Современная новелла Китая - А Чэн

— Мебель — это, конечно, пустяки. Главное, появится возможность поработать еще десяток лет. Надо этим воспользоваться и покончить с разболтанностью и разгильдяйством: наладить работу канцелярии, заведующего взяли совсем никчемного; водители эти, шоферня, тоже никуда не годятся; надо наладить…

Он размахивал руками, глаза-щелочки возбужденно горели.

— Вопрос с кадрами надо тщательно продумать. Сейчас приходится пигмеев выдвигать в генералы, Чжан Минмин, например, книжник, организаторского опыта не имеет. Дайте мне десять лет, десять лет, и я создам настоящий коллектив; омоложение должно быть последовательным, надо начинать с сегодняшних студентов. Взять двадцатитрех- двадцатичетырехлетних, обучать лет десять, не жалея средств и сил, вот тогда…

Минхуа мало интересовали омоложение и расстановка кадров, она размечталась о будущей прекрасной жизни:

— Диван, я думаю, тоже надо сменить.

— Сменим, мебель заведем модную.

— И кровать поменяем на мягкую. — Она покраснела.

— Совершенно верно! Спим всю жизнь на досках, а теперь понежимся на мягкой, как иностранцы.

— А деньги…

— Да что деньги! — отмахнулся пренебрежительно Цзи. — Главное — лишних десять лет! Их ни за какие деньги не купишь!

Так они ворковали, витая в облаках, как вдруг дочка приоткрыла дверь и спросила:

— Мам, что будем ужинать?

— Ну, сама там сообрази! — рассеянно ответила мать, совсем забыв про еду.

— Э нет! — взмахнул руками Цзи. — Сегодня, — торжественно объявил он, — пойдем угощаться пекинской уткой, папа приглашает. Вы с братом идите вперед, займите место, а мы с мамой — следом за вами.

— Ух ты! — изумилась девушка и, заметив радость на лицах родителей, ни о чем больше не спрашивая, помчалась за братом.

По дороге в ресторан они обсуждали событие. Может быть, говорил брат, отца в порядке исключения оставляют на работе. Или же повысили в должности и он получил кучу денег, строила догадки сестра. Разумеется, ни одному из них не пришла в голову истинная причина. А ведь то, что их ждет, дороже любого повышения в должности в тысячу, в десять тысяч раз.

Дома супруги оживленно беседовали:

— Хуа, тебе надо бы заняться своим гардеробом. Ведь теперь тебе всего сорок девять.

— Мне сорок девять? — пробормотала она, как во сне. Какие-то давно угасшие, молодые жизненные силы зашевелились в ее располневшем, рыхлом теле; они кружили голову, и женщина совсем растерялась.

— Завтра купишь демисезонное пальто, бежевое. — Цзи критическим взглядом окинул едва сходившуюся на ней затертую форменку и тоном, не терпящим возражений, заявил: — Почему мы не можем модно одеваться? Слушай-ка, после ресторана пойдем и купим мне итальянскую куртку, такую, как у этого Чжан Минмина. Ему уже сорок девять стукнуло, он может жить, а я не могу?

— Правильно! — Минхуа пригладила свои седые, тусклые, растрепавшиеся волосы. — А я волосы покрашу. Шикану — пойду в косметический салон высшего разряда. Эх, молодые называют нас старомодными. Вот сбросим десять лет и будем жить лучше, чем они…

Цзи вскочил.

— Верно, жить надо уметь. Отправимся путешествовать. В Лушане, Хуаншане, Цзючжайгоу — везде побываем. Плавать не умеем, так хоть морем полюбуемся. Пятьдесят с небольшим лет, да это самый подходящий возраст! Да, не умели мы раньше жить.

Фан Минхуа, не слушая разошедшегося супруга, вела свои расчеты.

— Если сбросить десять лет, мне будет всего сорок девять, значит, я смогу вернуться на свое старое место и еще хорошенько потрудиться целых шесть лет!

— Ты… — Цзи явно засомневался.

— Да, да, шесть лет, я смогу работать еще шесть лет, — твердила Фан Минхуа в радостном возбуждении.

— Ты… тебе, пожалуй, не стоит работать, — сказал наконец Цзи. — Со здоровьем у тебя неважно…

— Я совершенно здорова. — Минхуа так не терпелось вернуться на работу, что она и в самом деле чувствовала себя прекрасно.

— Ты пойдешь на работу, а на кого оставишь здесь хозяйство?

— Наймем домработницу.

— А, эти аньхойские поденщицы такие недобросовестные, разве можно на них положиться!

Фан Минхуа слегка заколебалась.

