Золотая коллекция классического детектива (сборник) - Гилберт Честертон

– Не думаете ли вы, что даже в таком аппарате, не больше этого, нашлось бы место всем драгоценным камням леди Джерленд? Ты притворяешься, будто снимаешь им, и все тебе верят.

– Но я все-таки слышала, что нет на свете вора, который бы за собою не наследил.

– Есть такой: это Арсен Люпен.

– Почему?

– Почему? Потому, что он думает не только о краже, которую совершает, но также о всех тех обстоятельствах, которые могли бы его выдать.

– Вначале вы больше верили в его поимку.

– Но после увидел его работу.

– И посему, ваше мнение?

– По-моему, время тратят понапрасну.

И действительно, розыск не давал никаких результатов. Хуже того, вопреки всем усилиям, вскоре были похищены часы капитана. Прийдя в ярость, хозяин судна удвоил рвение и усилил наблюдение за Розэном, с которым у него состоялось несколько встреч. Но на следующий же день – очаровательная ирония! – часы были найдены среди накладных воротничков его помощника. Все это отдавало чудесами и ясно свидетельствовало об остроумных повадках Арсена Люпена, бесспорно – взломщика, но также дилетанта. Он работал, конечно, по призванию и склонности, но еще и для собственного развлечения. И казался человеком, который забавляется спектаклем, устроенным им самим, и который, прячась за кулисами, хохочет во все горло над смешными ситуациями и ходами, которые сам и придумал. В своем жанре он, конечно, был артистом; и, наблюдая за Розэном, упорным и мрачным, думая о двойной роли, которую, несомненно, играла эта любопытнейшая личность, я не мог говорить о нем без восхищения. Но в предпоследнюю ночь вахтенный офицер услышал вдруг стоны, доносившиеся из самого темного угла на палубе. Он приблизился. Там лежал человек, голова которого была обернута толстым серым шарфом, а кисти рук стянуты тонким шнуром. Его освободили от пут. Подняли, оказали ему помощь. Этот человек был Розэн. Это был, действительно, господин Розэн, подвергшийся нападению во время одной из своих экспедиций, сбитый с ног и ограбленный. На визитной карточке, приколотой к его платью, можно было прочитать: «Арсен Люпен с благодарностью принимает десять тысяч франков мсье Розэна». Отнятый же у того бумажник на самом деле содержал двадцать купюр по тысяче. Несчастного, конечно, обвинили в том, что он симулировал нападение на самого себя. Но, не говоря о том, что он никак не смог бы себя таким образом связать, установили, что почерк на карточке был совершенно иным, чем почерк Розэна, и полностью был схож – ошибка тут исключалась – с почерком Люпена, каким его воспроизводила старая газета, найденная на пароходе. Таким образом, Розэн перестал быть Арсеном Люпеном. Розэн был отныне Розэном, сыном негоцианта из Бордо! Присутствие на судне Арсена Люпена этой грозной акцией подтверждалось еще раз. Воцарился ужас. Никто не решался оставаться в одиночестве в каюте, тем более – забираться в слишком уединенные места. Пассажиры осторожно собирались в группы людей, хорошо знакомых друг с другом, хотя инстинктивное недоверие установилось и между самыми близкими. Ибо угроза исходила не от определенного, а значит – менее опасного лица. Арсен Люпен теперь был… всеми. Возбужденное воображение приписывало ему волшебную, неограниченную власть. Его считали способным прибегать к любым маскировкам, надевать самые неожиданные личины, становиться по очереди респектабельным майором Раусоном или аристократичным маркизом де Раверданом, либо, поскольку на указующем инициале уже не останавливались, тем или иным всем известным лицом с женой, детьми и слугами. Последующие депеши по беспроволочному телеграфу не доставили ничего нового. По крайней мере, капитан ничего нам не сообщил. А его молчание не могло нас успокоить. Последний день показался нам нескончаемым. Все жили в тревожном ожидании несчастья. На сей раз, мол, произойдет не простая кража, не обычное нападение; будет совершено серьезное преступление, может быть – убийство. Никто не допускал даже мысли, что Арсен Люпен ограничится двумя незначительными правонарушениями. Полный хозяин судна, на котором власти оказались бессильными, все было ему дозволено, он мог распоряжаться и жизнями, и имуществом. Сладостные часы для меня, сказать по правде, так как они принесли мне доверие мисс Нелли. Под впечатлением стольких событий, беспокойная по характеру, она невольно искала у меня покровительства, безопасности, которую я был счастлив ей обеспечить. Я благословлял, в сущности, Арсена Люпена. Разве не он способствовал нашему сближению? Разве не благодаря ему я мог позволить себе самые сладостные мечты? Любовные грезы, все менее химерические, почему бы в этом не признаться? Род Андрези – благородного пуатвэнского корня, но герб наш несколько потускнел, и было вполне достойно дворянина вернуть своему имени утраченный блеск. И мои грезы, я это чувствовал, не оскорбляли Нелли. Ее сияющие глаза давали мне на них дозволение. И слышавшаяся в ее голосе нежность разрешала мне надеяться. До последних минут, когда черта американских берегов покачивалась уже перед нашими взорами, облокотившись о фальшборт, мы оставались рядом. Обыски прекратились. Все ждали. С первых классов до нижних палуб, где кишели эмигранты, все ждали завершающего мгновения, когда разрешится наконец непроницаемая загадка. Кто был Арсен Люпен? Под чьим именем, под какой маской скрывался знаменитый Арсен Люпен? И это мгновение настало. Проживи я сто лет – ни одна мельчайшая его подробность не потускнеет в моей памяти.

