Чья-то любимая - Лэрри Макмуртри

Я выпила пару коктейлей и последила за луной. Она была похожа на грушу, излучающую чистый свет над холмами Техаса. До меня долетели слова Годвина, с большой элегантностью и знанием дела оскорблявшего Эльмо и Винфильда, их многочисленных и вечно меняющихся жен и подружек. Годвин извергал ругательства в адрес всего Техаса, его университета и всех университетов вместе взятых, в адрес Америки, и Англии, и всего остального, что попадалось на его умственном пути. Меня поразило, что у человека, произносящего столь высокопарные речи, такие скверные зубы, а его чрезмерно изношенная одежда придает ему очень убогий вид. Но, с другой стороны, может быть, это характерно для всего европейского континента: восприимчивость к внешним украшениям настолько утратила свою силу, что теперь эти внешние проявления уже никого больше не волнуют. Возможно, я с возрастом стану такой же: старая дама, неглупая, но ужасно одетая, с отвратительными ювелирными украшениями и кошмарной прической, которая ей совсем не к лицу.

На небе сияла чистая луна, отражаясь в глади озера. Было решено, что настало время уехать отсюда в легендарное место под названием Рио-Чикпея. Мужчины пошли облегчить свои мочевые пузыри, я осталась с их девицами. Их это путешествие, кажется, вовсе не привлекало.

– В последний раз, когда мы туда ездили, мы застряли там на целую неделю, – сказала блондинка. – Черт, у меня ведь экзамены. Мои старики меня убьют, если я чего-нибудь не сдам.

– У меня такое чувство, будто у нас группешник, – сказала ее подруга мрачно. – Конечно, может, я для этого и создана, – добавила она и нервно взглянула на меня. – Если бы я такой не была, чего бы мне здесь делать?

Я ушла, оставив их самих решать свои проблемы. Когда я вошла в дом, Джо стоял в вестибюле напротив питьевого фонтана. Наклоняясь, чтобы взять для себя бокал с водой, он очень сильно надавил на пусковую педаль, и струя воды попала ему прямо в глаза. Джо выглядел очень пьяным и очень старым. Мне вспомнились слова Годвина, и я ощутила, как что-то сдавило мне грудь. Надо было что-то немедленно предпринять. Я три или четыре раза глубоко вздохнула – так учили нас в средней школе, когда мы играли в баскетбол. Перед свободным вбрасыванием надо обязательно сделать три или четыре глубоких вдоха и выдоха.

Джо так и стоял над питьевым фонтанчиком. Он даже не вытер воду с лица, а только моргал, чтобы лучше видеть. Да, в наших с ним отношениях настало время сделать свободное вбрасывание. И хотя мы столько лет были с ним друзьями, эта внезапно возникшая между нами вражда загнала нашу дружбу в глубь и заморозила ее. А времени осталось очень немного. У меня при себе не было ни косметички, ни салфеток «Клинекс», поэтому я подошла к Джо и вытерла ему лицо концом его же рубашки, благо она свисала.

– У меня где-то был платок, – сказал Джо, вынимая его из кармана.

В его глазах сверкнул враждебный огонек. Все получилось так, словно я опять явилась перед ним, чтобы что-то исправить, не имея на то его разрешения.

Когда вы перестаете разговаривать с человеком, которого любите, но перестаете не на словах, а на деле, то возникает такая ситуация, как с поднятием тяжестей – первая попытка срывается, и вы все начинаете снова. Я сделала еще несколько глубоких вздохов и выдохов. Какие-то тяжелые гири тянули те слова, которые мне так хотелось сказать, тянули назад, куда-то на надежную и устоявшуюся глубину, благодаря которой все может по-прежнему оставаться вежливым и обыденным.

– Послушай, – сказала я.

Голос у меня прерывался и задрожал, даже на таком коротком слове. Как может голос сорваться лишь на слове всего из трех слогов?

– Послушай, – повторила я, и снова услышала, как дрожит мой голос. – Я тебя по-прежнему люблю. Ты мне снова очень нужен как друг. Я твои обиды больше выносить не могу.

Джо взглянул на меня и слегка опустил голову. С его ресниц все еще капала вода.

– Давай не поедем с ними, – сказала я. – Нам надо будет где-то выпить. Пусть они себе едут без нас. А мы могли бы снять здесь для себя люкс, такой, какой у нас был в отеле «Шерри», и побыть тут несколько дней, чтобы просто отдохнуть.

Джо упорно смотрел куда-то в конец вестибюля.

– Мне нравится, как разговаривает этот невысокий англичанин, – сказал он. – Он напоминает мне очень многих, с кем я когда-то работал. Знаешь, я ведь работал с Олдосом Хаксли. Я даже встречался с Ивлином Во. Англичане здорово умеют говорить оскорбления. У них это граничит с поэзией. Наверное, это то, что у них осталось. Вдохновенная злоба.

Мне было очень грустно. Джо со мной разговаривать не собирался. Он собирался проскочить мимо меня, в свои воспоминания.

Но тут, к моему удивлению, он меня обнял.

– Не будь такой безропотной, – сказал он. – Значит, какое-то время я вел себя как последнее дерьмо, чего же еще ты можешь ожидать, да?

– Какое это имеет значение?

– Ну, в конце концов, никакой кисочки у меня не завелось, – сказал он с усталой улыбкой.

– Моей вины в этом нет.

– Нет, есть и твоя, – сказал он. – Ты забрала с собой стимул – свое неодобрение. Нам, старикам, нужны все стимулы, все, какие у нас еще остались.

– Абсолютная нелепость, – сказала я.

– Я теперь не могу справиться даже с фонтанами для питья, не говоря уже о женщинах, – весело сказал Джо. – Мне твоя идея насчет люкса нравится. Для ранчо на скалах я сейчас не очень-то гожусь.

Мне кажется, это было лишь временное дипломатическое сближение, но и его оказалось достаточно, чтобы тяжесть свалилась с моей души. Я даже физически почувствовала облегчение и прилив свежих сил. Если бы Джо в данный момент не выглядел таким усталым, я бы с удовольствием пошла с ним поужинать. Джо все также обнимал меня одной рукой, пока мы медленно пересекали вестибюль. В этот момент, когда мы подошли к лифту, из него вылезли Эльмо, Винфильд и Годвин. Увидев, что мы стоим обнявшись, Годвин улыбнулся, показав свои скверные зубы.

– Вот так-то, Винфильд, жирный ты боров, – сказал Годвин. – И ставку в своем споре ты делал не на того, кого надо. Бежать она хочет вовсе не со мной.

– Мать твою, Годвин, ну и что? – ответил Винфильд. – Не будь я тогда в дрезину пьян, я бы вообще ни за что не стал спорить о том, что может взбрести в голову бабе. Я бы лучше поспорил о чем-нибудь попроще, скажем, поставил бы на какую-нибудь лошадку на скачках. Или же, например, сколько времени потребуется Эльмо, чтобы по приезде в Рим влюбиться в итальянскую шлюху.

– Если ты намекаешь, что старушка Антонелла была шлюхой, то тебя нужно как следует отстегать по жопе, – сказал Эльмо, но глаза у него потухли, и слова прозвучали очень вяло.

– Мне очень не хочется лишать себя удовольствия, но мы, наверное, не поедем в Чикпею, – сказал Джо. – Джилл меня убедила, что мне, как всем старикам, пора на покой.