Александр у края света - Том Холт

Они дали мне ровно столько, сколько нужно; когда оно подойдет к концу, я умру. Знание, что лекарство никогда не кончится, успокаивает; без него я бы серьезно заболел. Со временем понимаешь, что все, кого ты встречаешь, как бы они не выглядели снаружи, мертвы внутри, а то, что я вижу прямо сейчас — это мое воспоминание о тебе, и мы не беседуем сейчас, я лишь вспоминаю другую историю, другую беседу, которую мы вели многие годы назад, прежде чем ты умер.

Глава двадцать третья

На следующее утро мы двинулись каждый своим путем: Эвдемон в Аттику, к фамильному очагу, в котором я поддерживал для него огонь, с амфорой лекарства и невидимым попутчиком, а я в Азию, на восток, в направлении Согдианы, с пустым кувшином и невидимой змеей. Когда я последний раз видел его, он спал, отвернувшись к стене; из-за сломанной ноги он не смог придти на почтовую станцию, и если говорить честно, я не слишком об этом сожалел. После того, как я узнал, что он совершенно выжил из ума, прощание могло получиться неловким. Боюсь, пребывание в обществе душевнобольных приводит меня в совершеннейшее смятение.

Персидская дорожная система была изумительна. Во времена царя Дария, до того, как она впала в небрежение при греках, царская почтовая служба поддерживала в прекрасном состоянии прямые, мощеные дороги, покрывавшие всю территорию империи, через равные интервалы на них располагались постоялые дворы с конюшнями, опасные и спорные территории патрулировали верховые — словом, было все, о чем только может мечтать нетерпеливый путешественник. Возможно, я был одним из последних, кто проехал империю из конца в конец, пользуясь преимуществами этой системы. Сейчас, конечно, когда империя распалась на враждующие царства, а некоторые ее части вообще никто не контролирует, почтовая служба исчезла, а дороги пришли в самое печальное состояние. Жаль, но ничего не попишешь.

Поскольку с самого начала стало ясно, что мое умение ездить верхом совершенно не соответствует требованиям, предъявляемым дорогой, курьеры, ехавшие со мной, подыскали карету — скорее, телегу, но тянули ее лошади, а не быки или мулы, и она была оборудована своего рода кожаным навесом, позволявшим укрыться от солнца и дождя. Тем не менее, ощущение, что ты всего лишь груз оливок по пути на рынок, было удручающе сильным. Езда в повозке укачивала, и большую часть путешествия я проспал; и даже бодрствуя днем, я предпочитал забиться поглубже в тень навеса, подальше от слепящего солнца. В результате, как обычно, все живописные виды и достопримечательности прошли мимо меня.

Вместо того, чтобы любоваться окрестностями и проявлять интерес к областям, через которые мы ехали, как это подобало бы историку (вспомни Геродота, с его разумом сороки, измерительной лентой и неиссякаемым запасом вопросов), большую часть времени я провел в размышлениях, закрыв глаза; поведение, которое крайне озадачивало курьеров, пока один из них, македонец, не растолковал двум своим коллегам-персам, что в маленьком, заурядном с виду горшке у меня сидит магическая змея-прорицательница, и я с ней общаюсь.

После этого они оставили меня в покое, если не считать нескольких попыток прояснить ряд вопросов романтического свойства или относящихся к азартным играм.

Так уж совпало, что я много думал о сосудах и их содержимом; горшки с пчелами летели в шахты, чтобы изгнать оттуда врага; амфоры с вином и зерном педантично подсчитывались смотрителями афинского ценза, чтобы оценить, к какому классу относится их хозяин; кувшины с самыми различными веществами складировались в трюме корабля моего друга Тирсения; сосуды со стрелами подпрыгивали в обозных телегах по дороге на войну; пустые винные амфоры захламляли жилище человека, которого перестали беспокоить условности; сосуды с ядом для тела и ума; сосуды с мудростью и пророческие горшки. Практически все, что перемещается по этому миру, едет в сосудах, ибо это самое удобное вместилище из всех возможных: водонепроницаемое, известного объема, легко складируемое, легко отслеживаемое — достаточно нацарапать несколько букв у него на боку.

В соответствии с легендой Геракл, величайший из героев, избежал встречи с кровожадными керкопами, спрятавшись в горшке. Запечатай горло сосуда воском или смолой, и содержимое навеки останется свежим, как слова историка в книге.

