Современный французский детектив - Буало-Нарсежак

Этим, не считая присущего вам мужества, объяснялось то, что там, на холме, вы не потеряли голову.

Из телефонной кабины гостиницы я позвонил Аните. Она совсем раскисла.

Она открытым текстом сказала мне — а ведь нас могла слышать любая телефонистка, — что лучше признаться в убийстве и отдать себя в руки полиции. Я как мог уговаривал ее мужаться. Я уверял ее, что у меня есть еще одна идея, что все устроится. Я слышал голосок Мишель, она спрашивала:

"Это папуля? Это папа?" Я пообещал Аните, что завтра буду с ними в Женеве.

В десять часов я стоял напротив дома 10 по улице Канебьер. Через полчаса я шел за вами и вашим прохвостом, решив во что бы то ни стало докопаться, что же вы замышляете. Я понял только одно — вы оба знаете, что в багажнике "тендерберда" лежит труп. Я ожидал увидеть вас одну, без машины, даже предполагал, что вы не придете вообще — ведь он не знал о вашей записке на холме. И уж совсем я был ошеломлен, когда увидел, как вы возвращаетесь на Канебьер: он опять обнимал вас за плечи. Свою машину я оставил на соседней улице. Когда я увидел вас обоих около "тендерберда", я быстро помчался к ней и, конечно, потерял вас из виду — на сей раз окончательно.

Я наугад поездил немного по городу. Не потому, что рассчитывал напасть на ваш след, нет. Просто так. Перед моим мысленным взором встали вы, встревоженная, с забинтованной рукой, в белом муслиновом платье, с накинутым на плечи мужским пиджаком. Только потом до меня дошло, почему вы до сих пор не заявили в полицию о своем открытии: машина не принадлежала вам и вы ее угнали без моего ведома. Постепенно я сумел поставить себя на ваше место. И тогда я сказал себе, что сегодня вечером или в крайнем случае завтра вы позвоните в Женеву и попросите у нас помощи. У вас был еще один выход — избавиться от трупа, не пытаясь выяснить, кто засунул его в багажник. Но, что бы вы ни сделали, все равно вам не выбраться из западни, которую я для вас подготовил. Я положил в карман халата Коба телефонограмму, отправленную от вашего имени в Орли. Эта бумажка приведет следствие к вам. Аните и мне нужно будет только отрицать, что мы видели вас в пятницу. Наши показания будут звучать правдоподобно, так как ни дом в квартале Монморанси, ни "тендерберд" нам не принадлежат.

Я проспал в номере гостиницы до полудня. По моей просьбе дежурный по этажу принес мне электрическую бритву и местные газеты. Просмотрев газеты во время бритья, я убедился, что об убийстве Коба никаких сообщений нет.

Не нашел я и сообщения о том, что где-нибудь в этих местах найден труп неизвестного мужчины. Я позвонил Аните. Предупредил ее, что буду ждать здесь до вечера, потому что не исключена возможность, что вы ей позвоните.

Я еще раз повторил, что, как бы ни обернулось дело, мы будем стоять на том, что ничего не знаем, и она должна держаться. Я оставил ей номер телефона гостиницы, чтобы она имела возможность со мной связаться. Наши телефонные переговоры могли нас здорово подвести, но иного способа я не видел. После обеда я пошел побродить по Марселю. Купил рубашку, вот она и сейчас на мне. Бумажный пакет со старой рубашкой я выбросил в сточную трубу. Подняв голову, я увидел свое отражение в огромной зеркальной витрине какого-то магазина. Да, это был я, Мишель Каравей, преуспевающий делец, владелец многообещающего рекламного агентства, безупречный муж и отец, которого в обществе считают человеком хорошо воспитанным, короче, я увидел того, кто сейчас находится перед вами, Дани. Вы его не узнаете, и он сам тоже не узнает себя. Так кто же есть кто, в конце концов?

Анита вызвала меня часов в восемь вечера. Вы только что звонили ей в Женеву. Она совсем потеряла голову. Она плакала. Она твердила: "Умоляю, не причиняй ей зла. Она и правда поверила, что убила Коба, представляешь себе? Это ужасно, я не хочу так. Ты должен ей все сказать, все объяснить".

Не знаю, Дани, до чего довели Аниту за эти два дня и две ночи без меня ее мысли, ее ужас. Не знаю. Я слышал, как плачет Мишель-бедняжка перепугалась, увидев мать в слезах. Я обещал Аните, я много раз повторял ей свое обещание, что не причиню вам вреда. Она мне не поверила. Она сказала мне: "Пусть Дани позвонит мне и сама скажет, что все в порядке.

Клянусь тебе, Мишель, если ты сделаешь, что собирался, я тоже убью себя, я убью себя, ты меня слышишь? Клянусь тебе, я это сделаю". Я пообещал все, что она требовала от меня, лишь бы она замолчала, лишь бы выиграть несколько часов.

