Время жестоких чудес - Артем Лунин

Лидия оказалась невысокой, курносой и веснушчатой. Она во все глаза смотрела на ряды войев, но в ней не было страха.

– Паль.

А вот юноша боялся, хотя умел скрыть это. Коренастый, широкоплечий, явно очень сильный, но темное лицо носит отталкивающие признаки близкородственного брака.

– Верди.

Белый как лунь старик, на лице выражение презрения – не к иноплеменникам, к сородичам.

Берич продолжал выкликать имена. Еще одна девушка, еще один юноша, кажется, брат и сестра, пожилая женщина…

– Дара.

Невысокая рыжеволосая девушка с разбитым в кровь лицом вылетела из рядов и растянулась на земле. Юноша-урод попытался помочь ей подняться, из зеленых рядов вышел человек с рисунком змея на щите, ударил древком копья. Дара вскрикнула и упала, юноша зарычал и получил краем щита в лицо.

Старший вой услышал эхо ярости, Узор слегка двинулся, и «змей» покатился кувырком и воспарил в воздух, копье вырвалось у него из руки и нацелилось в лицо, нити Узора скрестились на шее. Он захрипел, царапая ногтями горло в напрасной попытке сорвать невидимую удавку.

– Теперь это наши пленники, – сказал Алек, и Эдмунд почувствовал, как в воздухе расходится чистая ярость. Еще немного, и может случиться непоправимое… Он потянулся мыслью и ожегся о пылающую ауру юноши. Узор звенел от напряжения, потом Алек дернул плечом, висящее в воздухе копье с хрустом преломилось, полузадушенный воин тяжело сел на землю, с хрипами вдыхая воздух.

Распорядитель беричей поклонился и что-то забормотал, Алек, не слушая его, помог подняться женщине. Эдмунд выдохнул.

– Мы надеемся, что прискорбное недоразумение разрешилось к обоюдному удовольствию… – пел соловьем распорядитель, но его никто не слушал. Дара оказалась последней выданной воличам. Длинная цепь звякнула о камни.

Алеф, почти невидимый в пятнистом комбинезоне, давшем прозвище пластунам, ждал. Ночь пахла полынью и вербеной. В небе низко плыл тусклый серп Месяца.

Стратиг опаздывал. Хотя сэниры не опаздывают, они задерживаются. Алеф смотрел на небо, отсчитывая минуты и часы, и раскладывал по полочкам своей необъятной памяти сведения о племени воличей.

Воличи считались примитивным племенем. У них была письменность, прикладная химия, начатки сложного производства и цехового разделения. Правили поселениями риваны, большой вес имели наставники, исполняющие также судебные функции. Преступлений у воличей почти не случалось – тоже одна из характерных особенностей малоразвитых племен.

Но культура Света…

Бета пошутила как-то, что Ар Юдиктум Тулл, план общего образования в империи, и планы, по которым учатся дети воличей, словно составляли одни и те же люди. В этой шутке была большая доля истины – и в Каррионе, и у воличей общее воспитание Света включало агрессивную и пассивную телепатию, основы телекинеза, термокинез и основные приемы исцеления и самоконтроля.

Воспитание детей враждующих сторон отличалось только одним.

В Каррионе внушалось всем без исключения, что Свет без таланта и одобрения свыше невозможно глубоко познать. Если человек вбил себе в голову – или кто-то еще ему вбил – о невозможности какого-либо действия во Свете, то действие действительно становится для него невозможным.

У воличей говорили, что нет ничего невозможного.

– Нет ничего невозможного, – прошептал Алеф, примеряя еретическую поговорку к себе.

Нет ничего невозможного…

Только слова.

Я – стратиг Стагор Матис, верный слуга империи.

Меня называют человеком без сердца. Я не верю в высшую справедливость, вернее, не верю, что в жизни можно встретиться с божественной волей. Бог сказал: даю свободу лучшему и худшему своему творению. Человек свободен вдвойне – и поэтому воля Его не вмешивается в жизнь смертных. Я не верю в добро и любовь человека и человечества. Почему случаются преступления и войны?

Я верю в меч и в руку, держащую меч, верю во Свет, верю в то, что нужно причинить меньшее зло, чтобы не допустить большее.

Я служу знамени империи Каррионы. Я верю в великую цель великой страны. Объединить все земли – не будет войн, разные племена сольют кровь, разные языки станут одним, торговые пространства объединятся, никто не станет нуждаться. Люди будут жить без страха и отчаяния, без боли и смерти.

И когда я видел страх и отчаяние, когда я сам становился причиной боли и смерти – я утешал себя этими грезами.

Я посвятил свою жизнь империи, и Карриона – моя первая и последняя любовь.

Раньше я так думал. Вернее, не думал – верил. Я не позволял себе задумываться, ибо это поколебало бы веру.

Сейчас…

Мне кажется, я сошел с ума. Мелкие несправедливости кажутся мне событиями вселенского масштаба, а великие цели – мелкими и незначительными, неосуществимыми мечтаниями.

И все это сделала она.

Одна пчелка, попавшая в пиво…

Когда она, усталая, заснула, я сел к столу. По вдолбленной учителем привычке стал прикидывать все возможности, а под утро поймал себя на том, что составляю план…

Измены.

Я сжег бумагу. О, если бы так просто было сжечь мое чувство к этой девушке…

Стянуть Узор на шее. Сколько раз я так убивал. Одно усилие, и…

Она открыла глаза – почувствовала? Она смотрела на меня, улыбалась печально. И я понял, кто из нас двоих пчелка, попавшая в пиво.

Убить ее будет столь же легко, как вырезать собственное сердце.

Которое у меня, оказывается, все-таки есть.

– Спи, – сказал я и поцеловал свою женщину. Она закрыла глаза и задышала ровно, бесконечно доверяя мне.

Я шел на встречу с Алефом. Я упал на колени и стал молиться впервые с самого детства. Яростно, беззвучно бросал крик равнодушным звездам.

Ответь!

И впервые ночь ответила мне. Ветерок принес чей-то шепот:

– Нет ничего невозможного…

И я принял решение.

Едва слышный шорох отвлек Алефа от размышления и созерцания звезд. Пластун оглянулся и увидел слепящий ореол силы.

Когда он видел Матиса днем, стратиг показался ему старым, усталым и мучающимся сомнениями. Алеф даже пожалел, что решился открыться ему.

Сейчас Стагор Матис был исполнен Света. В нем играла мощь, способная изменить мир.

– Сэнир стратиг… – Пестрые не должны испытывать человеческих чувств, но перед стратигом – таким – и эльф испытал бы человеческое чувство. Алеф вытянулся как на плацу.

– Вольно, – буркнул стратиг. Что-то ему слишком часто в последнее время приходится говорить «вольно». – Вы разговаривали сами с собой?

– Да. Приятно, знаете ли, поговорить с умным понимающим человеком.

– Рассказывайте!

И командир звена стал рассказывать.