Ужас в музее - Говард Лавкрафт

Прессе мы предоставили весьма краткую информацию и в дальнейшем соблюдали достигнутый с газетами уговор, благодаря чему удалось избежать новой шумихи, когда вскрытие трупа фиджийца показало, что его внутренние органы, будучи герметически запечатанными со всех сторон окаменевшей плотью, сами по себе остались неповрежденными и представили аномалию, которую врачи долго и с удивлением обсуждали. Мы слишком хорошо понимали, куда завели бы все эти подробности желтую прессу, помнящую о легендарных жертвах Гхатанотхоа с их нетронутым мозгом и сохранившимся сознанием.

Не располагая всеми сведениями, охотники за сенсациями, однако, обратили особое внимание на тот факт, что один из двух проникших в музей правонарушителей — тот, что держал в руках свиток и, по всей вероятности, просунул его к мумии через пролом в стеклянной витрине, не подвергся окаменению, в то время как другой — не имевший свитка — обратился в камень. Когда же от нас потребовали провести эксперимент: приложить свиток к каменисто-кожистому телу фиджийца и к самой мумии, — мы с негодованием отказались потворствовать вредным суевериям. Мумию, естественно, убрали с глаз публики и перевели в музейную лабораторию, чтобы в свое время провести, в присутствии медицинских авторитетов, надлежащее научное обследование. Памятуя о былых инцидентах, мы содержали ее под строгой охраной, но даже при этом 5 декабря в 2 часа 25 минут ночи была совершена новая попытка проникнуть в музей. Благодаря вовремя сработавшей системе сигнализации преступный замысел был пресечен, хотя, к сожалению, преступнику — или преступникам — удалось скрыться.

Я чрезвычайно рад, что ни один намек на все случившееся после того не стал достоянием широкой публики, и очень надеюсь, что в дальнейшем она так и останется в полном неведении. К сожалению, утечка информации вполне возможна, и я не знаю, как поступят с этой рукописью мои душеприказчики; но, по крайней мере, к тому времени, когда раскроются все факты, эта история уже не будет в памяти множества людей столь болезненно свежей. Кроме того, никто не поверит в ее действительность, если обо всем открыто расскажут. Такова уж типичная реакция большинства читающей публики. Она готова проглотить что угодно, если это исходит от желтой прессы, но осмеивает и отвергает как явную ложь самые замечательные и парадоксальные откровения. Впрочем, возможно, что для психического здоровья людей так оно и лучше.

Как я уже сказал, было назначено научное обследование ужасной мумии. Оно состоялось 8 декабря, ровно через неделю после трагической кульминации, и было проведено под руководством выдающегося ученого, доктора Уильяма Мино, которому помогал наш таксидермист, доктор Уэнтворт Мур. За неделю до этого доктор Мино засвидетельствовал вскрытие трупа странным образом окаменевшего фиджийца. На процедуре присутствовали также господа Лоуренс Кабо и Дадли Солтонстолл — доверенные лица музея; персонал музея представляли доктора Мейсон, Уэллс, Карвер и я; были приглашены и двое журналистов. За последнюю неделю во внешности мумии видимых изменений не произошло, хотя, впрочем, некоторое размягчение волокон ее ткани привело к кратковременным слабым переменам в позиции остекленевших открытых глаз. Никто из персонала музея более не осмеливался взглянуть на сей ужасный экспонат: любые увещевания относиться к нему здраво и спокойно отвергались с негодованием, — да и сам я лишь значительным усилием воли принудил себя к участию в обследовании.

Доктор Мино явился вскоре после часу дня и через несколько минут уже приступил к осмотру мумии. Первые же прикосновения к ней привели к значительному разрушению тканей, а потому — учитывая также постепенное размягчение волокон после 1 октября, о чем мы и заявили врачу, — доктор решился на полное вскрытие мумии прежде, чем вещество ее претерпит дальнейшее разложение. В нашей лаборатории нашлись все необходимые инструменты, так что он сразу приступил к делу и скоро провозгласил во всеуслышание о весьма странной волокнистой природе серого мумифицированного вещества.

Но удивленные его восклицания сделались еще громче, когда он произвел первый глубокий надрез, так как из-под ланцета начала медленно сочиться густая алая струйка, природа которой — невзирая на бесконечные века, протекшие со времени жизни этого чудовищного существа, — не вызывала ни малейшего сомнения. Еще несколько искусных движений ланцета показали, что внутренние органы мумии удивительным образом сохранились — поистине все они оказались незатронутыми гниением, за исключением участков, подвергшихся деформации или тлену из-за повреждения окаменевшей поверхности тела. Сходство состояния внутренностей мумии и недавно погибшего фиджийца было столь разительным, что выдающийся врач не мог прийти в себя от изумления. Совершенная сохранность выпятившихся в ужасе глазных яблок была просто сверхъестественной, но определить в точности степень их окаменения оказалось делом крайне затруднительным.

В половине четвертого был вскрыт череп — и десятью минутами позже вся наша ошеломленная группа дала клятву вечно хранить тайну, которая могла быть изложена только в таких секретных документах, как настоящая рукопись. Даже оба журналиста с готовностью присоединились к этой клятве.

Ибо по вскрытии черепа мумии был обнаружен ее живой, еще пульсирующий мозг.

Говард Филлипс Лавкрафт, Хейзл Хилд

Ужас на кладбище[105]

(перевод М. Куренной)

Когда главное шоссе на Ратленд закрыто, путешественникам приходится ехать по Стилуотерской дороге через Топкую Лощину. Данный маршрут в значительной своей части пролегает по живописнейшим местам, но вот уже много лет почему-то не пользуется популярностью. Окрестные пейзажи на всем пути производят тягостное впечатление, особенно близ самого Стилуотера. Автомобилистам становится малость не по себе при виде фермерского дома с наглухо закрытыми ставнями, стоящего на невысоком холме к северу от деревни, и седобородого полудурка, который частенько бродит по старому кладбищу за южной околицей и якобы разговаривает с обитателями могил.

В наши дни Стилуотер пришел в сильный упадок. Почва здесь совсем истощилась, и большинство местных жителей перебрались в селения по другую сторону дальней реки или в город за далекими горами. Шпиль старой белой церкви обвалился, и добрая половина из двадцати с лишним беспорядочно разбросанных домишек пустует и находится в той или иной степени обветшания. Привычные признаки жизни наблюдаются лишь возле универсальной лавки Пека и бензоколонки, и именно здесь особо любопытные изредка останавливаются, чтобы расспросить о доме с закрытыми ставнями и помешанном старике, беседующем с мертвецами на кладбище.