– Как вы бледны, мисс Нелли, – сказал я своей спутнице, которая опиралась о мою руку, совершенно обессиленная.

– А вы! – отозвалась она. – Вы тоже так изменились!

– Но подумайте сами! Эти минуты так волнующи, и я так счастлив, что провожу их рядом с вами, мисс Нелли; смею думать, в ваших воспоминаниях тоже иногда…

Она не слушала, тяжело дыша, словно в лихорадке. Спустили трап. Но перед тем, как мы смогли им воспользоваться, на борт поднялись таможенники, какие-то люди в формах, почтовые служащие. Мисс Нелли проговорила:

– Сейчас, может быть, выяснится, что Арсен Люпен во время плавания сбежал; меня бы это не удивило.

– Он мог предпочесть позору смерть и броситься в Атлантический океан, чтобы не быть задержанным.

– Не смейтесь, – с раздражением сказала она. Внезапно я вздрогнул и, спрошенный ею о причине, пояснил:

– Видите невысокого пожилого человека там, в конце трапа?

– При зонтике, в зелено-оливковом сюртуке?

– Это Ганимар.

– Ганимар?

– Да, знаменитый сыщик, тот, который поклялся, что Арсен Люпен будет арестован им лично. Ах! Теперь мне ясно, почему с этого берега океана не поступало никаких вестей. Ганимар был здесь. Он не любит, когда его делишками занимается кто-нибудь другой.

– Тогда Арсен Люпен будет наверняка пойман?

– Кто знает? Ганимар никогда его не видел, разве что, кажется, под гримом, с измененной внешностью. Если только ему не известно его заемное имя…

– Ах, – сказала она с чуточку жестоким женским любопытством, – если бы я могла присутствовать при аресте!

– Потерпим немного. Арсен Люпен наверняка заметил уже своего противника. Он постарается сойти среди последних, когда зрение старика будет утомлено.

Исход пассажиров начался. Опираясь на зонтик, с равнодушным видом, Ганимар, казалось, не обращал внимания на толпу, теснившуюся между обоими поручнями. Я заметил, что один из судовых офицеров, стоя позади него, время от времени что-то ему сообщал. Маркиз де Равердан, майор Раусон, итальянец Ривольта прошли, за ними – многие другие… И тут я заметил подходившего к нам Розэна. Бедняга Розэн! Казалось, он не пришел в себя от своих злоключений!

– Может быть, это все-таки он? – шепнула мне мисс Нелли. – Как вы думаете?

– По-моему, было бы весьма заманчиво запечатлеть на одном и том же фото Ганимара и Розэна. Подержите мой аппарат, на мне столько груза… Я передал ей «кодак», но слишком поздно, чтобы она могла им воспользоваться. Розэн спускался уже по трапу. Офицер наклонился к уху Ганимара, тот слегка пожал плечами, и Розэн прошел. Кто же тогда, о Господи, был Арсеном Люпеном?

– Да, – промолвила рядом она, – кто же это?

Оставалось не более двадцати человек. Мисс Нелли разглядывала их по очереди с туманным недоверием; ведь он мог оказаться среди этих двадцати. Я ей сказал:

– Мы не можем более ждать.

Она двинулась вперед. Я – за ней. Но мы не прошли и десяти шагов, когда Ганимар преградил нам путь.

– Что такое? – воскликнул я.

– Минуточку, сударь, Вы очень спешите?

– Я сопровождаю мадемуазель.

– Минуточку, – повторил он повелительно.

Ганимар внимательно в меня всматривался. Затем, глядя прямо в глаза:

– Арсен Люпен, не так ли? – Я рассмеялся.

– Нет, только Бернар д’Андрези.

– Бернар д’Андрези умер три года назад в Македонии.

– Если Бернар д’Андрези умер, значит меня нет на свете. А это не так. Вот мои документы.