и глумиться над тобой через прутья решетки.

— Расскажи мне, как было дело, старина, — попросил я. Он рассказал. Это заняло немало времени, поскольку чуть ли не на каждой фразе Фредди прерывался, чтобы обозвать меня каким-нибудь бранным словом, но в конце концов у меня сложилась более или менее полная картина происшествия. Барышня по имени Элизабет выслушала сочиненный им рассказ холодно, как айсберг, а затем… нет, прямо лгуном она его не назвала, но косвенно дала понять, что он полное ничтожество и иметь с ним дело она не желает. Поверженный и униженный Фредди вместе с младенцем уполз прочь.