Я мчался сюда в темноте, мчался как сумасшедший, и когда стал подниматься по шоссе Аббей, то увидел вас — вы спускались мне навстречу. Я доехал вслед за вами до бара напротив Авиньонского вокзала. Я увидел шофера, увидел ваше белое пальто, и это для меня было просто каким-то чудом. Я и сейчас не понимаю, путем каких упорных поисков вам удалось найти его. Но, впрочем, не все ли теперь равно! Я видел, как, порывшись в карманах пальто, вы достали конверт с деньгами, в то время как первый конверт-тот, который я должен был изъять у вас и до сих пор не изъял — наверняка находился у вас в сумочке. Я вошел в бар, я мог догадаться, что за вашими темными очками сейчас напряженно бьется мысль. Вы были прекрасны, Дани, когда вдруг поцеловали в щеку вашего друга, когда вы внезапно прозрели, когда вы все поняли, поняли единственно потому, что не могло быть двух конвертов с премиальными на ваше имя. Да, вы прекрасны, но в то же время для меня вы стали самым опасным существом на свете. Я инстинктивно отпрянул к стене, чтобы не попасться вам на глаза.

Издали я наблюдал, как вы провожали на вокзал вашего шофера, но решил не идти за вами. Это был риск с моей стороны и шанс на выигрыш для вас: вы могли уехать поездом с шофером и бросить "тендерберд" у бара. И я дал вам этот шанс. Я приоткрыл крышку багажника и увидел в щелку, что трупа Коба там нет. Я пошел к своему "ситроену", который стоял с другой стороны крепостной стены. Немного погодя я заметил оттуда, как вы вышли с вокзала и поискали меня взглядом, увидел, как вы сели в "тендерберд" и поехали. Я проследовал за вами. Когда я убедился, что вы возвращаетесь в Вильнев, я помчался по параллельным улочкам, чтобы приехать сюда раньше вас.

Мне пришлось ждать вас дольше, чем я предполагал. Я сидел в темноте, держа в руках винчестер, который вы оставили на диване. Вы вошли, зажгли в прихожей свет. Должно быть, я слишком шумно шагнул в вашу сторону. Вы застыли на месте. В проеме двери я видел ваш освещенный сзади силуэт. Вы меня не видели. Но мне надо было подойти к вам близко и выстрелить в упор, чтобы это походило на самоубийство. Я сделал еще один шаг. В то же время я старался угадать, как вы будете защищаться. Я был убежден, что вы прокрадетесь к дивану и попытаетесь схватить ружье, но его там уже не было. Я двигался вам наперерез. Но до самого конца, Дани, ни один ваш поступок нельзя было предугадать. В ту самую минуту, когда я считал, что вы уже рядом, я понял-но понял слишком поздно, — что вы направились не к дивану, а прямо к горевшей в прихожей лампочке, и внезапно наступила темнота. Я услышал звон разбиваемой лампочки, услышал ваши быстрые шаги и принялся на ощупь искать выключатель, но тщетно. Потом до меня донесся какой-то непонятный шум. А затем — ваш голос. Такой же четкий и спокойный, как всегда. Вы сказали: "Мсье Каравей, ни с места.

Я только что опустила в ящик письмо, в котором находятся оба конверта для жалованья и мое краткое объяснение. Я адресовала его себе, но если я умру, его вскроют. Я не стала посылать его никому другому, потому что Анита — моя подруга, я ее люблю и хочу ей помочь. И не пытайтесь зажечь свет в этом балагане, я вывернула все пробки". Может, я что-нибудь забыл, Дани? Да, забыл. Вы мне сказали, чтобы я положил "свое ружье", в противном случае вам "придется заставить меня сделать это". Я даже не стал думать, каким образом. Я мог не сомневаться, что вам пришла в голову какая-нибудь очередная невероятная идея. Но меня заставила расстаться с винчестером не ваша угроза, а то, что вы сказали раньше о письме. Тогда я сел на этот диван. Пока я говорил, глаза мои привыкли к темноте, и теперь я вижу светлое неясное пятно вашего платья, вижу, как вы сидите на ручке кресла напротив меня.

Дани, вы выслушали меня не перебивая. Мне бы хотелось, чтобы вы сказали, где труп Коба. А потом собрали бы свои вещи и вернулись домой.

Мне бы хотелось, чтобы вы вели себя так, будто не имеете к этой истории никакого отношения. Мне бы хотелось, чтобы вы молчали и разорвали оба конверта. Что же касается меня, то я выберу тот вариант, который принесет меньше неприятностей. Я приведу в порядок дом и пойду с повинной в полицию. Я возьму вину на себя. Ведь вы понимаете, что я гораздо дешевле заплачу за это убийство, чем Анита. Я выступлю в роли оскорбленного мужа, который, узнав о том, что он обманут, в припадке отчаяния губит свою жизнь. Скажу, что двое суток я находился в смятении, но в конце концов во всем добровольно признаюсь. Я найму лучших адвокатов и уж теперь-то сделаю все, чтобы выкрутиться. О, я блестяще проверну это дело, можете мне поверить. Я даже надеюсь вырвать лишь условное осуждение.