Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Четыре!
— Ты принес мне еды?
Когтистая рука, горячая, как уголья, впилась в запястье Пернатого. Глазные яблоки провернулись в орбитах, и на онемевшего от неожиданности йока уставились два омута раскаленного золота, на поверхности которого лодочками подрагивали змеиные зрачки. Он, кое как освободив руку из железного захвата, отполз подальше, с опаской следя, как она медленно садится, оправляя нечесаные волосы.
— Я просто до смерти хочу есть, — голос звучал низко и тихо, с едва заметным придыханием. — Так ты принес мне обед?
— Еще не время, — плоским, словно каменистая пустошь, голосом произнес йок.
— Тогда зачем ты пришел? — она наконец повернулась к своему надзирателю, чуть склонив голову набок, и принялась внимательно изучать его, лукаво прищурившись. Не дождавшись ответа, она шумно втянула воздух, и, встав на четвереньки, подползла вплотную к Соколу. Он смотрел на Змею, не в силах отвести взгляд и, даже когда она принялась обнюхивать его, чуть прикрыв глаза, он не шевельнулся, скованный странным, незнакомым ему чувством сильного и неудержимого возбуждения. Ее ядовитое дыхание окутывало его облаком дурмана, и мускулы цепенели, отказываясь подчиняться хозяйской воле. Олга запустила руку ему за пазуху и выудила на свет мешочек с леденцами. Радостно охнув, она умяла за щеку сразу два янтарных кругляша, и в этот самый миг дверь отворилась.
— Кабан, — брякнув конфетами, констатировала Олга и снова сосредоточилась на сладостях. Вновь прибывший окинул сидевших на полу недоверчивым взглядом, нахмурился, потом гадливо сморщился, почувствовав густой запах полыни.
— Что здесь происходит?
— Ничего, что заслуживало бы твоего внимания, Мастер, — все тем же деревянном тоном ответил Сокол, не спуская глаз со Змеи, что примостилась между его ног, опершись локтем на его же согнутое колено.
— Да, действительно, — Олга оскалилась в недоброй улыбке, глядя в остекленевшие глаза Пернатого, — ничего интересного. Разве кого-то может заинтересовать, что ты пытался меня убить, скажем так, из лучших побуждений, хех, по доброте душевной. Только вот оплошал. Откуда тебе было знать, что яд на меня не действует. Ведь я сама, — она резко повернулась и смачно плюнула в сторону вошедшего, — яд.
Черная жижа плевка запузырилась, разъедая дощатый настил. Кабан отступил назад.
— Ах, ты…
— Я хочу есть. Принеси мне что-нибудь, иначе я схарчую твоего товарища.
Она, не обращая внимания на взъярившегося йока, тихо засмеялась и погладила Сокола по щеке. Кабан еще несколько мгновений стоял на пороге, после чего сдавленно рыкнул и вышел вон, шумно хлопнув дверью. Полумрак и тишина вновь поглотили две замершие в неподвижности фигуры. Он все так же продолжал разглядывать ее грязное, в корке спекшейся крови, осунувшееся лицо, без страха, без отвращения, без презрения и злости. Просто смотрел в ее горящие солнцем глаза, только вот солнце это светило в ином мире и не отражало реальности здешнего. С каждой минутой ширилась и крепла его уверенность в том, что это искалеченная душа обронила свой разум где-то по пути, возвращаясь из смерти в жизнь несколькими минутами ранее. Она была на грани, за которой ее ожидало полное безумие. Сокол грустно улыбнулся и аккуратно убрал со лба налипшую прядь.
— У тебя, наверное, красивые волосы, — тихо произнес он. — Тебе надо помыться. Негоже девушке запускать себя до такого состояния.
Она вдруг обмякла, будто кто вытащил железный штырь из позвоночника: плечи опали, голова поникла, взор потупился. Змея поглядела на свои руки, пошевелила пальцами, словно проверяла, подчиняются ли они еще ее воле.
— Надо, — почти шепотом согласилась она.
Сокол поднялся, протянул ей руку.
— Пойдем, я отведу тебя в баню.
Она замерла на миг, прислушиваясь к чему-то, а после подняла на йока растерянный взгляд, и тот вздрогнул, пораженный неожиданно ярким воспоминанием.
Когда-то, года четыре назад, он с Волком ходил на задание. В южных угодьях славийского князя, чуть севернее Ходонска, разгоралась эпидемия страшной гнилой хвори. Был приказ уничтожить разносчиков болезни. Сокол хорошо помнил себя, стоящего посреди трупов разоренной горящей деревни, и маленькую светлоглазую девочку — единственное здоровое существо в кишащем заразой болоте из крови и гниющих внутренностей. Она стояла у калитки, глядя на изувеченные тела своих родителей, и, когда он подошел к ней, подняла на йока взгляд, передать который словами было невозможно. Сокол много раз видел такие полубезумные глаза людей, чей разум еще не осознал случившегося в полной мере, да и не желал этого, дабы сохранить душу, но ни единого разу подобные взгляды не производили на него такого сильного действия. Сокол испытал то, что у людей называется состраданием. Волк убил эту девочку, просто смахнул ей голову легким движением острого, как бритва, лезвия. И сейчас на Пернатого смотрел Великий дух, чьи прекрасные, как свет, глаза выражали то же самое замешательство голой души перед ужасом творящегося вокруг.
— Я не могу, — она чуть подняла скованные запястья, но кандалы утянули их вниз, и те безвольно упали на колени. — Я не могу идти. Я… Мне тяжело.
Сокол встал пред Змеею на колени и аккуратно, стараясь не потревожить раны, разъял скобы. Когда пленницу заперли здесь, дорогие оковы и тонкие цепи сменили на обычные железки, оставив лишь на шее массивное кольцо из драгоценного сплава, потому снять их вручную не составило особого труда.
— А теперь?
Она отрицательно покачала головой. Тогда Пернатый поднял ее на руки. Тельце Великого оказалось на удивление маленьким и хрупким. Когда Сокол вынес ее на улицу, она уткнулась лицом в его плечо, пряча глаза, отвыкшие от яркого солнечного света.
В бане стоял радостный гвалт: молодняк после нудных тренировок, устроил себе помывочный день и потчевался свежем парком. Выгнав всех щенков вон из мыльни и раздав указания — кому выдраить избу, где содержался пленник, и убрать постель в горнице, кому найти чистое белье, кому сбегать в оружейную и принести “те самые” браслеты — он остался в бане один на один со Змеею. Усадив ее на низкую деревянную скамеечку, Сокол, оголившись по пояс, принялся тщательно и заботливо обхаживать девушку, что вздрагивала и сжималась от каждого прикосновения. Ножки и ручки ее казались ему такими тонкими и нежными, что он невольно думал об их юности, удивляясь и не веря силе, что была сокрыта за ложной слабостью. Волосы, длинные и густые, долго сочились мутной водою, когда он пытался смыть въедливую грязь. Вся она, в таком подавленном состоянии полного непротивления, вызывала у йока странные, но приятные ощущения, словно маленькая птичка трепетала
