Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

Неждан и Ратьша в самозабвенном и яростном упоении схваткой не замечали ничего. Словно для того, чтобы лучше видели бессмертные, которым одним дано право судить такой поединок, противники покинули оскверненную кровью землю, все выше поднимаясь по ступеням уже охваченной огнем надвратной башни к узким и склизким переходам городских стен. Выворачивая суставы и растягивая сухожилия, сражаясь на пределе своих и явно за пределами человеческих сил, они наносили и отражали такие удары, защититься от которых под силу мало кому из смертных.

Впрочем, бессмертие, или посмертие стояло за плечами каждого из них. Вот только если над головой Неждана в сиянии радужнымх крыл реяли ангельские рати, и Илья-пророк, разгоняя тучи, мчался по небу на огненной колеснице, то на Мстиславича пылающим жаром и ледяным холодом дышала разверстая бездна. И жвала, щупальца и когти неведомых чудовищ тянулись к нему, чтобы поглотить.

Ратьша понимал, что живым ему уйти уже не дадут и страстно желал помимо всех родных и целого града прихватить в иной мир того, кто все эти годы упорно вставал у него на пути и кто, как ему казалось, собирался занять его место. Не поворачиваясь к противнику спиной, Дедославский княжич медленно отступал вглубь пылающего града, в сторону отрезанной ото всех выходов и брешей Водяной башни, отлично понимая, что Неждан ни за что не прервет связавшую в это миг мертвым узлом линии их жизней, выпряденную вещими норнами на лезвиях двух мечей священную нить.

Увидев, что обезумевшие единоборцы держат путь в самое пекло в сторону Водяной башни, Войнег едва не бросился в пламя, чтобы последовать за ними. Хеймо, Чурила и Сорока силой его удержали. Ох, Всеслава, Всеславушка, кровиночка родная! Как в глаза тебе глянуть, коли твоему возлюбленному не судьба воротиться!

— Ему что, опять жизнь не мила? — воскликнул Асмунд, с ужасом глядя, как Незнамов сын, преследуя Ратьшу, словно удалой игрец балансирует на шатком настиле над клокочущим морем огня.

— Может быть, он решил, что ему как соловью полагаются крылья? — предположил Икмор.

— Лучше бы он о знамени Росомахи подумал, — яростно прорычал Святослав. — Неужели этот остолоп не понимает, что даже со смертью Дедославского изменника без твердой руки и горячего сердца эта земля все равно пропадет!

— Наоборот, он слишком хорошо осознает свой долг перед этой землей! — покачал головой Хельги Хельгисон. — Не узнает она покоя, пока окаянный Ратьша продолжает ее топтать! И будет лучше, коли волю богов исполнит не огонь, а меч. Для того мой побратим вернулся, для того вновь назвался Соловьем.

Лютобор как всегда ведал, что говорил, ибо Ратьша Дедославский являлся в одном лице и зачинщиком, и знаменем мятежа. И потому, когда меч Неждана, ослепительно засияв в лучах неожиданно появившегося из-за туч предзакатного солнца, нанес решающий удар, и бездыханное тело Мстиславича рухнуло со стены под ноги победителям и побежденным, от земли вятичей словно отодвинулась тень беды.

Конечно, последних упорствующих мятежников и расплодившиеся кромешные ватаги вылавливали по лесам до глубокой осени, а тяжкую, голодную зиму и вовсе пережили только милостью богов. Чтобы накормить и обогреть особо жестоко нуждавшихся, пришлось опустошить княжеские закрома. Конечно, Незнамов сын, выбираясь из горящего града, едва не погиб под обломками Водяной башни, рассыпавшейся в прах через несколько мгновений после Ратьшиной гибели.

Заступничеством богов и молитвами Всеславушки ее милого спас безумный прыжок в заполненный дождевой водой и мертвыми телами ров. Когда Войнег и Хельги с лесными ватажниками отыскали его под дымящимися обломками, он находился в глубоком забытьи и почти уж не дышал. Только мастерство и упорство Анастасия да забота верных товарищей сумели вернуть его к жизни.

А пока на догоравшие руины Дедославля спускалась ночь, и струи дождя стекали с небес, смывая скверну и давая надежду всем, кто остался жив.

