ГРАС. Компиляция. Книги 1-8 - Никита Велиханов

—Действительно, как же мне самому в голову не пришло...

Рассказ Ани их несколько разочаровал, хотя и содержал много новой информации, заинтересовавшей Ларькина. Однажды рано утром у неё в комнате оказался человек. Аня проснулась, а он уже сидел на стуле у кровати. Наверное, он её и разбудил. Похож ли тот незнакомец на пришельца из космоса, она не знает, потому что пришельцев никогда не видела. Она часто видела узбеков на рынке —так вот на узбека он был очень похож. Он сказал Ане, что теперь он её хозяин и она должна его во всем слушаться. Да, она сразу же ему поверила. Почему? Потому что с первой же секунды стала испытывать к нему доверие и уважение. Нет, раньше ни к кому такого доверия не испытывала... хотя родителей очень уважает. Был ли у неё в тот момент лишай? Был. Сколько времени он уже был, она не помнит. Недели две, а может, и месяц. Незнакомец сказал, что его зовут Пархад. Да, именно Пархад, а не Фархад. Он велел ей никому никогда не показывать затылок и сказал, что попозже к ней придет новый хозяин, который скажет пароль —тот, который случайно произнес майор. Пархад велел слушаться нового хозяина во всем. Что он ещё приказывал? Велел всегда ночевать дома, больше ничего. Нет, ей больше не хочется домой. Немножко хочется, но раз вы сказали, что надо пожить здесь, то ей хочется жить здесь. А разве она когда-то била доктора? Ах, да, действительно, она и забыла... Но ведь это вы приказали. Когда это она раздевалась? Разве такое было? Ой, она вспомнила. Да, было очень стыдно. Но ведь вы приказали... Да, вспоминать неловко, лучше такое забыть. Хорошо, она забудет. И это тоже забудет. Конечно, она готова сделать все, что вы прикажете. Почему? Потому что она знает, что вы ничего плохого не прикажете. Хорошо, она будет смотреть телевизор.

Грасовцы вернулись на кухню.

— Вряд ли мы разыщем теперь этого Пархада, —оптимизмом Борисов никогда не отличался.

— Во-первых, конечно, вряд ли он вообще Пархад, — начал Виталий, — Во-вторых, его тоже может уже не быть в живых. Он своё дело сделал — поставил девчонку на пароль, который вы случайно назвали... Вообще-то, не мешало бы вас тоже как-нибудь обклеить датчиками. Что- то есть в вас, Юрий Николаевич, такое, что ведет вас по жизни. Ангел-хранитель, что ли...

— Не сглазь, трепач.

— Тьфу-тьфу-тьфу. Нет, а серьёзно? Три войны, не считая спецзаданий...

— Четыре.

—Тем более. Четыре войны, и ни одного серьезного ранения. А ведь вы, насколько я вас знаю, от пуль не прячетесь. Интуиция же почти на уровне Ильи...

— Ну вот, ты всё и объяснил. Хватит болтать. По делу говори...

— По делу? Насколько я понял, основной механизм наблюдаемого явления реализуется в затылочных участках мозга —зрительные центры, ассоциативные связи, опять же мозжечок... Интересно, что лысинка у всех на затылке —видимо, какое-то побочное явление... А может, специально, чтобы удобнее было датчик приклеивать?

— Ты только трепаться перестань, очень тебя прошу, время идёт...

— Зрительный центр плюс ассоциации. Помните, утята и вся прочая несамостоятельная маленькая живность — та, которая нуждается в материнском уходе в первые дни после появления на свет, — принимает за мать первое, что им попадается на глаза и находится достаточно близко? Другое животное, человека, даже игрушку —лишь бы хоть отдаленно напоминала живое существо. Происходит выбор вожака. Очень похожий механизм. А потом зависимость переключили со зрительной ассоциации на слуховой центр —Аню поставили на пароль. Этого можно было и не делать. Тогда нам повезло дважды. Если бы она слушалась только первого хозяина, нам пришлось бы постоянно держать её в отключке. Иначе было бы не удержать.

Майор подавил зевок.

— Слушай, у тебя в аптечке допинг какой-то был. Давай вмажем по паре таблеток. А то сами скоро окажемся в отключке. Тебе, между прочим, сейчас идти работать, а мне Аню стеречь.

— Ваша правда, я тоже с ног валюсь.

Ларькин достал из саквояжа пластмассовый флакончик, и они съели по две капсулы.

— Кстати, что там за гадость, которой наш покойный друг намазал трубу?

— Очень сильный окислитель, я не смог определить его состав. Соединение нестойкое. Зато время, что я им занимался, оно практически полностью разложилось. Вступает в реакцию с чем угодно —с выделением тепла, естественно, а я, дурак, кофту свою в подвале бросил, и она чуть не загорелась. А металл он разъедает мгновенно...

— Опять космические технологии, —буркнул майор. — На Байконуре, что ли, сп...дили?

Ларькин отбыл на службу — разыскивать оставшихся четырех корейцев. После его ухода, выкуривая очередную сигарету, Юрий Николаевич неожиданно стал вспоминать свою коряво сложившуюся личную жизнь. Наверное, нечаянное воспоминание о бывшей жене разбередило старью раны. Тяжелый от неё остался след. Вот эта привычка помногу курить, например.

Женщины, способной залечить этот шрам, так и не нашлось. Были потом две... да тоже оказались... нет, все это не в счет. Осталась старая знакомая по имени Виктория, такая же одинокая и такая же вредная. Они редко встречались, и это их обоих устраивало. Хорошие знакомые называли её Вичкой, плохие — ВИЧ-инфекцией. Они с Борисовым даже как-то раз вместе встречали Новый год. Майор редко позволял себе пить, но в тот вечер расслабился. Выпил почти целую бутылку водки —без тех ста грамм, что выпила Вичка. Подруга, то ли захмелев, то ли по-женски притворившись пьяной, разбередила ему душу разговорами о личной жизни. Борисов замкнулся и уставился в телевизор — передавали «Старые песни о главном». Хотя и на экране хорошего было мало — там как раз выясняли отношения Сукачев и Лада-Дэнс. Потом Вичка начала извиняться, спрашивать, не обидела ли чем. Юрий Николаевич, настроенный лирически, но мысливший как всегда военными категориями, отвечал в том смысле, что душа каждого человека — это минное поле, не знаешь порой, где рванет. Но что она, Вичка, может не опасаться, в его душе уже все мины давно взорвались. На вопрос Виктории, кто же это так постарался, Юрий Николаевич хмуро ответил: «Стадо коров прошло».

Вичка внимательно посмотрела на майора и вздохнула: «Бедные коровы».

К мыслям о работе его вернул звонок Виталия. Виктория Ван обнаружилась в Кокчетаве, живой и, похоже, здоровой. Ларькин решил посоветоваться с начальником, и вместе они решили, что прошло уже достаточно времени, чтобы положиться на принцип: «Либо пациент жив, либо пациент