Райская птичка - Оксана Сергеева

- Как ты? – наконец спросил Данте.

- Хм… хорошо. – Пожалуй, самое время начать высказываться прямо. Не настроение же его интересует и не реакция на погоду. – В больнице мне было трудно. Сам понимаешь, ничего приятного. Хоть и условия соответствующие. Но ничего, всё прошло отлично. И сейчас так же.

- Да, к несчастью, понимаю. Мы недавно тоже пережили трагедию. Брат Кристиано… Ты помнишь Кристиано?

- Конечно, помню.

- Лисандро был в очень тяжёлом состоянии. Это ужасно. И угнетает. Слава богу, всё обошлось. Надеюсь, что и тебя больше ничего не мучает.

Даже сейчас на лице его промелькнула грусть. Видно, что вспоминал он это не без содрогания. Находясь в Париже, где-то в глубине души Энджи хотела, чтобы Данте приехал, и это время провёл с ней или хотя бы позвонил. Очень хотелось в тот момент его заботы, пусть и сама себе не признавалась, и внимания. Но после таких слов подумалось, что не нужно этого. И правильно, что не случилось.

Улыбнулась. Не могла не заметить, как деликатно он выражался, как аккуратно говорил.

- Да, я прекрасно обхожусь без очков и линз. Конечно, я наблюдаюсь у врача…

- Но это уже мелочи?

Подошёл официант, поставил на стол блюда. Энджел едва на него взглянула и притихла, боясь, что невольно расползающуюся улыбку на лице Данте расценит, как кокетство или, не дай бог, флирт. Но как можно было удержаться, при мысли о той «мелочи», живущей внутри неё и из-за которой ей ещё долгое время не отделаться от больницы.

- Как знать… Я хотела поблагодарить тебя…

- Остановись, - оборвал он её. - Мне твоя благодарность не нужна.

Энджел подавленно замолчала. Его высказывание прозвучало неожиданно резко, и она растерялась. Потом собралась.

- Я хотела попросить тебя.

- О чём? – Данте спокойно пережёвывал мясо, а она всё никак не могла взяться за салат, хотя держала вилку в руке.

- Вернее, не попросить. Ох, не знаю, как тактично выразиться, - вздохнула.

- Как-нибудь попробуй. Может я пойму.

- Не срывайся на Элен. – Надеялась, что от услышанного он не подавится.

- Хочешь сделать мне внушение?

- Не то, чтобы… Ну, в общем, да.

На какие-то доли секунды он напрягся. Скорее, это почувствовалось, нежели стало заметно по его размеренным движениям. С вопросом он не задержался.

- Ты думаешь, что я отыгрываюсь на своей секретарше, пытаясь заполнить пробелы уязвлённого твоим уходом самолюбия?

- Что-то типа этого, - точнее оговариваться она не стала, чтобы не уязвлять его ещё больше. Неловкость ситуации и так била по щекам румянцем.

Теперь прежде чем заговорить, Данте сделал многозначительную паузу. Сомнительно, чтобы раздумывал, что сказать, вероятнее всего, хотел произвести больший эффект. Выдержав немного, он, не выдавая ни капли волнения, сказал:

- Ты заблуждаешься. И неправильно воспринимаешь ситуацию. Хотя у женщин всегда свой взгляд на подобные вещи. Особенный, - в словах прослеживалась чуть заметная ирония.

- Очень бы хотелось, чтобы ты продолжил, - подтолкнула она, потому что вариант «дальше сама думай» её совсем не устраивал. Если уж говорить открыто, то обоим.

Он продолжил:

- Поверь, чтобы чувствовать себя мужчиной, полноценным и самодостаточным, мне не нужно грубить женщине, унижать её и уж тем более заполнять в себе подобные «пробелы» за её счёт. Хамство не есть признак стойкого характера. Но вы часто именно это принимаете за брутальность и уверенность, тогда как уверенность и самоуверенность – разные понятия.

- И это говоришь ты, который чуть не растоптал меня при нашей последней встрече, - легко съязвила она, всё же понимая, что какая-то правда в его словах есть. Очень часто женщины принимают грубость за прямоту, а несдержанность за решительность.

- Не растоптал же… - мягко усмехнулся он.

- Действительно, и что я жалуюсь… - покачала она головой.

- Я был зол. Могу извиниться.

- Не нужно, я тебя поняла. То есть, ты не грубишь и всегда предельно вежлив.

- С какой стати? – он коварно улыбнулся. – Просто я точно знаю что и зачем я говорю.

- Хорошее оправдание, - определила Энджел и наконец принялась за свой салат.

- Я не оправдываюсь.

Вилка опустилась на тарелку слишком громко. Да, он не грубил, но говорил так, что обижало каждое слово. Она боялась что расплачется, потому как чувствовала, что не может владеть собой так хорошо, как раньше. Мимо прошёл официант с тарелкой французского лукового супа. От его запаха замутило. Как довольно часто бывает с девушками в её положении, запах лука стал непереносим. Следовало сходить в уборную, отдышаться, ополоснуть лицо водой, а то мало ли чего… Но Данте сжал её ладонь, предугадав, что она замыслила и не позволяя двинуться с места.

- Что с тобой? Тебе плохо?

- Уже лучше. С самого утра не по себе. - И правда. Одно его касание и муть постепенно ушла.

- Ты ничего не ешь. – Он посмотрел в её тарелку. Только сейчас она заметила тревожный блеск в глазах. Стало невероятно приятно. Но пелена обид ещё не растворилась, всё так же плотно окутывая их. Наверное, ещё долго придётся им продираться сквозь неё.

Начать можно с малого, потому посмотрев ему в глаза, девушка сказала:

- Потому что я тебе солгала. Я совсем не голодна. Просто хотела побыть с тобой рядом.

Ясно чувствовалась, как рука, сжимающая её ладонь, дрогнула, и он убрал её, взявшись за нож и вилку.

- У тебя была возможность быть со мной бесконечно долго. Но ты ушла. Почему?

Она ждала этого вопроса, но так и не придумала, что конкретно ответить. Ответ прозвучал расплывчато, но тоже, своего рода, правда.

- Ты же понимаешь, что объясняя причину, я лишь найду тысячу аргументов в своё оправдание.

- Не нужно тысячи. Хотя бы один. Кажется, мы находимся в том положении, когда говорить можно о чём угодно.

О, да! Они же теперь «друзья»! А друзья, действительно, могут обсуждать всё, что душе угодно!

Энджел и сама прекрасно осознавала, что наступило самое время озвучить причину, по которой она так безжалостно разорвала отношения, не дав им ни малейшего шанса на дальнейшее развитие. Но отважиться на это и предстать «обнажённой», выражая свою обиду, страх и сомнение - трудно. И сложно. Не оставляя ничего за плечами, выдать свою неуверенность и ранимость. Конечно, её уходу, как и любому бессмысленному поступку, почти невозможно найти оправдания, и сейчас всякое аргументирование не станет утешением и не ослабит душевной боли обоих. Да и тот поцелуй, невольным свидетелем которого она стала, имел совсем не то значение. Он лишь то, что лежало на поверхности – мелочь, которая и спровоцировала глубинную проблему, по большей степени, её личный внутренний конфликт. Но, как ни тяжело, придётся отважиться, постигнуть, преодолеть, признать… Главное, признать. Это единственный способ восстановить гармонию, почувствовать себя комфортно.