История великобритании - Кеннет Морган (ред.)

Вновь обретенная уверенность в себе в области культуры нигде не была такой заметной, как среди живописцев. В скромных попытках Хогарта создать по-настоящему национальную традицию более всего поражает именно его одиночество перед лицом этой великой задачи. Что касается его последователей в рамках английской школы, то тут сильнее всего изумляет та легкость, с которой они без всяких затруднений усваивали европейские приемы, не приобретая при этом чувства неполноценности или подчиненности. В данном отношении Джозеф Райт из Дерби, не самый прославленный, но, возможно, самый новаторский художник середины века, являет собой представительный пример. Он дружил с Эразмом Дарвином, дедом Чарлза Дарвина, и сам был известным врачом, ученым и даже поэтом. Райт успешно занимался исследованиями в области научных экспериментов и открытий, отчасти предназначенных для образовательных нужд. Но он также был искусным мастером светотени, за которого не было бы стыдно самому Караваджо. Как и все, Райт съездил в Италию, но уже после написания своих главных шедевров, а не до того. После его возвращения многим показалось, что он там скорее потерял, а не нашел вдохновение.

Политика протеста

Социальные изменения, которыми была отмечена середина георгианской эпохи в Англии, были глубокими, далеко идущими и оказавшими сильнейшее влияние на будущее развитие страны. Но их непосредственное воздействие на политическую структуру в то время, когда доминировали власть неписаных законов и сила обычая, трудно оценить. Внешне в середине столетия произошло мало перемен в характере политической жизни. Администрации Норта (1770-1782) и Питта Младшего (1783-1801) неизбежно провоцировали сравнения, как в приемах, так и в стратегии, с администрациями Уолпола и Пелэма. Что касается фундаментальных конституционных изменений, то их и в самом деле было немного. В ретроспективе кажется, что пролегает целая вечность между их временем и той лавиной агитации и реформ, которые расшатывали устои ancien regime («старого режима») в XIX в. И все же в данном случае внешние про явления были глубоко обманчивыми. Язык, цели, даже механика политики – все это изменилось вместе с осознанием наличия большой, политически активной нации, жившей за стенами узкого мирка Уайтхолла и Вестминстера. Размах и ожесточенность полемической войны, которая велась на страницах газет, листков и памфлетов в 50-х и 60-х годах XVIII в., служат адекватным свидетельством кипучести публичных дебатов и озабоченности политиков, участвующих в них. В этих дебатах один из таких политиков, казалось, занимал особое место. Репутация Питта Старшего такова, что даже спустя два с половиной века трудно взглянуть на него с критических позиций, что требуется в отношении такой влиятельной фигуры. До 1754 г. карьера Питта была далека от безусловного успеха. Младший сын в расточительной и эксцентричной семье, Питт вошел в одно из величайших семейств вигов – Темплстоу и позднее женился на его представительнице. Будучи еще молодым человеком, он сделал себе политическое имя в качестве оратора-патриота, не чурающегося пугающей риторики и безрассуднои горячности. Его антиганноверские выходки во время Войны за австрийское наследство приобрели широкую известность и принесли ему полезную популярность, но в то же время сделали его почти навсегда персоной нон грата у короля. В 1746 г. семейство Пелэм смогло предложить ему государственный пост, который обеспечивал доходы, но не сулил дальнейших перспектив. В качестве генерального казначея Питт был отстранен от принятия важных политических решений и фактически не мог участвовать в парламентских дебатах. Казалось, что это еще один пример патриота, жертвующего принципами ради продвижения по службе. Но судьба Питта кардинально изменилась благодаря событиям середины 50-х годов. Внезапная смерть Генри Пелэма в 1754 г. даже в то время казалась водоразделом эпохи, ее важность была обозначена не чем иным, как словами короля: «Теперь у меня больше не будет покоя». Преемником Пелэма стал его брат, Ньюкасл, проницательный и опытный министр, нисколько не похожий на ту смехотворную посредственность, каким его изображали в легендах, распространявшихся вигами. Однако в Палате лордов ему было трудно обрести такое же влияние, которое имели его брат или Уолпол. Главным соперником Питта в Палате общин был Генри Фокс, которому недоставало политической смелости и веса, чтобы заменить Пелэма. «Старая гвардия» вигов, доминирующая сила в Парламенте со времен восшествия на престол Ганноверской династии, осталась практически без руководства. Их оппоненты-тори, к тому времени про являвшие все большую тревогу по поводу непрекращающейся опалы и больше не думавшие всерьез о «короле за морем», тоже искали вдохновляющую идею. В состоянии ли был Питт дать то, в чем нуждались и те и другие?

