Птицы небесные или странствия души в объятиях Бога. Книга 1 - Монах Симеон Афонский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К вечеру мы спустились в Алайскую долину, которая обрадовала глаза первой травой и обширными пастбищами, по которым бродили отары овец. Из крутых ущелий с грохотом летящего железнодорожного состава пенным буруном вылетали свирепые реки, волоча валуны размером с легковой автомобиль. Заходящее солнце залило безпредельные снеговые поля гигантских вершин алым светом. Среди этих пиков выделялся огромный купол семитысячника, на который мне пришлось смотреть из кабины чуть ли не запрокинув голову. В надзвездной высоте Заалайский хребет словно навсегда расставался со мной, подарив на прощание последние отблески космических высот. Из города Ош я улетел в Душанбе, любуясь в окно безконечностью высочайших горных хребтов, протянувшихся от горизонта до горизонта. В этих горах я увидел не только первозданную красоту созданного Творцом прекрасного мира, но и обнаружил еще более удивительную трогательную красоту человеческих душ, которую мы не замечаем на улицах городов.
И все же я остался разочарован. Памир, со всеми его необыкновенными впечатлениями, не принес мне чего-то главного, того, что я тщетно искал во всех походах и путешествиях, – определенной устойчивости молитвы и молитвенного духа, которые я не хотел утрачивать снова и снова, несмотря на все свои усилия. «Прощайте, восторженные мечты и нелепые сны о встречах с загадочными святыми людьми! Все это не то, что мне нужно. Хватит мечтать! Это правило нужно зарубить себе на носу!» – укорял и стыдил я себя, летя в самолете.
В Душанбе, утешив родителей своим возвращением и рассказами о Памире, я стал собирать рюкзак, готовясь к отъезду в Пештову. Ни матери, ни отцу не хотелось расставаться со мной, но пока они сдерживали свои просьбы. Им очень хотелось, чтобы я остался с ними. Когда я находился в горах, мой напарник Авлиекул, познакомившись с моими родителями, иногда ночевал у них дома, найдя у старичков ласковый прием и заботу. Правда, отец наладился угощать Авлиекула вином своего изготовления и на закуску по кубанскому обычаю ставил на стол яичницу с салом.
– Папа, – бывало упрашивал я его, – Авлиекул не пьет вино и не ест сало, ему нельзя этого делать по своим законам!
– Знаю, что нельзя, – отвечал отец, – но когда я угощаю его, он не отказывается!
– Не отказывается, потому что очень тактичен и не хочет тебя обижать!
– Ну вот, сам видишь, как не угостить хорошего человека? – отвечал отец.
– Ладно, ваше дело… – махал я рукой.
Дружба с геологами вернулась ко мне неожиданной встречей. До отъезда в Пештову я обнаружил в почтовом ящике письмо. В нем женщина-геолог, у которой я состоял в помощниках на памирских маршрутах, убедительно просила меня встретиться с ее мужем-геологом. Он, по ее словам, крайне нуждался в поддержке. Мы встретились в городском саду. Рослый крепкий парень, волнуясь, сильно пожал мне руку и представился:
– Георгий. Спасибо, что вы нашли время. Можно на «ты»? Жена мне рассказывала, что ты верующий, это правда?
– Правда!
– А ты видел Бога?
Заметив такую прямоту, я не стал уклоняться от ответа.
– Видел!
– Тогда, может, возьмем пивка, и ты расскажешь мне о Нем?
– За пивом говорить не буду, а за чаем согласен!
Мы уселись в городской чайхане.
– Бог – это невыразимая совершенная красота, красота любви! Только не той, как ее понимают люди… Об этом вообще трудно говорить… – попытался я подыскать нужные слова.
– Ничего, я понимаю, – серьезно ответил геолог. – А как Он выглядит?
– Ну, как Свет, только гораздо ярче солнечного…
– Ага. Вот про красоту я лучше понимаю, – задумчиво начал говорить мой собеседник. – Мне кажется, что Бог – это что-то очень прекрасное и доброе… Однажды утром, на Памире, я любовался восходом в горах. Знаешь, как красивы эти горные хребты в утренней дымке… И тут у меня сердце как-то сильно защемило, даже слезы из глаз полились… – голос геолога задрожал. – И я внезапно понял, что Бог есть! И доказывать это мне не нужно… Это со мной приключилось
