Под знаменем Сокола (СИ) - Токарева Оксана "Белый лев"

— Думаю, не будет большой несправедливостью учинить Ратьше и его родне то же, что он сотворил в Тешилове и в других городах!

Прежде, чем призвать на помощь штурмующим разрушительное пламя, русский князь решил посоветоваться не только со своими воеводами, но также испросить разрешения у набольших земли вятичей, включая премудрого Арво и светлейшего Ждамира.

— Вера не в бревнах, а в ребрах, — в ответ на сетования младших жрецов о возможной гибели Дедославских святынь невозмутимо изрек вещий Арво. — Земля крепка не камнями, а людьми.

— Делай, как считаешь нужным, брат! — кивнул, выслушав план русского князя, светлейший Ждамир. — Главное, чтобы это помогло заблудших вразумить! Эх, кабы можно было тем же огнем, которым вы собираетесь искоренять мятеж, хворь зловредную из человеческой утробы выжечь!

Русский князь под стенами Дедославля неспроста решил последовать примеру своей матери, которая чуть больше двадцати лет назад, мстя древлянам за гибель мужа, предала огню Искоростень. Хотя мятежники теряли один город за другим, забираясь все глубже в лесные дебри, зараза смуты расползалась по земле вятичей с неотвратимостью и упорством морового поветрия, обнаруживая все новые, и новые очаги. Не существовало никакой уверенности, что те князья, которые только что приносили присягу, в следующий миг не ударят в спину.

Требовалось свершить некое деяние, великое и грозное, память о котором не угаснет в веках. Ратьша Дедославский это тоже понимал и потому от встречи в чистом поле в честном бою, как и следовало ожидать, старательно уклонялся, предпочитая бить в спину и нападать исподтишка, изобретая все новые и новые ловушки. Чего еще и ждать от татя кромешного, людскую и Божью правду презревшего и поправшего!

Но, сколько веревочке не виться, а конец все равно отыщется, тем более, что Дедославскую ловушку Святослав и его воеводы готовили не один день. Все постарались на славу: и Неждан со своими хоробрами, расчистивший прямоезжую дорогу по Оке, и нагрянувший с Дона Сфенекл, который огнем и мечом прошелся по восточной границе и вновь прижал осмелевших буртасов, и подкочевавшие с юга печенеги, отрезавшие Дедославль от хазарской подпитки. И все же, снабженные огненными снарядами машины Анастасия, сыграли при штурме решающую роль.

— Господи, помилуй! — после каждого залпа осенял себя крестным знаменем Путша. — Точно Змей Огниянин на град налетел!

— Что-то не пойму я, ребята, а почему мы эту смесь прежде не использовали: ни под Саркелом, ни в Семендере? — недоумевал долговязый Твердята.

Посылая в полет снаряд за снарядом, он с поистине мальчишеским востроргом взирал на работу огня.

— В Семендере и машин-то никто не строил, с налета взяли, — отирая с лица сажу и дождь, заметил трудившийся рядом Талец. — А что до Саркела, там же каменное да глиняное все. Чему там было гореть?

— Гореть-то всегда можно чему найти! — возразил ему ожидавший сигнала к атаке задира Торгейр. — Просто ваш ромей, словно красная девица, все труса праздновал, да сказки плел, мол, ничего не ведаю, не знаю.

— Упрекать Анастасия в трусости может лишь тот, кто не сражался рядом с ним под стенами Итиля в рядах большого полка! — вступился за критянина слышавший этот разговор Икмор. — А что до огненной смеси, то, как для каждой дичи нужны свои стрелы, так для каждого противника нужны свои уловки. А сразу показывает все, чем владеет, только невежда или дурак.

— А может, не стоит посылать людей на штурм, — из-под руки глядя, как огненный смерч гуляет по улицам Дедославля, засасывая в свое ненасытное жерло все новые постройки и вздымая дымовую гриву выше верхушек окрестного леса, прогудел старый Асмунд. — Того и гляди, как в Искоростене сами ворота откроют!

— Я бы на это не рассчитывал, — покачал головой такой же седовласый боярин Урхо. — Мстиславичи всегда отличались упрямством, а уж нынче, когда им некуда деваться, они скорее позволят город спалить вместе со всеми жителями, чем признаются в своей неправоте.

Старый сподвижник великого Всеволода ведал, что говорил. Заносчивые и себялюбивые потомки Дедославской ветви, ощущая свое превосходство над главами других племен, и в прежние времена по любому даже пустяшному вопросу имели собственное мнение. К добрым советам и доводам разума не прислушивались, а уж когда младший Мстиславич столковался с хазарами и вовсе перестали Правду от Кривды отличать.

