Школа обольщения - Джудит Крэнц

— Мэгги, ты когда-нибудь слышала старую поговорку о том, что рыба гниет с головы? Это дело пошло неладно с самого первого дня. Я поддался на уговоры и назначил день начала съемок, хотя знал, что со сценарием не все в порядке. Деньги дает одна из шишек — чертово скопище бандиток, — и они хотят, чтобы фильм был выпущен к Рождеству. Поэтому нам пришлось искать море и солнце — иначе картины не будет. Дождь идет во всем мире, кроме этой дыры и Саудовской Аравии, извини за выражение. И к тому же это единственное время, когда Бен Лоуэлл и Мэри Хейнс свободны, и, если я не сниму их сейчас, я уже не смогу собрать их вместе года два. Так что сейчас или никогда, и мне пришлось сдаться. Со мной это случается не в первый раз, но раньше нам удавалось кое-как проскрипеть. А на этот раз все складывается просто невообразимо: мой сценарист заболел, ничего не может делать, у него рвота и понос, думаю, он наелся здешних лепешек. Мой постоянный электрик сломал ногу, его пришлось отправить самолетом в Лос-Анджелес, генератор во время ночных съемок ломался раз десять, секретарша глуха, или слепа, или и то и другое вместе. Я нанял ее в последнюю минуту, когда моя постоянная секретарша собралась замуж… Можно продолжать, но к чему это?

Мэгги впервые видела Вито растерявшим свой оптимизм, который он обычно сохранял при любых невзгодах.

— Вито, ты говоришь о частностях. А как отснятый материал?

Он употребил великолепный жест латинян, сочетавший в равной мере надежду и отчаяние.

— Так, может, игра стоит свеч? — Мэгги почувствовала, что его нужно подбодрить. Ей не хотелось упоминать о странном напряжении на съемочной площадке, потому что не он тому виной. Может быть, подумала она, всему причиной неполадки и нелепые случайности.

— Если бы это было так, — пробормотал Вито таким бесцветным голосом, что Мэгги испугалась.

— А если и нет? Это еще не конец света. Твой фильм с Моро и Бельмондо понравился Кэнби и даже Джону Саймону. Последние два фильма получили фантастические отзывы…

— Они не принесли никакой кассы. Никакой. Если я хоть раз получу прибыль, значит, папе римскому пора жениться. Ты, как все, считаешь, что хорошие отзывы автоматически означают деньги. Может, только в Нью-Йорке…

— Ох… — Мэгги онемела от удивления.

Щедрость Вито, жившего словно на вершине мира сего, весь образ его жизни производили впечатление, что его ресурсы безграничны. Она никогда не задумывалась о том, что, начав снимать картину, продюсер может быть уверен только в том, что получит зарплату и что истинное его вознаграждение зависит от прибылей.

— Я этого просто не понимала, — произнесла она наконец.

— Мэгги, сколько фильмов приносят прибыль?

— Ну, господи, очень и очень многие, — иначе зачем бы их снимать?

— Один из четырех. Разве ты не помнишь, чему я учил тебя в Риме? Только двадцать пять процентов фильмов приносят прибыль, но эти двадцать пять процентов приносят столько денег, что их хватает на существование студий.

— А твоя продюсерская зарплата? Ведь ты получаешь ее вперед, даже если картина не приносит прибыли.

— В зависимости от обстоятельств, — сказал он, поморщившись, будто попробовал горькое лекарство. — Случилось так, что при моем прошлом фильме и при этом тоже положение с финансированием было таким тяжелым, что я отсрочил себе зарплату до получения прибыли. Фильм с Бельмондо провалился, и мое имущество заложено, Мэгги.

Заложено! Она смотрела на него: в шелковой пижаме и шелковом халате с монограммой он был великолепен.

— Я не знала.

— Никто не знает. Это тайна сообщества продюсеров. Мы все игроки. Это хуже, чем игра на скачках. Потому у нас и нет настоящей спайки, мы боимся, что кто-нибудь проговорится.

— О, Вито! Дорогой! Все будет хорошо. С Беном Лоуэллом и Мэри Хейнс провала быть не может. Море чувственности на экране — они входят в шестерку самых сексуальных людей в мире. Люди до смерти хотят увидеть по-настоящему хорошую любовную историю. Вито, я знаю, это будет грандиозный успех. — Мэгги обвила его руками крепко, как могла.

— Твои слова да богу в уши, — ответил Вито, употребив любимое выражение матери Мэгги.

Через полчаса на Мэгги накатил такой приступ «болезни туристов», что ей оставалось лишь спастись бегством к себе в комнату. Она не притрагивалась ни к чему, кроме еды в походной столовой, но Мексика есть Мексика. За двадцать четыре часа, что она провела в физических страданиях, произошел еще один несчастный случай, но поправить дело лекарством на сей раз было невозможно. Этой ночью красивый молодой актер Гарри Браун, дублер Бена Лоуэлла, споткнулся о мусорную урну и упал в темной аллее позади мотеля. Он так ударился головой о бетонную плиту, что потерял сознание и умер от потери крови еще до Того, как его успели обнаружить. Пока врач компании оформлял свидетельство о смерти, Бен Лоуэлл разговаривал с Вито:

— О господи, я знал этого парня много лет. До сих пор не могу поверить. Ужасно! Он был моим дублером в последних трех картинах. Пока он не появился в Голливуде, он был никто, бродяга. Два года назад я дал ему работу — парень слонялся без дела, мечтал стать актером, но таланта у него не было. Бедняга. Бедный Гарри, о господи! Он вырос на какой-то богом забытой ферме, он никогда не говорил, где она. Нам придется устроить похороны, Вито, и поскорее. Эта страна жаркая.

— Он был католиком? Есть у вас какие-нибудь свидетельства?

— Черт, никаких! Кто же знает о таких вещах?

— Тогда мы не сможем похоронить его здесь. Нас в этом городишке и так не любят и не позволят хоронить на своем кладбище некатолика.

Двое мужчин посмотрели друг на друга. Это значит, что им придется вызывать самолет из Лос-Анджелеса и вывозить тело обратно. И это означает, что нужно готовиться к похоронам вдали от этого места и предстоят огромные расходы.

— Вито, парень любил море, это у него просто пунктик был. Будет ли противозаконно похоронить его в море?

— Думаю, лучше отослать тело обратно в Лос-Анджелес, Бен. Студия просто добавит это к нашим перерасходам.

— Вито, говорю тебе, парень хотел бы, чтобы его похоронили в море. Я в этом уверен. Гарри ужасно боялся… боялся кремации, боялся быть зарытым в землю. Я вынужден настаивать на этом, Вито.

Актер дрожал, испытывая какое-то чувство, но Вито не понимал какое. Это была не скорбь потери и не злость от того, что ему возражают. Он повторил неожиданно резким, искаженным голосом:

— Я вынужден настаивать…

И Вито определил его чувство. Страх.

— Вито, я не смогу закончить картину, если он не будет похоронен в море. Мне будет слишком больно думать, что его похоронили в земле, когда он так ненавидел все это. Слишком больно, чтобы работать.