Причиной того, что он сумел это сделать, стал ряд обстоятельств, в особенности международная ситуация. Война за австрийское наследство обозначила основные районы будущих конфликтов, так и не приведя к их решению. Главной доминантой в борьбе за заморские колонии стала теперь не судьба Испанской империи, а мировой по своим масштабам конфликт между Британией и Францией, которые в ту эпоху господства меркантилизма являлись самыми успешными меркантилистскими державами. В Северной Америке французы пытались создать непрерывную цепь подконтрольных себе территорий от Квебека до Луизианы, чтобы лишить английские колонии возможности дальнейшего продвижения в глубь континента. В Вест-Индии не прекращались препирательства из-за производящих сахар спорных островов; то же самое происходило в Западной Африке по поводу торговли рабами и камедью. В Индии раздоры среди местных князей и их слабость в соединении с алчностью французской и английской Ост- Индских компаний привели к весьма неустойчивому положению. Все указывало на необходимость отчаянной и решающей войны для определения судьбы империй. Когда она была объявлена, ее начало оказалось катастрофическим как для Англии, так и для политических соперников Питта. В 1755-1756 гг. неудачные попытки нанести французскому флоту решительное поражение в Атлантике и потеря Менорки на Средиземном море, а в дополнение ко всему безжалостность, с которой был принесен в жертву несчастный адмирал Бинг, дискредитировали, если не растоптали старый режим вигов. Все это привело к возвышению Питта, а с ним, вероятно, и первой Британской империи.

Последующие годы вошли в историю как период исключительной важности и исключительных достижений. Успехи Семилетней войны, обеспечившие решительное поражение Франции в Северной Америке и в Индии, а также устранившие угрозу со стороны Буробонов на всех направлениях, стали важнейшим событием на пути создания империи и сделали Питта самым прославленным и успешным премьер-министром во время войны (war minister) в британской истории. Кроме того, его триумфальная победа над «старой гвардией» политиков, казалось, говорила о появлении качественно нового политика и качественно новой политики, что побудило доктора Джонсона противопоставить Уолпола как «министра, данного королем народу» Питту как «министру, данному народом королю». Однако Питт достиг вершин власти скорее благодаря своей политической проницательности и просто удаче, чем общественному требованию. Предполагаемая массовая поддержка его политики была срежиссирована его друзьями из Лондонского Сити и новыми союзниками-тори, обретенными в провинции. Его первая попытка утвердиться во власти, кабинет Питта – Девоншира 1756-1757 гг., была скоротечной и слабой; вторая попытка, коалиция 1757 г., оказалась гораздо более успешной, отчасти благодаря достигнутому соглашению с Ньюкаслом, отчасти благодаря поддержке принца Уэльского, будущего короля Георга III. Достигнутая комбинация взаимных интересов и сделок со «старой гвардией» представляла собой такое же циничное политическое маневрирование, каким оно было в исполнении предшественников и оппонентов Питта. Оно очень сильно напоминает то, что Уолпол проделал в 1720 г., когда он и принц Георг (будущий Георг II) угрозами и лестью проложили себе путь ко двору короля.

Сама война также не была тем безусловным успехом Питта, который ему стремились приписывать его сторонники. Фундаментальная стратегия, реализуемая Питтом, находилась в полном противоречии с той патриотической программой, которую он ранее выдвигал. Его приверженность дорогостоящему союзу с Пруссией и щедрое расходование как денежных, так и людских ресурсов Британии на содержание армии в Германии следовали дипломатической стратегии Пелэма и Ньюкасла. Собственный вклад Питта в войну, а именно применение комбинированных войсковых операций на побережье Франции с целью отвлечения французских сил от ведения войны на территории Германии, был его отчаянной попыткой подтвердить репутацию патриота в глазах своих друзей-тори, которые проявляли все большую тревогу по поводу его «ганноверской» политики. В военном отношении его действия были расточительными и большей частью неэффективными. Когда наконец пришла победа, она была достигнута в основном теми силами, которые Питт контролировал в очень малой степени. Французы заплатили высокую цену прежде всего за свою неудачу в сосредоточении ресурсов для морских и колониальных боевых действий. В Индии превосходство, достигнутое британской Ост-Индской компанией, имело локальный масштаб, однако оно стало решающим, особенно когда на чашу весов были брошены таланты Клайва. Слова Питта о Клайве как о «генерале от бога» было риторическим признанием того, что в назначении Клайва нет его заслуги. Даже Вулф, чье героическое вступление в Квебек приковало внимание нации, был только последним из целого ряда командующих, чья деятельность в Северной Америке не приводила к таким же успехам. Однако победа разрешает все проблемы в войне, по крайней мере до тех пор, пока не начинаются переговоры о мире. До 1759 г., названного «чудесным годом» (annus mirabilis), когда удача повернулась к Англии лицом как в Вест-Индии, так и в Северной Америке, коалиция Питта и Ньюкасла постоянно балансировала на грани развала. Сторонники Питта среди тори все время говорили о необходимости ухода министра, чья политика внушала им тревогу, в то время как его союзник Ньюкасл неоднократно угрожал уволить его коллегу, тратившего огромные деньги на провальные мероприятия. В 1759 г. эти трудности были преодолены.