Если хочешь, можешь нанять художника, который украсит амфоры сказочными изображениями давно умерших людей или героев легенд, извлекая из своего воображения их образы — которые вовсе необязательно соответствуют истинным; но кто может сказать, что более истинно — реальный облик человека, или же тот, который представлялся окружавшим его людям и тем, на кого он оказал влияние? О, любой скромный сосуд может смело претендовать на звание лучшего друга человека, если не считать того, который боги вручили Пандоре, содержащий все беды и горести; она этого не знала и сорвала восковую пробку с его горла, выпустив на волю запертые в нем несчастья, которые ринулись наружу, как рой жужжащих пчел, оставив ей только одно, самое пагубное из всех — слепую Надежду, пчелиную матку, обитающую с тех пор на дне каждого сосуда.

И вот, после долгого и небогатого на события путешествия (один раз меня хватил солнечный удар, и два раза прохватил понос; у Каспийских ворот слетело колесо — к счастью для нас, ибо мы собирались пересечь пустыню; между Бактрией и Навтикой сгорела одна из почтовых станций, так что пришлось ночевать в телеге и обходиться сухим пайком), я прибыл сюда, где Скифские горы сбегают к реке Яксарт, и черт его знает, как это место расположено по отношению ко всем остальным. Пришел день, когда телега остановилась раньше обычного, курьер разбудил меня и сказал: мы на месте, и не имея никаких причин ему не верить, я вылез наружу и разгрузил свой багаж. Совершенно не исключено, что он подшутил надо мной и место это располагается в Италии, или в южной Ливии, или в землях к северу от Истра. Из этого, конечно, следует, что в этом розыгрыше участвуешь и ты, Фризевт, но ты бы мне все рассказал, правда же?

Не отвечай.

Предположим, что это Согдиана, самая дальняя северо-восточная точка, где дикая вселенная скифских кочевников (это ты, мой юный друг) соприкасается с густонаселенным, тварным миром земледельцев и горожан. Мне только кажется или же на самом деле вы, скифы, окружаете все, подобно Океану, который, как говорят, окружает всю сушу? Отправляйся на север от верхнего края карты (выгравированной на бронзе карты Аристагора, одурачившись которой, афиняне втянулись в первую персидскую войну... карты за многое должны нести ответ) и откуда бы ты не двигался, сдается мне — хоть из северной Греции, хоть из Индии, ты окажешься среди скифов; расы, оказавшей такое неожиданно большое влияние на мою жизнь и жизнь моего брата. Возможно вы, скифы (прошу прощения — мы, скифы; никак не привыкну) окружаете прочие народы земли, как тьма окружает свет мерцающей лампы; а может быть, Скифия — это правило, а клочок в середине — исключение; возможно, очень маленькое исключение, поскольку никто не знает, как велика Скифия на самом деле. Насколько мне известно, она может быть так огромна, что все владения Дария и Александра, сложенные вместе, покажутся крошечными в сравнении с ней, как опавший лист на агоре оживленного города.

Когда я прибыл, стены уже возвели; улицы были проложены, общественные здания более или менее закончены, водоснабжение подведено.

Не исключено, что из-за привычки Александра основывать города с тем же постоянством, с каким пес метит деревья, инженеры взяли за правило держать базовые компоненты города под рукой, расфасованные по сосудом и аккуратно пронумерованные, готовые к сборке в любой момент — модульные Идеальные Общества, и кровля храма Александрии Арахозии без проблем подойдет к храму в Александрии Кавказской, если возникнет такая нужда. Они довели технологию сборки до уровня высокого искусства и способны строить города почти так же быстро, как их коллеги из отдела осад и штурмов умеют города разрушать. Моему старому другу Агенору-каменщику это бы очень не понравилось.

В общем, делать мне не пришлось практически ничего, кроме как «пребывать в полной боевой готовности», как выразился бы мой брат (впрочем, всю свою жизнь я прожил досужим наблюдателем, хотя ни в коей мере не безвредным, боги свидетели). Я должен был посвятить храм, стоящая в котором статуя бога (бог, неопределенный, мраморный, служебного образца, один) была бы невероятно похожа на Александра Македонского, если бы трижды благословенный работник не отколол ей нос, устанавливая голову на плечи. Теперь наш бог стоит там в воинственной позе, одна рука протянута в жесте поддержки, другая занесена для удара, и напоминает одного из тех профессиональных боксеров, которых приглашают на сельские ярмарки, и которое проиграли за свою жизнь слишком много боев, чтобы это благоприятно сказалось на их здоровье. Новую голову нам должны были прислать с главной фабрики в Абидосе, что в Египте, но ее отправили по ошибке в другую Александрию, а поскольку их голова и так была в превосходном состоянии, то они зажали нашу и засунули в ближайшую печь для обжига извести; так что теперь она помогает росткам всходить, как и подобает доброму богу. Фабрику, конечно, уже закрыли. Царь Птолемей (который раньше был генералом Птолемеем) перепрофилировал ее на производство ядер для катапульт. Я слышал, ядра они делают ничуть не хуже.