Врангель - Борис Соколов

Были названы важнейшие мероприятия по решению рабочего вопроса:

«1) Подтверждение восьмичасового рабочего дня.

2) Пересмотр существующих и издание нового закона об обеспечении и выдаче пенсии потерявшим трудоспособность и за выслугу лет за счет предприятий…

3) Пересмотр законов об охране детского и женского труда.

4) Введение третейских судов и примирительных камер.

5) Открытие богаделен для инвалидов труда и приютов для сирот рабочих, содержание которых должно быть отнесено на счет казны.

6) Содействие и укрепление развития профессиональных организаций и культурно-просветительной работы среди рабочих.

7) Поручение начальнику Управления снабжения разработки вопроса о хотя бы частичной натурализации труда для крупных предприятий, так как иначе требование повышения заработной платы будет расти непрерывно…»

По поводу того, что народ уже устал от правления большевиков, Махров отчасти был прав. Продразверстка и тотальный дефицит эпохи военного коммунизма всех изрядно достали. Однако чаяния масс были скорее анархического свойства. Они хотели, чтобы их по возможности не трогала никакая власть, и не склонны были доверять белым, которые, по их мнению, хотели под флагом неприкосновенности частной собственности вернуть землю помещикам.

Говоря о том, что крестьяне желают иметь дополнительную землю за выкуп, начальник штаба Врангеля либо добросовестно заблуждался, либо просто стремился подстроиться под мнение, которого придерживался сам барон. На самом-то деле крестьяне мечтали получить землю, оформленную гербовой бумагой, но без всякого выкупа. Судьба помещиков их никогда не волновала. В крайнем случае они готовы были согласиться на то, чтобы государство выплачивало помещикам компенсацию за отданную крестьянам землю, но сами платить не собирались.

В целом Врангель стал осуществлять ту программу, которую наметил Махров. Только он предпочел отказаться от термина «Учредительное собрание», поскольку он был дискредитирован в народе после бесславного конца разогнанной большевиками в январе 1918 года «Учредиловки». Поэтому Петр Николаевич предпочитал говорить о будущем Общероссийском собрании. Он также не рискнул проводить выборы в это собрание до завершения Гражданской войны. В условиях провозглашенной самим же Врангелем военной диктатуры подобные выборы стали бы фикцией.

С рабочими же в Крыму Врангель достиг определенного modus vivendi: он допустил деятельность профсоюзов, готов был вести с ними переговоры об условиях труда рабочих и санкционировал ускоренное повышение оплаты их труда по сравнению с зарплатой государственных служащих, чтобы она не слишком отставала от инфляции. Кстати сказать, профсоюзным деятелям в случае, если они будут заподозрены в саботаже, угрожала высылка в Советскую Россию. А там большинству из них, симпатизировавших меньшевикам, грозила тюрьма. Таким образом, посредством своего рода социального подкупа, а также шантажа тем, что в случае забастовок их организаторы будут отправлены на фронт, Врангелю удалось обеспечить классовый мир в тылу и снять угрозу рабочих воестаний в Крыму, вполне реальных в последние недели пребывания у власти Деникина. Внутренний порядок в тылу нарушали только отряды «зеленых», к которым примыкали и «орловцы»; но рабочих среди них почти не было, а преобладали дезертиры из белой армии. Сыграл свою роль и разгром Климовичем большевистского подполья.

Вот как передавал В. В. Шульгину Врангель свои первые чувства после принятия власти:

«Я всегда думал так… Если уж кончать, то, по крайней мере, без позора… Когда я принял командование, дело было очень безнадежно… Но я хотел хоть остановить это позорище, это безобразие, которое происходило… Уйти, но хоть, по крайней мере, с честью… И спасти, наконец, то, что можно… Словом, прекратить кабак… Вот первая задача…

Ну, эта первая задача более или менее удалась… и тогда вдруг оказалось, что мы можем еще сопротивляться… Оказалось то, на что, в сущности говоря, очень трудно было рассчитывать. Мы их выгнали из Крыма и теперь развиваем операции… Но я должен сейчас же сказать, что я не задаюсь широкими планами… Я считаю, что мне необходимо выиграть время… Я отлично понимаю, что без помощи русского населения нельзя ничего сделать… Политику завоевания России надо оставить…

Ведь я же помню… Мы же чувствовали себя, как в завоеванном государстве… Так нельзя… Нельзя воевать со всем светом… Надо на какого-то опереться… Не в смысле демагогии какой-нибудь, а для того, чтобы иметь, прежде всего, запас человеческой силы, из которой можно черпать; если я разбросаюсь, у меня не хватит… того, что у меня сейчас есть, не может хватить на удержание большой территории… Для того чтобы ее удержать, надо брать тут же на месте людей и хлеб… Но для того, чтобы возможно было это, требуется известная психологическая подготовка. Эта психологическая подготовка, как она может быть сделана? Не пропагандой же, в самом деле… Никто теперь словам не верит. Я чего добиваюсь? Я добиваюсь, чтобы в Крыму, чтобы хоть на этом клочке, сделать жизнь возможной… Ну, словом, чтобы, так сказать, показать остальной России… вот у вас там коммунизм, то есть голод и чрезвычайка, а здесь: идет земельная реформа, вводится волостное земство, заводится порядок и возможная свобода… Никто тебя не душит, никто тебя не мучает — живи, как жилось…

Ну, словом, опытное поле… До известной степени это удается… Конечно, людей не хватает… я всех зову… я там не смотрю, на полградуса левее, на полградуса правее — это мне безразлично… Можешь делать — делай. И так мне надо выиграть время… чтобы, так сказать, слава пошла: что вот в Крыму можно жить. Тогда можно будет двигаться вперед… — не так, как мы шли при Деникине, медленно, закрепляя за собой захваченное. Тогда отнятые у большевиков губернии будут источником нашей силы, а не слабости, как было раньше… Втягивать их надо в борьбу по существу… чтобы они тоже боролись, чтобы им было за что бороться… Меня вот что интересует… как вы думаете… большевики уже достаточно надоели?»

Шульгин заверил главнокомандующего, что в Одессе, откуда он прибыл в Крым, всё русское население и половина еврейского ненавидят большевиков. Насчет деревни Василий Витальевич был осторожнее — сказал, что там большевиков вроде бы тоже ненавидят, но сам он знает об этом лишь с чужих слов, поскольку в деревне не был.

Однако Врангель всё равно обрадовался:

«— Так что вы думаете, что момент наступил. Сейчас нам, конечно, очень помогают поляки… Наше наступление возможно потому, что часть сил обращена на Польшу.

— А они не подведут по своему обыкновению?