Неправильная женщина - Анна Стриковская

Из этой страстной речи я ничего не поняла, но одно было ясно: ему про меня и Егорова рассказали что-то такое, от чего он пришел в невменяемое состояние. Рассказала, ясное дело, Лиза. То-то я видела, как Егоров с ней разговаривал.

Все кончено. Он даже не сказал мне, в чем обвиняет. А я не пойду с ним объясняться, не буду оправдываться. Хотя бы потому, что ни в чем не виновата.

Вот только, что теперь делать, ума не приложу.

До начала мероприятия оставалось еще минут сорок, и я пошла разыскивать Жана Мишеля. Если кто и знает, что происходит, то это он. Жан Мишель сидел один на задней веранде, где мы так мирно завтракали всего несколько часов назад.

— Жан Мишель, дорогой! Ты не знаешь, что случилось? Анри обвинил меня в чем-то, не знаю в чем, и убежал.

— Дорогая Надя, я сам не вполне разобрался в происходящем. То, в чем тебя обвиняет господин Егоров (я правильно произношу эту фамилию?) — чудовищно и нелепо. Я не могу поверить. Даже повторять не хочу эту мерзкую дурацкую чушь. Не представляю, зачем Егорову это понадобилось — говорить про тебя такое. Но, к сожалению, ему верит Лиза, а Лизе поверил наш дорогой друг Анри. Думаю, вскорости все разъяснится, и мы еще надо всем этим посмеемся. А пока я хотел бы обратиться к тебе с просьбой.

— Да, конечно, я сделаю, как ты просишь.

Я поняла, что тут мне помощи ждать не приходится. Верит он Егорову, или не верит, на сегодня тот — его гость, гораздо более важный, чем я, несчастная. Русский фондовый и банковский рынок, не хухры-мухры.

— Лучше будет, если ты не станешь встречаться с Егоровым на нашем ежегодном банкете. Мало ли что. Скандал не украшает такие мероприятия.

— Да, я понимаю, — сказала я. Голос мой звучал совершенно убито, скрыть это было невозможно, — Я бы уехала прямо сейчас, но куда?

— Надя, не подумай, что я тебя гоню, но…

— Не надо извиняться, это естественно. Я не буду больше обременять Вас присутствием своей семьи. Мы с ребятами уедем, как только они вернутся из Шарлеруа. Надо бы билеты поменять…

— Надя, я рад, что ты так достойно восприняла эту ситуацию. Иди к себе. Я пришлю Бертло, он все организует. Поверь, я отношусь к тебе с огромным уважением, и ни на минуту не верю клевете, в чем бы она ни заключалась. Просто, как ты сама понимаешь, у меня свои сложные обстоятельства. Но это временно. Я уверен, все разъяснится, и мы снова встретимся, как хорошие друзья. Не забудь, я тебе обещал работу. Это остается в силе. Как только я буду готов, с тобой свяжется мой сотрудник.

— Спасибо, Жан Мишель.

Я пошла к двери, но вдруг вспомнила…

— Подожди, одну минуту, — Я быстро запустила руки под пелерину, отстегнула колье и вручила его опешившему де Кассалю, — И серьги возьми. Передай все твоему шурину. Жалко, кольцо осталось в комнате. Я пришлю его с Бертло.

— Зачем? Он тебе их подарил. Оставь себе.

— Не могу. Это дорогие вещи, пусть лежат в сейфе. Отдашь их Анри при случае. Прощай.

Я вылетела из комнаты, как пробка из бутылки. Быстро пробежала по коридору и со всего маху налетела на Бертло, который, как Мороз-воевода, дозором обходил владенья свои.

— Мадам, Вам что-нибудь нужно?

— Ничего, дорогой Бертло, ничего не нужно. Как закончите свои дела, зайдите ко мне, я буду ждать Вас у себя в комнате, — слова «у себя» прозвучали для меня горькой усмешкой.

— Мадам, что-то случилось?

— Прошу Вас, не спрашивайте. Пусть Вам Жан Мишель все расскажет.

— Господин граф? Мадам, на Вас лица нет. Пойдемте, я помогу Вам подняться к себе по внутренней лестнице. Там Вы никого не встретите. Не беспокойтесь, я все для Вас сделаю.

— Спасибо.

Бертло сделал пару шагов по коридору и открыл одну из дверей, за которой оказалась лестница на второй этаж. Поднявшись, я очутилась прямо напротив комнаты, которую за эти несколько дней привыкла называть своей. Вошла и заперлась изнутри.

Медленно сняла платье, бросила его на кровать, вошла в ванную и начала смывать свеженький, только что нанесенный макияж. В голове царил невообразимый сумбур, одно было ясно: мое счастье приказало долго жить. Не знаю, что наговорила Лизе эта сволочь Егоров, но она уж постаралась расписать меня Пеллернену как самую злодейскую злодейку. Причем делала вид, что она — объективная и незаинтересованная сторона. А еще прикидывалась, что хорошо ко мне относится и хочет подружиться… А он… Почему он ей поверил? Поверил ведь, это очевидно.

Тут такая взяла меня обида, что я рухнула на пол в ванной и зарыдала. Плачу я редко. Обычно над чьей-нибудь горькой долей, когда кино смотрю. В обычной жизни слезы на мои глаза навертываются, когда режу лук. А тут ревела белугой, слезы текли без остановки. Только когда нос распух, и стало трудно дышать, я остановилась. Нос пришлось прочистить, глаза вымыть, лицо вытереть. Это меня немножко успокоило.

Я переоделась в обычную одежду: возможно, выезжать придется через пару часов, и начала собираться.

Все, что мне подарил Анри, я забрала с собой: глупо совать ему ношеные бабьи шмотки. Но духи оставила: я не смогу больше ими пользоваться. Никогда! Этот запах всегда будет напоминать, как все было чудесно, и чем закончилось. Мобильник выложила на трюмо: мне некому по нему звонить, все мои абоненты там, дома. В Москве. Права я была, что не могла поверить в свое счастье. Только поверила, и на тебе! Все гораздо хуже, чем с Лешей. Там хоть никто не был виноват. Обстоятельства непреодолимой силы. А тут идиотизм какой-то.

Закончив складывать чемодан, я плюхнулась на кровать. Внизу звучала музыка: гостей встречали с оркестром. Я даже различала знакомые мелодии.

Встать, наложить макияж, замазать следы слез, причесаться, нарядиться, выйти к гостям… Подойти в этой толпе к Егорову и плюнуть ему в лицо! Вцепиться в волосы баронессе Лизе и вырвать ее крашеные патлы! Устроить такой скандал, какого свет не видывал!

Я знала, что ничего такого не сделаю. Мечтать могу, а выполнить… Не так воспитана. Я совершенно не умею устраивать скандалы. Пару раз пыталась — получается бездарно. Потом мне же хуже — никакого удовлетворения. Так что я лежала, не шевелясь, а мысли в голове водили нескончаемый хоровод. Дурная привычка детства — мысленно пережевывать каждое мгновение по тысяче раз, от которой, я, как мне казалось, освободилась навсегда, вернулась.

В дверь постучали. Я ее заперла, так что недостаточно просто сказать: «Войдите». Нужно встать и открыть.

Я встала и открыла. Пришел молоденький официант, принес поднос с едой.

— Мсье Бертло велел передать Вам это, так как Вы не спуститесь к гостям…

Интонация была полувопросительная. Я подтвердила распоряжение старика и поблагодарила парня.