Приключения-76 - Сборник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Что ты, Лидочка, какая гостья? — И признался неожиданно жалобно: — Один как бирюк.
Лида, опираясь на его руку, вошла в квартиру, потянула носом воздух, сказала озабоченно:
— У тебя что-то подгорело на кухне. Хотя, по-моему, запах из ванной. Похоже на утечку газа. — И решительно пошла в ванную.
Олег испуганно зажмурился. Лида сказала успокоенно:
— Нет, это не газ. Но почему здесь такой чад? Угореть можно. — И вдруг увидела колечко, которое он перед самым ее приходом извлек из формочки. — Ой, какая прелесть! — воскликнула она. — Какая изящная вещица! — И хотела взять кольцо.
— Осторожно! Оно горячее! — предупредил Олег.
Не донеся руку до кольца, Лида отдернула ее, задержала взгляд на паяльной лампе, на обрубленном неровно латунном слитке и, разом поняв и оценив все, но ожидая и даже требуя от Олега опровержения, спросила с надеждой:
— Почему горячее? Что за алхимия, Олег? Не хочешь ли ты сказать, что...
«Своди все к шутке, к розыгрышу!» — точно разгадал он подтекст ее намеренно наивных вопросов. Нервно облизнул пересохшие губы и наклонил голову:
— Да. Именно так. Я только что, — он выделил эти слова, — выплавил это кольцо... — Посмотрел ей в глаза и даже обрадовался, когда они округлились от испуга.
Но Лида здорово умела владеть собой. Олег не уставал удивляться ее спокойствию и выдержке. Глаза ее сразу же стали всегдашними, сощурились, а вот уже и проскользнула во взгляде обычная ирония, и тон, когда она задала новый вопрос, был ничуть не испуганным.
— Из чего выплавил, Олег? Из латуни? — Она еще стремилась свести все к шутке.
«Сама не верит в такую нелепость, но жаждет, чтобы я подтвердил», — подумал Олег и, удивляясь охватившему его безразличию ко всему, даже к этой женщине, спокойно сказал: — Из золота.
Глаза ее снова округлились, взгляд заметался по глухим стенам ванной, и даже голос слегка осел.
— Но почему из золота? Откуда?
«Потому что я вор. Ради тебя и себя. Ради нас», — хотелось ответить ему, но Олег все же предпочел смягчить признание. — Подфартило, как говорят в Сибири. Прихватил с собой сувениры. — Он услыхал свой нелепо бодряческий голос и сокрушенно замолк.
«Сейчас она влепит мне пощечину, выскочит из квартиры. По лестнице простучат ее каблучки. На улице она добежит до первого телефона-автомата, и до приезда милиции в моем распоряжении останется времени столько, сколько надо, чтобы перекинуть через водопроводную трубу ременную петлю... или шлепнуться из окна на асфальт...»
Все это лихорадочно промелькнуло в мозгу Олега. И его опять охватило безразличие. К себе. К ней. Ко всему на свете.
Но Лида не отвесила ему пощечины, не кинулась к телефону. Она обессиленно присела на край ванны, совсем маленькая, сразу постаревшая, испуганно посмотрела на Олега, громко всхлипнула, но спросила деловито:
— Как же ты мог? Ведь за это...
— Расстрел, — спокойно договорил он.
Она стиснула пальцами виски, раскачивалась, покусывала губы. Олег замер: вот сейчас все произойдет именно так, как рисовалось ему.
— Теперь я все время буду бояться за тебя, — сказала она еле слышно.
— Постараюсь продержаться подольше. — Он обмахнул со лба испарину.
— Нет. Нет, — голос ее стал очень звонким. — Больше никогда, слышишь?
— Да. Конечно. Никогда, — торопливо заверил он и благодарно подумал: «Какая же все-таки молодец Лида! Ведь в общем-то и не спросила ни о чем, и ничего не изменилось. Вот это истинная любовь! Ради того, чтобы остаться вместе с ним, Лида готова поступиться своей гордостью, закрыть глаза на некоторые подробности...» Он признательно заглянул в каменное лицо Лиды, и вдруг кольнула мысль: а что, если это никакая не любовь, а полное безразличие? Чтобы не думать об этом, Олег поскорее поцеловал руку Лиды. Рука была холодной и вялой.
Они молчали долго. Каждый по-своему оценивал случившееся. Больше Олегу Лихареву опасаться было уже нечего.
8
В маленьком закавказском городке клубилось голубизною весеннее небо, девушки несли веточки пушистой мимозы. Олег Лихарев, поглощенный своими заботами, не замечал ни влажно зазеленевших склонов гор, ни набухших почек в садах. Два года назад он служил в этих краях в армии, а теперь приехал сюда с рекомендательным письмом своего однополчанина Николая Югова.
«Входи, входи, однополчанин! — тепло встретил Николай Олега, когда тот приехал в уютную квартирку на одной из бывших московских окраин. — Женился я. Скоро ожидаем прибавления семейства».
«Поздравляю», — сказал Олег, а про себя прикинул: «Тем лучше для меня. Семейному человеку деньги нужнее. Не станет, как Михаил, выставляться бессребреником».
Он не таился перед хозяином. Лицо Николая стало хмурым и отчужденным.
«Зря, Олег, — сказал он печально. — Единственное, чем я могу помочь, — это дать письмо к моей теще в Закавказье. Места тебе знакомые, езжай туда, теща примет тебя как дорогого гостя. Все дальнейшее решай сам...»
...В маленьком закавказском городке цвели мимозы и по-весеннему голубело небо, а в далеком таежном районе трещали злые февральские морозы и на переметенных метелями лесных проселках машины буксовали в снежных заносах.
Лейтенант Шемякин вошел в кабинет начальника районного отдела внутренних дел, жарко разрумяненный, зябко потирая руки и громко стуча об пол задубелыми валенками.
— Что, Владимир Михайлович, продрог? — участливо спросил его подполковник Зенин.
— Есть и это немного, — ответил Шемякин, — но главное, Григорий Иванович, новости грустные.
— Что, на Красногвардейском что-то неладно?
— Там. Разговаривал я с директором прииска Барабиным. У них сомнения: все ли чисто в старательской артели. Понимаете, есть несоответствие между объемами перемытых отвалов и съемками металла.
— И большое? — спросил Зенин озабоченно.
— Граммов сто пятьдесят...
— Может быть, обсчитались нормировщики. И потом это же выработанные отвалы. Кубометр на кубометр не приходится.
— Проверяли, Григорий Иванович. Все-таки там есть несоответствие. И еще Барабин сказал: был слух, что на старательской гидравлике на речке Светлой пропадают видимые самородки.
— Час от часу не легче! Выяснили, что за установка, кто работал на ней?
— Установка удалена от поселка, — рассказывал Шемякин, с наслаждением подсаживаясь ближе к печке. — В смене два человека: бульдозерист и мониторщик. В старательской артели главным образом здешние таежники. После промывочного сезона все остались на месте. В основном я знаю этих людей.