Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

«Ваш муж, Иван Рахунов, погиб смертью храбрых, защищая Советскую Родину…»

Осталась Людмила Васильевна вместе с ребятами без отца и мужа. Устроилась на работу, трудилась честно. Подрастали дети. Наступил 1948 год. Старшему уже шел семнадцатый, а младшему — двенадцатый.

Как-то вечером, когда вся семья была в сборе, к ним кто-то постучал. В комнату вошли три человека: дворник и двое в форме. Ей сообщили о том, что ее муж заочно осужден за измену Родине.

Но Людмила Васильевна не смирилась с тем, что ей сообщили, не верила, что ее муж изменник. Она написала несколько писем в разные учреждения, к ее голосу прислушались.

Судьба отца не давала покоя и сыновьям. Они тоже хлопотали, обращаясь в различные инстанции, где могли бы быть какие-либо сведения об отце.

Вскоре было установлено, что прокуратурой разыскиваются Шавлаки — сын и отец.

По крупицам устанавливалось, что Ивана Рахунова оговорил изменник, который с помощью оговора думал отвертеться от того, что заслужил.

Многие государственные, судебные, прокурорские инстанции и органы государственной безопасности занимались делом Рахунова и установлением его невиновности.

Москва, Харьков, Львов, Орел, Ленинград, снова Москва. Во многих городах и селах шли розыски людей-очевидцев, или хотя бы что-либо знавших о службе Рахунова, об его отношении к своим обязанностям, о судьбе его товарищей.

…Разыскан в Харьковской области некий Перепелец. На вопрос, что ему известно о Рахунове, он ответил:

— Я Рахунова помню, он служил старшиной роты в нашем полку, но о том, что Рахунов перешел к врагу, мне ничего не известно. Вспоминаю, что Шавлак действительно изменил Родине, нам об этом говорил комиссар полка, а о Рахунове ничего плохого не слышал…

В Киевской области был найден тот самый Вербицкий, о котором говорилось выше. Он сообщил:

— Помню, как мы осенью 1941 года пошли в наступленье на Ильмень-озере и там взяли в плен много испанцев из «голубой дивизии» и одного красноармейца, по-моему, фамилия его была такая, как вы назвали, — Шавлак. Некоторые хотели с ним расправиться, но командир роты дал приказание отвести его в органы НКВД. Когда я вел его, то спросил, сам ли он перешел к врагу, а он ответил — никто не мог заставить его это сделать, то есть, что пошел он сам.

Как дальше сложилась судьба этого человека, Вербицкий не знает.

Все материалы о Рахунове были переданы военному прокурору округа, а прокурор округа в ноябре 1964 года внес протест в вышестоящие судебные инстанции, поставив вопрос о прекращении дела в отношении Рахунова и о его реабилитации.

В декабре 1964 года сержант Иван Рахунов был полностью реабилитирован.

Читателю, без сомнения, интересно узнать, какова же участь Шавлака.

Вот о чем рассказывают документы…

Когда Шавлак вылез из туалета, он ждал окрика и выстрелов часового. Однако погони не было, тихо, только вьюга по-прежнему пела песню. Он бросился бежать. Бежал долго. Сколько пробежал без отдыха, он не мог определить, но, почувствовав сильную усталость, присел в снег. Потом поднялся и снова побежал.

Обнаружив побег, часовой дал сигнал. Прибежал начальник караула, но организовывать преследования не стали: снег сразу же заметал следы.

— Далеко он не убежит. Утром найдем его замерзшим, а ночью где его искать? — сказал кто-то.

Шавлак шел к линии фронта. Попал в воронку. Не успел подняться, как на него навалилось несколько человек. Это были немцы. Избив Шавлака, связали ему руки и повели.

— Я уже был в плену, добровольно сдался, но потом меня захватили русские, был арестован, сбежал, — объяснил Шавлак в немецком штабе. Но ему не очень-то поверили и отправили в контрразведку. Там тоже не стали долго объясняться с ним. Допрашивающий лейтенант снова избил его, бил долго и жестоко. Весь в синяках и крови сидел под стражей в холодном сарае Шавлак. Его решили утром отвести на передовую линию, чтобы он выступил по радио с обращением к русским солдатам.

