Течет река Мойка... От Фонтанки до Невского проспекта - Георгий Зуев

Поглощенный деятельностью в классах капеллы Римский-Корсаков признавался, что ослабил свою композиторскую деятельность, но он хотел выработать здесь оптимальную систему преподавания, полезную капелле и одаренным ученикам. Ему удалось написать и даже издать учебник, один экземпляр которого Николай Андреевич подарил П.И. Чайковскому, с просьбой высказать мнение о нем.

Петр Ильич, несмотря на резкость своего отзыва, высоко оценил педагогические качества Римского-Корсакова. Учебник Николая Андреевича впоследствии многократно переиздавался в России и в странах Европы. Педагогическая деятельность композитора принесла ему в конечном счете огромное удовлетворение. Его ученики становились известными композиторами и педагогами. Это прежде всего А.К. Глазунов, А.К. Лядов, Н.А. Соколов, А.С. Аренский и М.М. Ипполитов-Иванов (по его «Практическому учебнику гармонии» и сегодня занимаются студенты).

Осенью 1889 года в жилом доме капеллы на Большой Конюшенной улице, 11, в квартире № 66, отмечала новоселье семья Н.А. Римского-Корсакова, тогда помощника управляющего капеллой. В большой удобной казенной квартире на третьем этаже с балконом у композитора и его супруги Надежды Николаевны, пианистки и композитора, часто бывали композиторы А.К. Лядов, А.К. Глазунов, П.И. Чайковский и музыкальный и художественный критик В.В. Стасов.

Приближалось 25-летие композиторской деятельности Н.А. Римского-Корсакова. Друзья решили отметить юбилей исполнением его Первой симфонии. 19 декабря 1865 года в день юбилея «спевочный» зал капеллы украсили тропическими растениями. Балакирев сам заказывал юбилейный подарок: серебряную, местами золоченую чернильницу с часами на массивном мраморном пьедестале в виде колодца в русском стиле, укрепленного на серебряной подставке с изображением партитуры его произведений и музыкальных инструментов.

На чествовании в Дворянском собрании Николаю Андреевичу вручили адрес «Золотой лист» в виде древнего свитка с текстом, написанным славянской вязью.

В конце 90-х годов XIX столетия в доме капеллы (№ 11) на Большой Конюшенной улице размещались редакции двух журналов «Зодчий» и «Неделя строительства».

Журнал «Зодчий» начал издавался с 1872 года. Его редактором в 1893–1898 годах был инженер-строитель М.Ф. Гейсслер, принимавший участие в создании комплекса Придворной певческой капеллы под руководством Л.Н. Бенуа, а позже ставший его своеобразным комендантом.

В феврале 1918 года бывшая Придворная певческая капелла на набережной Мойки «перешла в ведение советского народа». Газета «Известия» тогда с восторгом писала «о значительном расширении ее теперешней концертной деятельности. Вместо 3–4-х выступлений в год в старые времена, в 1918–1919 годах в капелле состоялось около 50 концертов». При Хоровом училище капеллы в 1937 году организовали замечательный хор мальчиков, завоевавший своими концертными выступлениями огромную популярность не только в нашей стране, но и за рубежом.

В Концертном зале капеллы регулярно устраивались литературные вечера. В 1920-х годах здесь читали свои произведения Владимир Маяковский, Сергей Есенин, Корней Чуковский, Осип Мандельштам и другие.

Планируя поездки по стране, Владимир Маяковский не забывал Ленинград, который подарил ему великую радость общения со многими представителями русской культуры. Он встречался со студентами Ленинградского университета, а на вечере в Академической капелле у поэта возникла довольно смешная ситуация.

Писатель Д.С. Бабкин, вспоминая об этом, писал: «Обычно Маяковский выступал один, но тут слово перед его чтением взял Корней Чуковский. Пока Чуковский говорил с кафедры на сцене Капеллы, Маяковский за кулисами готовился к своему выступлению. Он шагал из угла в угол по закулисной площадке и бормотал стихи. Увлеченный этим, он не заметил, что пролетел уже целый час, а между тем вступительное слово Чуковского, на которое ему было отведено 15–20 минут, все еще продолжалось. Чуковский пересыпал свою речь анекдотами, рассказывал, как познакомился с молодым Маяковским в Куоккало, о быте чудаковатых обитателей этого поселка, о том, как жена Репина Нордман-Северова готовила для мужа обеды из различных трав. Критиковать поэта ему не хотелось. Он даже пытался покровительствовать Маяковскому, но прекрасно понимал, что он из тех, кому боятся покровительствовать даже самые заносчивые люди. Он продолжал болтать с трибуны всякую чепуху, пока одна из дам не выкрикнула ему из зала: „Почитайте «Муху-Цокотуху»!“ Услышав об этом, Маяковский помрачнел и передал докладчику записку: „Корней, закругляйся“, но тот, не читая текста, автоматически отложил ее в сторону и беспечно продолжал свои „веселые“ рассказы о супах из сена и бедном Илье Ефимовиче Репине, питающемся ежедневно подобной растительной пищей. Потеряв наконец терпение, Маяковский, меряя сцену своими гигантскими шагами, подошел к трибуне, на которой беззаботно ораторствовал Корней Чуковский, резким движением развернул ее и под громкий хохот и аплодисменты зрителей выкатил трибуну вместе с докладчиком за кулисы, где громко рявкнул своим басом: „Слазь! Довольно болтать!“, и выкатил освобожденную от автора „Мойдодыра“ кафедру обратно на сцену Капеллы. Перепуганный администратор, объявив выступление Владимира Маяковского, заверил любителей „романа в стихах“ – „Муха-цокотуха“, что для поэта Чуковского в Капелле будет организован специальный творческий вечер.