Княгиня и князь

Ласковое закатное солнце, справляя праздничную вечерю, заливало небо и землю липовым медом, янтарным елеем и терпким пурпурным вином. Их благословенные потоки растворялись в водах Днепра, изукрашивали берега, щедро изливались на крыши и стены домов. Чешуйками самородного золота проникали в распахнутые по летнему времени двери и окна просторной, хорошо проветриваемой клети, в которой запах свежего теса соединялся с ароматом лесных трав. Украшали розанами и без того румяные лица женщин.

Боярыня Мурава вместе с присланными светлейшей Ольгой разумными прислужницами и добровольными помощницами из числа жен и дочерей воинов и воевод разбирала срезанные по утренней росе пригодные в лечьбе травы, чтобы по осени начать готовить снадобья для балканского похода. Чуткие проворные пальцы женщин былинка к былинке, лист к листу вязали истекающие соком стебли в объемные пучки, которые сновавшие по лестницам и стропилам проворные мальчишки развешивали сушиться под самым потолком.

Защитивший руки до локтя толстыми кожаными перчатками Тойво трудился вместе с боярыней внизу: укрощать, обращая на пользу людям, траву борец и другие злые травы, одно прикосновение к которым несет, самое малое, серьезные ожоги, куда более опасно и ответственно, нежели ребячья возня под потолком. Да и деду по возвращении будет, о чем рассказать.

— Не переживай, как только немирье у нас кончится, я за тобой пришлю! — перед отправлением в землю вятичей взъерошил кудесник вихры на затылке внука. — Пока еще у боярыни лечьбе поучись да Всеславу утешь.

Тойво в который раз закусил губу от досады, опуская на землю любовно собранную дорожную котомку, где помимо редких заморских снадобий, частью купленных в Корсуни, частью подаренных новгородской боярышней, лежал пергамент с изображением башни Сиагр и берестяные грамотки со списками редких рукописей. Сколько можно ждать-то? Так всю жизнь прождешь. Вслух он, конечно, ничего такого говорить не стал. Слишком он соскучился по деду, чтобы, едва накоротке перевидевшись, сразу дерзить. Единственное, на что он решился, осторожно спросить, а когда ждать гонцов.

Услышав вопрос, вещий Арво почему-то вздохнул, глядя в сторону Всеславы-красы, которую, казалось, нынче никакая сила не могла оторвать от ее Неждана:

— Может, осенью, — сказал кудесник понуро, — а может, и раньше.

Поначалу Тойво едва не каждый день бегал к городским воротам поглядеть, не едут ли гонцы, потом понял, что все это зря. Да и что толку в этих гонцах? Прибывший около двух недель назад в Киев Тороп вместе с радостной вестью о победе под Дедославлем со скорбью сообщил о кончине светлейшего Ждамира. Из окаянной Дедославской ветви тоже не уцелел никто. Да и то сказать, кто бы им, крамольникам, Правду людей и богов поправшим, княжую шапку отдал. И хотя пламя мятежа почти утихло, как утихает пожар в торфяном болоте под напором ливня, пока лучшие мужи решали, что делать и как быть, земля вятичей застыла в напряженном ожидании. Потому ни о его, Тойво, отъезде, ни о скором возвращении домой мужей, сыновей и братьев собравшихся под Муравиным кровом женщин даже речи не шло.

Конечно, месяца, а то и года проводившие в ожидании жены, дочери и матери воинов свою тревогу научились умело скрывать. Спорую работу сопровождали повседневные разговоры и шутки, прерываемые только песнями, и далеко в Заднепровский простор летел красивый, звонкий голос красы Всеславы. Точно в родном Корьдно, искусная певунья вела подруг за собой, ни разу не сбившись и не спутав слова. Выросшая на княжьем дворе, прошедшая суровые испытания, молодая жена прославленного воеводы держалась спокойнее и безмятежнее других. А что до слез, пролитых в подушку бессонными ночами, когда темнота нашептывает лихое, молитв да поклонов, положенных дома перед иконой или в Божьем храме вместе с боярыней Муравой и светлейшей Ольгой, то кто же станет их считать.

Когда погасли последние лучи солнца, женщины закончили работу и стали расходиться по домам. Завтра на рассвете они вновь все вместе отправятся в лес или на заливные луга: от Купалы до начала сенокоса травы самую силу набирают, а для большого похода снадобий понадобится ох, как много! Хоть бы с ладами любимыми, соколами ясными, зиму удалось вместе перезимовать!