Антология российской фантастики - Стрела Аримана

– Как это происходит?… - негромко спросил доктор Хайдари. - Я имею в виду Мнемо… Это что, похоже на сон?

– Взгляните на живой вид.

– Я смотрю на него.

– Это сон?

– В некотором смысле.

– Но на этой дороге может показаться прохожий. Разве нет? Разработали живой вид вы, но ведет его МЭМ. По его желанию дорога останется пустынной, но однажды, по его же желанию, по дороге может пройти конный обоз. У МЭМ достаточно информации, чтобы доставить вам такое удовольствие. Назовете ли вы это сном?

Доктор Хайдари неуверенно пожал плечами.

– Конечно, любое прошлое можно назвать сном… - Маленькие, близко поставленные глаза Ага Сафара смотрели на доктора Хайдари чуть ли не с насмешкой. - Особенно далекое прошлое… Но какое это имеет значение?… Я же помню горящий Иерусалим… Его пламя давно погасло, но оно жгло меня, на моем теле остались рубцы от ожогов… Я помню и Рим, доктор Хайдари… Император Диоклетиан не был мягок. Если тебя уличили в связях с христианами, тебе грозила смерть… Скверное ощущение… Я помню Александрию, ее пыль и зной и вопли толпы, таскавшей по улицам труп Ипатии… Было ли это сном?

Он криво, нехорошо усмехнулся.

– Разумеется, вы готовы и сон признать реальностью, если я положу перед вами материальные доказательства… Но разве таких доказательств нет?… Та же теория доктора Чеди. Разве доктор Чеди проявлял интерес к математике в реальной жизни?… А роман Рене Давана? Пусть он плох, но реален… А” замечания Зои Пуховой по крупным озерным рыбам? А ископаемые, описанные Яном Ольшей?…

Он замолчал.

Доктор Хайдари улыбнулся:

– Почему вы не прибавите к этому вашу необычную память?

– Ну да… Вы же считаете ее ложной… - Ага Сафар глядел почти вызывающе. - Боюсь, Ждан Хайдари ошибся… Не сделай он этой ошибки, ему не пришлось бы прятать Мнемо от либеров.

Они помолчали.

– Если это и так, если Мнемо действительно дарит нам реальный опыт, - сказал доктор Хайдари, - мне не кажутся убедительными пророчества доктора Чеди. Да, либеры их принимают, но во мне они вызывают протест.

– Конечно, - ответил Ага Сафар неожиданно спокойно, - но вам придется подавить свой протест.

– Вот как?

– За пророчествами доктора Чеди, как и за моей памятью, стоит историческая реальность Правда, я не связываю “теорию исторической спирали” с именем доктора Чеди.

– С чьим же?

– Разумеется, Альвиана, - быстро отозвался Ага Сафар. - Эту теорию разработал именно он. Я утверждаю это. Я его вестник.

– Вестник?

– Ну, найдите другое определение, если это вам не по душе. Мне все равно. Просто я подтверждаю, что возможность давать долгосрочные специальные прогнозы нам подарил Альвиан. Он первым рассчитал и пики, и спады истории. Если бы Альвиан жил сейчас, он был бы услышан. Закон Альвиана - я предпочитаю называть это так - строго учитывает математическую зависимость между уровнем и скоростью технологического развития и надстройкой, воздвигнутой на том же технологическом базисе. Простите мне архаичные термины. Уверен, как создатель синтезатора и член Совета вы оцените дерзость и практическую ценность высказанных Альвианом мыслей. Святой Бенедиктин Нурсийский мог еще отрицать знание во имя нерассуждающей веры, но вряд ли это можете вы…

Ага Сафар остановится.

– Продолжайте, - кивнул доктор Хайдари.

– Я уже говорил, закон Альвиана фиксирует повторяемость всех форм организации производства и общества. Это именно закон, я настаиваю на этом. Либеры - не случайность, они не бунт молодой крови. Альвиан доказал: все дело в повторяемости. История повторяет себя на каждом новом витке технологического развития, а значит, мы действительно можем прогнозировать будущее. Доктор Чеди утверждает: люди теряют интерес друг к другу, часто они уже общаются на уровне голографических двойников, слишком сложно живут, им необходимы некая остановка, отдых, осознание общего положения. В этом он прав, но предсказал это Альвиан, и вам гоже придется подтвердить это.