В этот же вечер Владимир Маяковский прочитал собравшимся в старинном концертном зале бывшей Придворной певческой капеллы свою новую поэму „Хорошо!“ Слушали все внимательно, а по завершению чтения зал дружно встал со своих мест и громко пропел „Интернационал“».

В марте 1933 года в Ленинград самовольно вернулся из ссылки поэт Осип Мандельштам, давший в родном городе два последних своих публичных выступления: первое – в Доме печати на Фонтанке, 7, и второе – в зале Ленинградской хоровой капеллы на Мойке, 20.

Концертный зал Ленинградской хоровой капеллы был набит до отказа. Молодежь теснилась в дверях, толпилась в проходах. Свидетели последнего творческого вечера поэта в Ленинграде впоследствии вспоминали: «Он стоял с закинутой головой, весь вытягиваясь, как будто налетевший вихрь сейчас оторвет его от земли. А по залу шныряли какие-то молодые люди в штатском с военной выправкой и недобрым взглядом, периодически переговариваясь друг с другом.

Мандельштам вдохновенно читал стихи об Армении, о своей творческой петербургской юности и друзьях той замечательной поры его жизни. Один из молодых людей внезапно подошел к рампе и, иронически улыбнувшись, передал на эстраду записку. Осип Эмильевич, прервав свое выступление, развернул послание и прочитал его. Сотни зрительских глаз из зала увидели, как Мандельштам побледнел. Ему предлагали высказаться о советской поэзии. Однако после некоторого периода безмолвия Мандельштам в обстановке мертвой тишины, возникшей в концертном зале, вдруг выпрямился и смело шагнул на край эстрады. В зале, с его изумительной звуковой акустикой, четко прозвучал голос опального поэта: „Чего вы ждете? Какого ответа? Я – друг моих друзей! Я – современник Ахматовой!“».

О.Э. Мандельштам

Его фразы растворились в оглушительном шквале, буре аплодисментов зрительного зала. Мандельштама неудержимо тянуло в Ленинград, родной город звал и постоянно притягивал его к себе.

Однако когда в начале 1930-х годов поэт захотел вернуться в Ленинград, то категорический отказ в его просьбе поступил не от властей (те предусмотрительно уклонились от ответа), а от собрата по перу. Секретарь союза писателей поэт Николай Тихонов отказал супругам Мандельштамам выделить комнату в Доме литераторов, а затем пришедшей к нему на прием жене поэта со вторичной просьбой о жилье и прописке для беспризорного Осипа Эмильевича заявил: «Мандельштам в Ленинграде жить не будет!»

В послевоенные годы незадолго до своей кончины в Концертном зале капеллы с огромным успехом выступил перед ленинградцами Александр Вертинский.

Его так называемые (самим автором) «песенки» в действительности являли собой замечательные миниатюрные сюжетные новеллы в стихах, переложенные на музыку. В них четко просматривалась гражданская позиция А.Н. Вертинского, не скрывавшего преемственности своего творчества с песенками Беранже. Его песни так же ироничны, эксцентричны, насмешливы и грустны.

А. Вертинский

Немногие из эмигрантов имели тогда мужество вернуться в Россию. Возвратились те, кто оказались неспособны продолжать жить на чужбине. А.Н. Вертин ский сумел вернуться. Приехав в Ленинград, с присущим ему шармом выступил в Концертном зале Певческой капеллы с последним, как оказалось предсмертным, концертом. Зал капеллы был переполнен, и ленинградцы вновь услышали своего любимого «барда» Александра Вертинского. Сколько чужих городов перевидел певец за годы эмиграции, но Петербург – Петроград, где он неоднократно бывал до 1917 года и выступал с успехом, Александр Николаевич всегда помнил и пел о нем в разных странах, завораживая восторженных слушателей ностальгически звучащими строками: