Пешки (СИ) - Татьяна Чернявская

— Мымра, — прошипела девушка, ставя на подоконник в коридоре реквизированный антиквариат, — старая.

Как ни крути, а наставницу Раника всё‑таки боялась, хоть и ужасно злилась на себя и неё за этот страх. В молодом, энергичном теле злость бурлила и била ключом, прорывая оболочку вбитой культурой благопристойности и чинопочитания. Вот и сейчас стройная черноволосая фурия летела по лестнице, не расшвыривая искры, только потому, что принадлежала стихии земли. Попадающиеся на её пути слуги и собратья по оружию испуганно и удивлённо жались к стенке и провожали полным недоумения взглядом. Хоть весь штаб и был в курсе странных взаимоотношений Госпожи Травницы с личной ученицей, в таком состоянии маленькую, но подающую большие надежды стерву видеть доводилось не часто.

— Вот, значит, как да? — шипела себе под нос Раника, перепрыгивая через две ступеньки и просто мечтая кого‑нибудь сбить по дороге, чтобы попрыгать острыми каблучками по распростёртому на полу телу. В свои шестнадцать такое поведение она считала вполне простительным.

— Ранка, куда прёшься! — едва успел отскочить в сторону какой‑то мужик с исполосованной шрамами рожей.

— Отвали, урод!

Схожесть его голоса с её ненаглядным Сигурдом, которого юная травница так активно обихаживала и пичкала приворотными зельями, Раника предпочла проигнорировать. Теперь перед ней представала идея куда более грандиозная и значимая, чем внимание даже самого популярного балагура в их штабе.

— Посмотришь у меня ещё, ведьма! — трясла она в воздухе кулачком с зажатым в нём стерильным мешочком из сейфа в кабинете с артефактами. — Я ещё покажу! У меня ещё все попляшут!

Все плясать совершенно не спешили, привыкшие к подобным заявлениям с её стороны. Смотритель зверинца лишь флегматичным взглядом проводил подпрыгивающую (всё же брусчатка для высоких каблуков не то покрытие) фигурку и закурил следующую папиросу. В его работе без должного пофигизма и папиросы никак не справиться, иначе кошмары замучают от одних только голосков собственных подопечных. Хорошо ещё, что один из их «папочек» куда‑то запропастился, а то бы уже стоял над душой, мозги утюжил.

Впрочем, даже если бы старый смотритель, почти не вылезавший летом из своего гамака бросился ей наперерез с мечом наголо, девушку это вряд ли бы остановило. Раника, преисполненная духом мщения и тёмной жаждой величия, что затмевала любые всходы здравомыслия и образования, орудовала связкой ключей, пыхтя и сдувая со лба распущенные пряди. Верхний люк отходил тяжело, скрипя и оттягивая руки. Он был слишком тяжёлым для хрупкой девушки, но упрямство творило чудеса. Тяжёлый животный запах ударил в нос, вышибая слезу и заставляя невольно отступить назад от глубокой, закрытой решёткой урчащей ямы. Юная травница едва пересилила себя, чтобы снова подойти к вмурованной в землю кувшинообразной клети и одним брезгливым движением швырнуть внутрь окровавленный обрывок мужской рубашки. Изнутри раздалось злобное ворчание.

— Вот тебе, мой хороший! Нюхай, моя прелесть! — едва не урчала от сдерживаемого восторга девушка, подпрыгивая на носочках от возбуждения.

Ворчание сменилось глухим клёкотом и затихло, вызвав у Раники почти искреннюю улыбку. Девушка осторожно присела возле края решётки и принялась отвинчивать тройной замок специальным пружинным ключом, высунув от усердия кончик языка. Замок шёл туго, пользовались им не часто, а смазывали ещё реже. Наконец раздался долгожданный щелчок. Решётку сотряс первый мощный удар, опрокинувший зазевавшуюся девушку навзничь. Второй сбил крупное стальное плетенье, хрупкое без порушенной чародейской брони.

— Siri lin! Siri ilia ciuj! — восторженно визжала девушка вслед уносящемуся в небо зверю.

— До сих пор не могу поверить, что нас так просто вышвырнули, — в который раз удручённо проговорила Алеандр, подсыпая в суп тёртой пижмы. — Они же цвыги! Должны быть более толерантны к окружающим. Ну — у да, Танка выглядит слегка специфически, но ведь разложением не пахнет, походка и речь нормальные, значит, точно не зомбячка. Чего они так всполошились?

— Спешу тебя огорчить, но это не из‑за внешности, — Араон любовно точил серп подобранным где‑то шероховатым камнем, блаженно прикрывая глаза и слегка улыбаясь собственным мыслям, что‑то в этой улыбке казалось Яританне ужасно подозрительным ввиду отсутствия жалоб на голод после столь знаменательного марш — броска.

— Полагаю, дело в её специализации, — продолжал отвечать на вопросительный взгляд травницы чародей. — У цвыгов с некромантами давняя, почти кровная вражда в одностороннем порядке…

— Я не некромантка! — рыкнула Танка, сурово сводя бровки и сжимая кулачки, от чего стала напоминать представителя древней специальности ещё больше.

Для полноты образа тёмного чародея не хватало только развивающегося за спиной чёрного плаща, о чём не преминул донести до блондинки посмеивающийся чародей. У Чаронит аж руки зачесались от желания влепить этой морде хорошенькую затрещину. Пришлось чесать друг о друга. Очень уж проницательный взгляд Важича, разгадавшего её благородный порыв, не располагал к активным действиям.

— Как всё это относительно, — протянул язвительным голосом Арн, но под двумя хмурыми взглядами осёкся. — В любом случае, цвыги очень активно цепляются за свою скудную историю, а некроманты, пока в фаворе были, вырезали их, как кутят. Вот и трясутся каждый раз.

— Ну, духовники, это ещё не некроманты! — весело улыбнулась травница, принюхиваясь к собственному шедевру. Едой этот состав было назвать проблематично, но смягчить окрас у несчастной «некромантки» должен был. Всё же они выходили в довольно обжитые места, а там с чумными и предположительными упырями расшаркиваться не будут.

— Как сказать, — неожиданно даже для самой себя не согласилась Танка, — мы можем быть не менее опасны, скажем, для торговцев нелегальными ментальными прилипалами или демонофилов.

— Думаешь, за ними подобное водится? — Эл с подозрением остаотрела сложенные стопкой на рубашке пресные лепёшки, будто вместо заскорузлой горелой муки они были присыпаны звёздной пылью.

Танка смотрела на их предположительный обед с таким же выражением, но совершенно по другой причине. Перед её мысленным взором яркой чередой вставали картинки недавно увиденного быта цвыгов, и мозг начитал медленно подсчитывать возможное количество яиц глистов, мух и цепней, колоний кишечной палочки, просто песка, волос и прочей дряни в этом сомнительном лакомстве. Брезгливость в ней оказывалась сильнее голода, если включался антропогенный фактор.