Айдол-ян. Часть 3 - Андрей Геннадьевич Кощиенко

— Понятно… — говорю я, выцеливая попавшего мне в объектив «артиста» и интересуюсь. — Как же тогда поля? На них что-то растёт.

— На полях работают специальные бригады, — получаю я ответ. — У нас мало сельскохозяйственной земли, а в КНДР её ещё меньше. Поэтому, они не могут ничего на них не сажать.

— Понятно… — снова повторяю я и спрашиваю. — А что за мачта там торчит?

— Её построили, когда на нашей стороне установили мачту высотой в восемьдесят метров, — говорит ЧжуВон. — Не пожалели сил и металла, сделали её высотой в два раза больше нашей.

— Сто шестьдесят метров? — удивляюсь я и говорю. — Высокая…

— Там флаг один весит двести семьдесят килограмм, — сообщает ЧжуВон.

Упадёт с такой высоты — убьёт. Даже не убьёт, в лепёшку превратит…

В общем, ничего интересного, — делаю я для себя вывод, ещё раз оббежав взглядом деревню. — Из миномётов никого не расстреливают, на мачте никто в петлях не болтается. Скукота…

(позже. После возвращения со смотровой вышки в часть. ЧжуВон и ЮнМи идут рядом)

— Ты не могла использовать другие слова? — спрашивает меня ЧжуВон, воспользовавшись тем, что съёмочная группа отстала, замешкавшись с выгрузкой из машины и мы остались как бы без могущих услышать наш разговор.

— Какие ещё — другие слова? — не понимаю я.

— Я говорю о твоей песне — «Ураган». Там, где страсть захлестнула тебя в каких-то римских развалинах.

Повернув голову непонимающе смотрю на него. Что ему надо?

— Что не так там со словами?

— Не так, то, что у тебя есть официальный жених, — объясняет он мне. И когда в твоей песне есть слова о любви, они автоматически трактуются как наши с тобой отношения или описание каких-то событий, случившихся у нас с тобой. Поэтому, я тебя спрашиваю — у тебя что, других слов не нашлось? Обязательно эти нужно было использовать?

Если бы я искал слова на замену имеющимся, я бы точно никуда тогда бы не успел, — думаю я. — Но не объяснять же этот неудобный факт обиженному «официальному жениху»? Что говорить? А что говорить? Не нужно ничего говорить. Нужно включать режим — «я девочка морозная, стервозная».

— И на какие слова я должна была их заменить? — интересуюсь я. — Про деревообрабатывающую промышленность?

— Почему именно — деревообрабатывающую? — совсем не понимают меня.

— Потому, что ты — дуб! — объясняю я. — О чём поют девушки? О переживаниях, о чувствах. Вспомни, что сам мне говорил. Какие теперь тебе ещё — «другие слова»?

Я поднимаю вверх сжатые плечи и непонимающе оттопыриваю нижнюю губу.

— Можно было не писать про обнимашки, — сухо объясняет суть своих претензий ЧжуВон, явно обиженный сравнением с деревом, но одновременно согласный со справедливостью моей претензии. — Это выглядит, словно ты выставляешь на общее обозрение личное двоих.

Ну, в общем, да, претензии можно отчасти понять. Но, только отчасти. Потому, что я в тот момент о своём фиктивном женихе не думал. От слова воо-още.

— Или, может ты это специально? — с подозрением спрашивает меня ЧжуВон. — Показать, участок — застолбила?

От, жжёшь… проблема ты какая…

— Я просто выполняла взятые на себя обязательства, — напоминаю я о имеющейся договорённости. — Демонстрировала, что всё по-честному. Если ты недоволен качеством созданной мною иллюзии, скажи. Я готова выйти из соглашения с твоей хальмони в любой момент. Перстень я тебе верну.

— Не надо делать такие резкие заявления, — сразу «сдаёт назад» ЧжуВон.

— Тогда странные претензии предъявлять тоже не надо, — требую я.

— Ладно, проехали, — говорит ЧжуВон оставляя за собою последнее слово.

В этот момент мы подходим с ним к странной штуковине. С удивлением смотрю на машину, в кузове которой установлено много-много излучателей, стеной, по краям которой собран диффузор из соединённых между собой узких панелей. И всё покрашено в болотного оттенка зелёный цвет. Безрадостный такой. Цвета тины.

Хм, странная какая-то звуко-передвижка… Судя по внешнему виду излучателей, назначение их — где-то на уличных столбах висеть. И качество звука у них, скорее всего, будет соответствующее. Зачем их тогда собирать в один массив? Всё равно ведь хорошего качества не будет. Будет только громко. Неужели это для моего концерта приготовили?

— А что за штука? — повернувшись, спрашиваю я ЧжуВона.

— Это? — окидывает он взглядом громоздкую конструкцию. — Это «музыкальная атака». Оружие против северокорейцев.

— «Музыкальная атака»? — поворачиваюсь я к «халабуде на колёсах» и сообразив, как это можно применить, спрашиваю. — Типа «музыкальной шкатулки»?

— Что такое — «музыкальная шкатулка»?

— Ну это когда человека берут и сажают в комнату, где постоянно играет одна и та же музыка. Или, постоянно включен противный звук. Пытка такая.

— Откуда ты это знаешь? — спрашивает ЧжуВон и воспользовавшись тем, что рядом никого нет, уточняет, почему он удивлён. — Ты же ничего не помнишь?

— «Всплывает» иногда, — недовольно говорю я и добавляю, делая указующее движение рукой в направлении зелёных громкоговорителей. — Лучше расскажи, что это за ерундовина?

— Это машина для звуковой агитации, — окидывая взглядом установку, говорит ЧжуВон. — Такие размещают возле границы и включают вещание на ту сторону. Новости нашей страны, мировые новости и музыку. К-поп. По разведданным, противника больше всего бесит музыка. Поэтому, её включают чаще. А сегодня на ту сторону будут транслировать твой концерт. Вечером, слышимость может достигать двадцати пяти километров.

— Справишься? — поворачивает