— Если хочешь служить великой Германии, выступишь по радио с призывом к своим — пусть бросают оружие и переходят на нашу сторону. Не выступишь — расстреляем, — сказал ему немец. — Речь твоя уже написана, на, читай, — добавил он.

Несколько раз Шавлак повторял «свою» речь, пока не заучил ее.

Его повели по ходам сообщения в землянку и приказали говорить. Шавлак начал неуверенно:

— Я, красноармеец Шавлак, уроженец Украины, добровольно перешел на сторону армии фюрера и обращаюсь к вам, мои земляки, с призывом… — но не успел он это сказать, как раздались несколько разрывов снарядов и блиндаж задрожал, земля посыпалась, Шавлак упал на землю.

Потом на попутной машине отправили Шавлака в тыл. «Там может пригодиться», — заметил немец. И не ошибся.

В гестапо не долго раздумывали над его судьбой. Как раз шел набор в полицию, куда никто из честных советских людей не шел добровольно. Шавлака зачислили на службу в полицию, сначала без оружия, а после выдали старую винтовку.

Так изменник Родины Шавлак оказался на службе у немецких захватчиков. Он жестоко расправлялся с советскими людьми, избивал до смерти, вешал.

Но конец все-таки наступил…

Это случилось темной ночью, когда все спали. В дом, где жил Шавлак, вошли трое; дверь почему-то именно в ту ночь оказалась открытой. Эту тайну знали только те, кто был подлинным хозяином этих мест — партизаны.

Трое бесшумно вошли в комнату Шавлака. Секунда, вторая — во рту подлеца кляп. Еще несколько секунд, и его уносят в лес. Еще некоторое время — и он в лагере партизан. Короткий суд. Скорый, но справедливый. А потом сухие звуки выстрелов.

С предателем было покончено.

Мне думается, что такая концовка вполне устроит моих терпеливых читателей.

Бадыгин К.

На затонувшем корабле

ПРЕДИСЛОВИЕ

Лет пятнадцать назад увидел я в витрине магазина книгу: «К. Бадигин. Путь на Грумант». Мелькнула мысль: уж не капитан ли Бадигин — тот, который перед войной около трех лет дрейфовал в Ледовитом океане на знаменитом «Седове»? Если он, надо книжку купить, наверно, это рассказ о дрейфе. Полистал. Нет, не о дрейфе. Оказывается, о древних русских мореплавателях, проложивших пусть к острову Шпицберген (Груманту).

Навёл справки. Да, тот самый капитан. О дрейфе у него другая книжка — «Три зимовки во льдах Арктики», — вышла ещё перед войной, а эта свежая и не документальная. Повесть. Читать я начал с предубеждением: наверное, не за своё дело взялся капитан… Но страница за страницей так увлёкся, что проглотил книжку залпом. Прекрасная вещь — содержательная и романтичная! Бесстрашный ледовый капитан оказался ещё и талантливым художником слова.

В 1954 году Константин Бадигин опубликовал повесть «Покорители студёных морей» — о мореходах Великого Новгорода пятнадцатого века, а в 1956 году — повесть «Чужие паруса» — продолжение «Пути на Грумант». Этими тремя книгами писатель воскресил известные лишь специалистам славные страницы героической истории русского народа. Острые, увлекательные сюжеты с бесчисленными приключениями в студёных морях, характеры сильных, умных, бесстрашных русских людей, преодолевающих чудовищные трудности в борьбе с природой и с могущественными в ту пору ливонскими рыцарями, морскими пиратами.

Думается, тут будет к месту рассказать, как прославленный ледовый капитан стал писателем и как у него возникла мысль воссоздать образы древних русских мореходов.

— В моей жизни, — говорит Бадигин, — исключительная роль принадлежит известному писателю прошлого века Стивенсону. Он своими романами возбудил во мне страстную любовь к морю. Я родился в сухопутной Пензенской губернии. Отец был агрономом и меня к этой профессии приохочивал. Жили в деревне Суруловке, а потом в Москву переехали. Тут в 1924 году я и среднюю школу окончил. Прямая была мне дорога в Тимирязевскую сельскохозяйственную академию. А я вроде бы ни с того ни с сего махнул во Владивосток. Пришёл там в горком комсомола и сказал. «Хочу в море».