— И потом, зачем доставлять хлопоты своей бывшей организации? Если все пенсионеры вернутся, такая неразбериха начнется! — При одной мысли об этом Цзи Вэньяо пот прошиб.

— Нет, у меня еще шесть лет впереди, и я могу работать, — стояла на своем Минхуа. — Не возьмешь меня обратно в Управление, я на другую работу пойду. Пойду секретарем или замсекретаря парткома в какую-нибудь фирму. Ну, как?

— Э-э… Сейчас с этими фирмами такая путаница.

— Путаница! Надо только усилить руководство, наладить идеологическую работу, как раз и пригодятся старые кадры.

— Ну хорошо, — кивнул головой Цзи, как будто был начальником орготдела.

— Еще как хорошо-то! Эти на симпозиуме понимают людей! Сбавить десять лет, начать все сначала, да мне и во сне такое не снилось!

— А мне снилось, я об этом мечтал! — Цзи снова воодушевился. — «Культурная революция» украла у меня самые лучшие годы! Десять лет! Сколько дел можно было совершить! Пропали все эти годы, осталась седая голова и болезни. Кто возместит мне все это? И почему я должен пожинать эти горькие плоды? Вернуть молодость, отдать десять лет — эти ученые хорошо придумали, давно бы так!

Опасаясь, как бы мужа снова не захватили тяжелые воспоминания, Фан Минхуа, смеясь, сказала:

— Ладно уж, пошли есть утку!

Сорокадевятилетний Чжан Минмин не мог разобраться в своих чувствах, не мог толком сказать, рад он или не рад, сладко ему или горько. Кажется, и то и другое.

Хорошо, разумеется, что вернут десять лет. Специалисту-исследователю да не знать цену времени? Особенно ему, интеллигенту средних лет. Десять лет — это подарок судьбы. Вот за границей: если после двадцати лет исследователь сделал что-то значительное в своей области, он выступит с докладом на международной конференции, в тридцать может добиться признания во всем мире. Таких примеров сколько угодно. А он? Блестяще учился в университете, научный руководитель считал его талантливым, и происхождение было не хуже, чем у других. Увы! В неподходящее время он родился: отправили землю копать. А когда вернулся и взялся за пожелтевшие листы научно-технической документации, показалось, будто впервые их видит — в голове пусто, руки дрожат. И вдруг подарили десять лет, и можно все начать сначала. Надо взяться как следует, а если еще и условия для работы улучшатся, меньше будет волокиты и бестолковой беготни, — можно и в десять лет уложить все двадцать, наверстать упущенное и, как говорится, с честью достичь вершин мировой науки.

Он радовался, как и все, даже больше.

Но тут один из сослуживцев, похлопывая его по плечу, спросил:

— Чему радуешься?

— Как же не радоваться? — удивился Чжан.

— Сбавят десять лет, Цзи Вэньяо не уйдет на пенсию, а значит, не быть тебе начальником, крышка.

Да, да, сбавят десять лет, Цзи не уйдет, да и зачем ему уходить, будет по-прежнему начальником, а он, Чжан? Останется рядовым инженером, будет разрабатывать свою тему, торчать в лаборатории, в библиотеке… Но ведь только позавчера его вызывали в министерство, сказали, что Цзи пора на пенсию и он, Чжан, займет его место… Как же теперь, все не в счет, что ли?

На самом-то деле его совсем не привлекала административная работа. Самым высоким постом в его послужном списке было руководство группой, а опыт политической работы ограничивался проведением группового собрания. Ему и в голову не приходило поставить свое имя рядом с каким-нибудь чиновным званием, уже не говоря о таком высоком, как начальник управления. Смолоду он был «книжником», а во время «культурной революции» его причислили к «ревизионистской поросли — прихвостням буржуазных специалистов». После разгрома «четверки» он с головой ушел в работу, целыми днями просиживал в лаборатории, почти ни с кем не разговаривал.

Неизвестно, как это получилось, но когда подбирали резерв руководства, выбор пал на него. Несколько раз устраивали опрос сотрудников, его имя неизменно оказывалось первым в списке, как в свое время — на экзаменах — в первой тройке. В этот раз, выйдя из министерства, он подумал, что все решено окончательно. Хотя до сих пор никак не мог понять, при каких обстоятельствах, в каком деле он проявил способности руководителя, заслужил благосклонность верхов и доверие масс, и потому ощущал неловкость. У него никогда не было склонности к административной работе, откуда же взяться способностям руководителя?

Сюэ Миньжу, его жена, не блистала ни красотой, ни талантами, но была хорошей женой и матерью. Будучи в курсе служебных дел мужа, она прекрасно разбиралась во всех распрях, бушевавших в Управлении, и сказала:

— Именно потому, что ты не годишься в руководители, тебя и хотят сделать начальником.