Золотой век - Евгений Игоревич Токтаев

Аххиява удалось занять одну из двух привратных деревяннных башен и распахнуть ворота, но дальше их продвижение застопорилось. Хеттору, хотя и измученный не менее своих воинов, а может и более, спал чутко и проснулся от первого же крика. Схватил шлем, щит и копьё. Мгновение колебался, надевать ли панцирь. Некогда. Выскочил из дома, едва не столкнувшись с Хастияром, который на бегу надевал перевязь с длинным треугольным мечом.

— К оружию, друзья, аххиява у ворот!

На стену у привратных башен лезло человек пятьдесят пришельцев. Часовых, принявших первый удар, было куда меньше, но они смогли продержаться.

В стремительно разгоравшийся костёр дрова подкидывали с обеих сторон — число бойцов Хеттору вскоре увеличилось десятикратно, но к воротам подоспело и подкрепление аххиява.

Хеттору, прикрываясь большим круглым щитом, уже наступал во главе троянской аристии. Перелезшие через стену пришельцы тоже быстро составили правильный строй.

Они двигались безмолвно.

Копья ударили в щиты. Чужой наконечник расщепил край щита Хеттору. Военачальник, на лице которого не дрогнул ни единый мускул, хотя смертоносное остриё замерло возле самого глаза, сделал выпад копьём, целя в лицо противнику. Тот отпрянул. Хеттору шагнул вперёд, чувствуя, что построенный им маленький монолит следует за ним, не допуская разрывов строя.

Восходящее солнце позолотило верхушку сторожевой башни, но у её подножия ещё царила тьма, вспарываемая то тут, то там факелами. Рыжее пламя плясало в руках бойцов и слуг, и не очень-то способствовало удобству обзора поля боя.

Троянцы, толкаясь щитами и копьями, медленно, но верно, оттесняли пришельцев обратно к частоколу и воротам. Здесь собралась уже половина всех царёвых воинов, но сражаться могли всего человек сорок или пятьдесят. Остальные напирали сзади.

— Навались! — кричал Лигерон, — сейчас проломим! Ещё чуть-чуть!

Хеттору приметил руководившего юношу и пытался протолкаться к нему. Не только он определил главного, подле Лигерона сейчас жарило так, что хоть барана на вертеле подноси, испечётся за милую душу. А Безгубому,[151] Ахиллу, как его шёпотом называли за спиной злые языки, всё нипочём, он упивался дракой и ни одной царапины не получил, хотя под ногами корчилось в агонии уже немало народу.

Вокруг него бранились, сбивая дыхание, мирмидоняне. Некоторые из них, побратимы Феникса, взяли копья в руки, когда Лигерона ещё даже в задумке его отца не было.

Но как бы ни был хорош Лигерон, троянцы начали одолевать. Мирмидонян оказалось неожиданного немного.

Троянское копьё поразило в руку воина, прикрывавшего Лигерона справа. Боец на мгновение замешкался, чуть раскрылся и тут же захрипел, забулькал: копьё ещё одного троянца, который не проворонил оплошность противника, ударило прямо в горло. Лигерон оказался открыт справа и тут же был ранен в бедро. Вот и первая кровь. Пока пустяковая рана, но в таком положении недолго ждать чего и посерьёзнее.

— Надо отходить! — прокричал один из мирмидонян юноше, — не осилим!

— Ещё немного! Сейчас подойдёт Феникс!

— Их тоже становится больше!

Натиск пришельцев совсем захлебнулся.

— Так вам, ублюдки! — бушевал Хастияр.

Он удачно ткнул мечом под наплечник очередного аххиява. Тот отшатнулся и, потеряв равновесие, завалился назад, сбил с ног двоих своих товарищей.

— Ага!

Пришельцы пятились. Пятился, плюясь от злобы и Безгубый. В какой-то момент Хеттору, только что удачно напоившему копьё из горла врага, показалось, что напор налётчиков совсем сошёл на нет, что с его людьми бьётся только первая линия, а остальные обратились в бегство.

— Наддай, ребята! — заорал военачальник, — они бегут!

Троянцы отбили стену возле потерянной башни, отпихивали лестницы заготовленными шестами с рогатками на концах. Натиск пришельцев спадал.

— Много их там? — крикнул Хеттору.

— Совсем немного! — раздался несколько удивлённый голос одного из воинов, занявший стену, — не лезут больше!

Бойцы возле Лигерона не выдержали натиска и попятились, вынуждая отступить и его. Многие не смогли протиснуться обратно в ворота, ставшие вдруг уже игольного ушка.

Хеттору, тесня остатки налётчиков, прошёл ворота и остановился.

Мирмидоняне откатились.

Хеттору сжал зубы.

— Слишком просто, — сказал подле него Хастияр, вытирая клинок, — не может быть, чтобы так просто...

Царевич (ну а кто он ещё теперь, после смерти Куршассы?) взглянул на хетта. Он думал так же.

Хастияр осмотрел клинок и поморщился, увидев большую выщерблину. Где-то что-то рубанул в пылу схватки. Скверно. Не надо рубить, не для того меч сделан, чай не топор.

К воротам подоспел Алаксанду в полном доспехе и тут же накинулся на пасынка:

— Ты чего голый? Быстро облачайся!

Приам тоже не верил, что вот так быстро всё закончится.

Слуги тут как тут, панцирь притащили.

— Хеттору! — раздался крик, — они лезут на восточную стену!

— Хастияр, останься здесь, отбери человек пятьдесят! — скомандовал царевич, — остальные — за мной!

Идея взять нижний город с наскока ночной атакой принадлежала Лигерону. Он предложил её Алкиду, но тот и слушать не стал. Предложил Теламону — тот решил подождать день, пока всё растянувшееся длинной змеёй войско ахейцев и шардана подойдёт к Трое.

Теламон как-то сам собой оказался главным лавагетом, после самоустранения от командования Алкида. Талза и Тарвейя этому не обрадовались, но ахейцы заявили, что варваров над собой не потерпят пришлось очередную ссору улаживать Меланподу.

Войско, уже обременённое богатой добычей, ползло медленно, хотя до Трои было рукой подать. Это раздражало Лигерона, он жаждал деятельности, подвигов. Бесился, что троянцы успеют подготовиться.

Его поддержали Феникс и Меланпод. Выслушав идею воспитанника, Пелей раздумывал не слишком долго и решил, что вполне может и выгореть.

— Но не ночью. Можем сами себе навредить.

— На рассвете, — согласился Лигерон.

Да, ударить на рассвете. С налёта прорваться за ворота и начать жечь. Лигерон знал, что остальные не одобрят этого предложения. Их интересует богатый город, а не пепелище. Вернее, пусть он станет пепелищем, но только после как добычу погрузят на телеги и корабли. А вот Лигерон срать хотел на добычу. Он пришёл сюда жечь. Ну, может плащ пурпурный для Феникса раздобудет, но и довольно.

Небольшой отряд мирмидонян отделился от остальных. Верный Эвдор, коего когда-то считал побратимом Патрокл Менетид, «пёстродоспешный» Менестей Сперхеид, Алкидамант — все они были старше Лигерона, но признали его своим вожаком. Юноша с изуродованным лицом возмужал и стал чрезвычайно опасен. Он был нечеловечески быстр, не знал страха до той степени, когда это уже кажется безумием. Не признавал над собой ни царей,