Междуречье - Гарри Тертлдав

— Счета должны быть в порядке, — значительно произнес кузнец Димгалабзу, стоя на пороге дома Эрешгуна. За ним стояла его жена в нарядной тунике из белого полотна, с золотым ожерельем на шее, золотыми серьгами в ушах, золотыми браслетами на запястьях и золотыми кольцами на пальцах. За их спинами стояла Нингаль, тоже одетая празднично, с фатой из тонкой ткани, накинутой на голову и закрепленной золотыми шпильками.

— Конечно, счета должны быть в порядке, — согласился Эрешгун. За спиной торговца стояла Бецилим, его жена, тоже приодетая, хотя и в другом стиле, а за ней теснились Тупшарру и Нанадират с возбужденными улыбками на лицах. Шарур стоял несколько наособицу и нервно улыбался. Вся эта суета затевалась только ради него.

— Ну что же, тогда подобьем счета, — прогремел Димгалабзу. — Дом Эрешгуна заплатил моему дому за невесту, именно столько, сколько договаривались. Обещания исполнены. Вот контракты, — кузнец протянул Эрешгуну пару глиняных табличек.

Эрешгун внимательно изучил обе таблички, убедился, что они в точности повторяют друг друга. Димгалабзу спокойно ждал. Он не сомневался, что Эрешгун доверяет ему, но в браке, как и в любом другом деле, доверие доверием, а внимание никто не отменял.

— Хорошо, — заявил Эрешгун, сличив обе таблички. По обычаю он левой рукой протянул одну табличку Димгалабзу. Тот взял ее правой рукой. Теперь каждый держал в правой руке по брачному контракту. Эрешгун поднял свой над головой. Димгалабзу повторил его жест. Отец Шарура торжественно произнес:

— Да будут предзнаменования благосклонны к нам!

— Да будет так, — сказал Димгалабзу.

— Да будет так, — повторили вслед за главой семейства жена и дочь.

— Да будет так, — проговорили жена Эрешгуна, сыновья и дочь.

После этого взял слово Шарур:

— Отец, я знаю, что я у тебя в долгу. Будь уверен, я верну этот долг как можно скорее. — Такие слова не были предусмотрены в брачном ритуале, но в данном случае они оказались вполне уместны. На этот раз наученный горьким опытом Шарур не стал клясться именем Энгибила, обещая вернуть долг в какой-то определенный срок и определенным образом. Вместо этого он добавил: — Надеюсь, следующим летом торговля в горах Алашкурру будет удачнее, чем этим.

— Да уж, куда хуже! — не удержался Тупшарру.

— Я тоже надеюсь на лучшее, — мягко сказал Эрешгун. — Полагаю, наши торговые отношения с Алашкуррут наладятся. Теперь у них для этого есть все возможности.

Конечно, он имел в виду, что теперь великие боги Алашкурри не будут мешать торговле. — Твои надежды как-то связаны с той чашкой, что некоторое время гостила у меня в доме? — поинтересовался Димгалабзу?

— О какой чашке ты говоришь? — По голосу Эрешгуна можно было понять, что он впервые слышит о том, что на свете вообще есть какие-то чашки.

— Это про какую чашку ты говоришь? — тут же встряла Гуляль. Шарур смекнул, что Нингаль ничего не сказала матери о чашке Алашкурри. Похоже, и Димгалабзу не посвятил жену в эти дела. Ну что же, после свадебного пира кузнецу придется объясняться с женой.

Но это будет после. Теперь Бецилим взяла на себя роль свадебного распорядителя.

— Начнем пир! — провозгласила она. — Будем веселиться. Надо же отпраздновать воссоединение наших домов. Мы долго этого ждали, и наконец момент настал.

Вид у Гуляль был не очень-то праздничный, так, пиво третьего сорта или финиковое вино, скисшее до уксуса. Но положение обязывало. Обе семьи смотрели на нее с надеждой, так что она не стала портить свадьбу собственной дочери. Для разборок еще придет время. Она подождет. Шарур не хотел бы оказаться на месте Димгалабзу, но тому некуда было деваться.

Бецилим хлопнула в ладоши. Рабы понесли из кухни угощения. На большом медном блюде в строгом порядке лежали жареная баранина, сердце, печень, сладкие лепешки, жареные мозги и языки. Димгалабзу с удовольствием поглядывал на блюдо. Оно родилось в его мастерской, и то, что именно ему отводилась на столе главная роль, следовало воспринимать как комплимент, сделанный домом торговца.

Следом вышла имхурсагская рабыня с лепешками на плетеном подносе. Но сегодня это были не обычные лепешки из ячменной муки, а мягкие и пышные, из дорогой пшеницы. Такой хлеб не посрамил бы и стола лугала.

— Отлично, отлично, — похвалил Димгалабзу, в предвкушении похлопывая себя по объемистому животу. — О, мед вижу, и кунжутное масло! Воистину, дом Эрешгун не упрекнешь в скупости.

Бецилим возмущенно фыркнула.

— Еще чего! Если бы дом Эрешгуна поскупился на свадьбу своего старшего ребенка, что бы сказали о нас соседи? Они бы сказали, что мы скряги. Что мы заботимся только о том, чтобы сохранить свое добро, хотя обычай говорит: придет время, и надо отдать то, что скопил своим трудом. Они бы еще и похлеще сказали, и были бы правы. Но мы не такие. Мы такого не хотим.

— Мой муж не хотел вас обидеть, — вступилась за кузнеца Гуляль, сердито глядя на мужа и заискивающе на Бецилим. — Наоборот, муж хотел похвалить ваше гостеприимство. — Она метнула на мужа еще один гневный взгляд. Шарур подумал, что ей просто нравится смотреть на Димгалабзу при каждом удобном случае. А еще он порадовался, что у его суженой нрав поспокойнее, чем у матери.

После завершения пира Димгалабзу не собирался забирать Нингаль домой. Ей надлежало остаться в доме Эрешгуна. Взгляды молодых встретились и оба смутились.

Бецилим, со своей стороны, превратилась в пушистое облако.

— Конечно, я поняла деда моего будущего внука, — сказала она, широко улыбаясь. — Уверяю вас, тут нет никакой обиды.

Шарур переглянулся с отцом. Оба прекрасно поняли, что слова Бецилим означали в переводе: «Да уж я как-нибудь не упущу случая поставить вас на место».

Гуляль это тоже поняла. Ее черные брови сошлись к переносице. Теща Шарура нахмурилась. Но Бецилим сохраняла такой приветливый вид, что затевать ссору не было никакой возможности. Пожалуй, этот раунд остался за матерью Шарура.

Рабы продолжали таскать еду: жареную саранчу и уток, вареные утиные яйца, тушеные бобы, горох, чечевицу и огурцы, свежий чеснок, лук и множество салатов. Принесли кувшины с отличным пивом, и кувшины с финиковым вином. За столом с удовольствием ели и пили.

Димгалабзу опять похлопал себя по животу и лукаво посмотрел на невесту с женихом.

— Столько еды, — пробасил он, —