– Мне?

– Конечно.

– Но почему мне?

– Хотя бы потому, что на вас меня вывел МЭМ.

– МЭМ?

– Разумеется… Ведь кто-то снял с моей руки браслет, поставил меня на ноги, привел меня к вашему дому.

– Цепь случайностей…

– Я думал об этом, - Ага Сафар покачал головой. - Слишком много случайностей, слишком близко они лежат… Если уж говорить о случайностях, то случайностью могла быть только моя давняя, первая йстреча с Альвианом. Там. на железнодорожном вокзале…

Он вдруг усмехнулся.

– Вы знаете, что такое горячий цех на заводе железобетонных изделий?… Ну да какие там железобетонные изделия, вы привыкли к спектролиту… А там, в горячем цеху, доктор Хайдари, были так называемые пропарочные камеры, в которые нужно было периодически загружать формы с панелями… И делали это не роботы, а люди, всего лишь люди, такие, как Альвиан. Это была его школа.

– А вы? Чем занимались вы?

– О, я счастливчик! Межобластной республиканский отдел научной организации труда… Боюсь, эти слова тоже маю что вам скажут… Если говорить проще, я занимался разработкой планов социального развития для угольных шахт, но мне приходилось заглядывать и на заводы железобетонных изделий. Именно там зарабатывал на жизнь Альвиан. Мне, несомненно, пришлось легче… Если уж быть до конца откровенным, в те сложные времена я попросту поторговывал своим личным историческим опытом - всякие там популярные статейки, они имели успех, а я, соответственно, имел место в гостинице и кусок хлеба.

– А Альвиан?… Как можно разрабатывать мировые законы, самоуничтожая себя в пропарочной камере?

– Пересмотрите еще раз архив вашего прадеда. Никто добровольно не полезет в такую камеру, но ведь Альвиану надо было есть. Над мировыми законами он работал в те часы, когда человеку полагается отдыхать. Это трудно сейчас представить, доктор Хайдари, но когда-то было и так… Да и какой отдых, если ты вдруг прозрел, если вдруг увидел живое движение истории, понял, когда всплеснется великий пик, а когда начнется неумолимый спад. Эти нарастающие по крутой экспоненте изменения, наконец это взрыв на почти нестерпимой ноте!… Альвиан сделал правильный вывод: всплески на горизонтальной оси вызываются вовсе не течением времени - это скорость изменений в технологии общественного труда. Человека уже не хватает на его профессию, его профессия дробится на множество самостоятельных дел, возникают все новые и новые, все более и более узкие специальности. А человеку, доктор Хайдари, свойственно осознавать свой труд. Человек теряется, не видя цепи процесса. Либеры отторгают МЭМ вовсе не потому, что он им мешает, нет, просто МЭМ видит то, чего уже давно не видят они, а они хотят видеть сами. Отсюда эти странные прыжки в пропасть, туманы запахов и героические реалы. Сложность. управления производством прямо пропорциональна квадрату числа звеньев управления. Это знал уже Альвиан… А встретил я его действительно случайно. Ночью, на железнодорожном вокзале. Мы оказались соседями но скамье. Собственно, Альвиан жил на этой скамье. К тому времени, ведя борьбу за свою теорию, он потерял все - семью, дом, работу. Я сумел вытащить его из отчаяния, пристроил в свой отдел, познакомил с вашим прадедом. Оценив закон Альвиана, я поклялся быть его вестником. И ваш прадед, и Альвиан, конечно, посмеивались над моими причудами. Они знали, что любой вестник смертен. Я не спорил, а просто соглашался быть той бутылью с запиской, которую бросают в бушующий океан с борта гибнущего корабля… Я, конечно, не очень-то привлекательная бутыль, - криво усмехнулся он, - зато я прочнее, чем можно подумать…