И вот для того, чтобы эта Кривда не восторжествовала, Войнег и его товарищи шли сегодня на штурм. Во имя Правды они, глотая едкий, удушливый дым и заслоняясь от жара и пламени, карабкались по шатким лестницам на склизкие, размокшие от дождя, бревенчатые стены. Ее именем руссы Хельгисона, варяги Икмора и Неждановы лесные ватажники под градом стрел крушили окованные железом ворота, а строители штурмовых машин, новгородцы, возглавляемые Анастасием, посылали в полет один снаряд за другим. Впрочем, что касалось отважного ромея, то, когда с поля боя начали поступать раненые и обожженные, он оставил машины на Тальца и поспешил им на помощь. До глубокой ночи, если не до следующего утра он без устали вытаскивал каленые стрелы, вправлял изломанные кости, лечил жестокие ожоги, не делая разницы между своими соратниками и мятежниками. Войнег и его товарищи тех, кто просил пощады, тоже миловали.

По мнению сотника, да и не только его, снисхождения не заслуживал лишь один человек. Неудачливый вождь, беззаконный обидчик мирных людей, бесчестный убийца своей возлюбленной и ребенка, Ратьша Дедославский и в этот раз попытался уйти от возмездия. Когда стало очевидно, что город не отстоять, бросив на произвол судьбы не только пеших ратников с горожанами, но и собственного отца, который, как говорили, задохнулся от дыма в пылающем княжьем тереме, он собрал дружину и пошел на прорыв. Это ему почти удалось. Сломив у ворот и на стенах сопротивление мятежников, Неждан и большинство его товарищей вытаскивали из огня женщин, стариков и детей. Варяги Икмора вязали пленных. Дедославские ратники вперемешку с полузадохшимися горожанами в пылающих портах выбегали из града и даже не сопротивлялись, когда у них на запястьях затягивали веревки: только бы пламя сбили и дали воды. Но возле разбитых ворот со своими людьми оставался еще Хельги Хельгисон, которого недаром называли Барсом.

Когда из разверстого проема, сметая все на своем пути, смертоносной лавой неожиданно выплеснулась орда тяжеловооруженных всадников на обезумевших от пламени лошадях, их встретили перегородившие проход бревна тарана и тяжелые деревянные щиты, которые удерживали мгновенно сплотившиеся по сигналу своего командира отчаянные руссы. Они твердо встретили первый натиск, а подоспевшие ратники Икмора и Неждановы ватажники отбросили мятежников к воротам, загоняя обратно в огонь. В узком горле проема под пылающей надвратной башней образовалась чудовищная давка, в которой, даже не успев вытащить из ножен мечи бесславно погибли лучшие Дедославские мужи, включая семерых старших Мстиславичей, из которых двое просто задохнулись в доспехах под тяжестью навалившихся на них мертвых тел.

Что же до Ратьши, то его нашел Незнамов сын. Дважды Дедоставский княжич избегал с ним встречи на бранном поле, еще столько же раз, в Тешилове и на Оке, судьба разводила их по разным дорогам-путям. Нынче же, то ли исполнился назначенный вещими норнами, срок, то ли количество Ратьшиных преступлений превысило ту меру, которую способна выдержать земля.

— А-а, безродный! — презрительной гримасой приветствовал противника Мстиславич. — Явился-не запылился, чтобы княжеский престол занять, дочь простого сотника княгиней светлейшей сделать!

— Не за этой ли сотниковой дочерью ты гонялся от Оки до Итиля, — стараясь не дать волю гневу, отозвался Неждан, — обесчестив и лишив жизни настоящую княгиню. Что же до меня, я служу светлейшим Ждамиру и Святославу, и я пришел в эту землю, чтобы спросить с тебя, собака, за княжескую кровь и обиды простых людей!

Они сшиблись, и никто не посмел заступить им путь, впрочем, такие пути подвластны лишь кудесникам или безумцам. Кругом пылало все, что могло гореть. Нещадное пламя шершавым языком слизывало пласты древесины с толстых дубовых бревен, словно тонкие птичьи кости перемалывало солому и тес. В корчах плавился металл, и обращалась в прах человеческая плоть. Небеса извергали потоки воды, которые, не достигнув земли, обращались в раскаленный пар, смешанный с черным, смрадным дымом.