Ардагаст и его враги - Дмитрий Дудко (Баринов)

   А по другую сторону стены было неспокойно. О том, что произошло на Эльбрусе, Хор-алдар узнал от орлицы-Лютицы. Предводители войска решили ждать, пока Ардагаст с горцами не выйдет в тыл римлянам. Однако степные и горные удальцы томились от бездействия. Да не обморочила ли князя залетная ведьма-птица? Стали затевать поединки не только с противниками, но и между собой. Особенно тут отличались вайнахи. Не знавшие над собой в своих глухих ущельях ни царей, ни князей, они шли в поход за выборными вождями, молодыми и отчаянными, как и их дружинники. Эти молодцы рады были оказаться подальше от строгих родовых старейшин и старались не уступать степнякам ни в чем - в том числе и в дерзости и драчливости.

   Вайнахи быстро сошлись с Андаком и его приятелями. Ловкий, красивый, наглый, доходивший до края света в набегах - всякому хотелось походить на него. Князь со своими старыми и новыми друзьями бесчинствовали в стане и соседних селениях так, что Хор-алдар уже думал проучить кого-нибудь из них плетьми. И тут к нему заявился сам Андак с вайнахскими вождями и взялся пройти горными дорогами через земли хевсуров в тыл врагу. Главный вождь был только рад удалить безобразников из стана. Однако предупредил:

  -- Хевсурские селения не жечь и не грабить. Пусть воины-хевсуры знают: мы враги не их племени, а римлянам... И еще: пусть с тобой пойдет царевич Доброслав с двумя десятками царских дружинников.

   Андак кивнул с невозмутимым видом:

  -- Все сделаю, Хор-алдар. И царевичу поход будет на пользу. Мы ему поможем стать настоящим мужчиной. Правда, кунаки?

   Чернобородые горцы осклабились. По правде сказать, князь был вовсе не рад такому спутнику. Мало того, что Борислав, младший сын Андака от венедки, души не чаял в этом мягкотелом царевиче. Так теперь Доброслава поставили чуть ли не в надзиратели - ему, более знатному, чем сам Ардагаст! А случись что с царским сынком - все решат, что он, Андак, подло отомстил за тестя, Сауаспа Черноконного.

   Отряд двинулся вверх по Джерахскому ущелью, потом перевалил в долину реки Ассы и пошел по ней вверх, мимо редких аланских и вайнахских аулов. Князь не обижал своего троюродного племянника. Зато старшие Андаковичи и вайнахи всячески поддевали Доброслава. Чтобы доказать им свою отвагу, юноше приходилось взбираться на крутые скалы, в одиночку идти на горного барса или стаю волков. Было страшно и трудно, но царевич не подавал виду. По нему, Ардагастовичу, горцы судили: так ли храбр его прославленный отец? Мало ли что споют степные певцы о щедром царе... И что это вообще за венеды, с которыми так охотно нынче роднятся росы? Говорят, трусливое лесное племя...

   А по утрам болела голова: его, не любившего хмельного, усердно старались напоить. Но вот песни его нравились всем. И рассказы о далеких невиданных землях, где не бывал даже Андак, об их богах и могущественных чародеях. Все то, что Доброслав с детства жадно перенимал у волхвов. И с каждым днем все одобрительнее смотрели на царевича росов вольные, ни во что не ставившие царский род сыны ущелий.

   Тем временем в стане сарматов творились дела темные и недобрые. По утрам вдруг Алонт стал приносить изуродованные трупы самых знатных князей. Сильные, красивые, отважные мужчины, лучшие в войске... На телах их не было ран от оружия, а на лицах застыла у кого ярость, у кого странная блаженная улыбка. Некоторые видели, как ночами бродил по стану призрак: черноволосая женщина дивной красоты, в платье тончайшей красной ткани. Одни из увидевших ее цепенели, не в силах даже подать голос. Другие поднимались и молча шли за ней. Наутро их находили в Алонте.

   Одни из родичей погибших с гордостью говорили, что те стали избранниками богини любви и смерти - не самой ли Артимпасы? Другие, наоборот, твердили, что Тамар Всеисцеляющая прогневалась на сарматов и вот-вот нашлет на орду мор. Третьи, вспоминая старые кровные счета, обвиняли не богиню, а своих соратников. Пошли перебранки, посыпались оскорбления, зазвенела сталь. Когда же в реке нашли труп царевича аланов Аспара, рать оказалась на грани усобицы. Больше всего подозревали Сагдева. Своему отцу, "любимцу Артимпасы", он не уступал красотой и удалью, почему же за царевичем роксоланов не явилась богиня? И куда подевался его дружок Ардагаст, уже сгубивший царство аорсов? Не нападет ли он среди ночи не на римлян, а на аланов - прямо на царскую ставку?

   С большим трудом Хор-алдар настоял на том, чтобы вместо народного собрания созвать тайный совет вождей. Воины напряженно прислушивались к доносившимся из шатра росского князя крикам и ругани. Наконец вожди вышли и объявили каждый своим воинам: князей губит богиня демоница, и одолеть ее можно только чарами. Какими - о том никто знать не должен. Воинам же надо быть готовыми к новому приступу в любое время дня или ночи.

   Вражда в стане на время притихла, сменившись напряженным ожиданием. День прошел как обычно: поединки у стены, скачки, вечером - песни у костра. Но темнело, и даже к тем, кто вернулся, одолев какого-нибудь иверского князя в богатых доспехах, в души закрадывался страх и стыд. Враг, которого нельзя поразить самой лучшей сталью, от которого не защитит самый прочный панцирь. И кто - женщина? Не степнячка-воительница в кольчуге и с луком, а безоружная, почти голая ведьма...

   Многие не могли заснуть этой ночью, теплой и безветренной. Тишину нарушал только неумолчный шум Алонта. Луна и звезды лишь изредка выглядывали из-за туч. Не спавшие видели, как вошла с юга в стан черноволосая женщина в красном. Беззвучно ступала она среди шатров. Сквозь тонкую ткань просвечивало стройное, здоровое тело, а сквозь него светило пламя костров. Смуглое горбоносое лицо было прекрасно и безжалостно. Смертью веяло от него, но оно манило, сулило неведомые наслаждения. Взгляд больших черных глаз, в глубине которых поблескивали две белых звезды, лишал воли, отнимал речь. Она проходила, а воины, большие, сильные мужчины, оставались неподвижными, со взглядами, прикованными к ней. Ее любили и ненавидели сразу, а она шла, с царственным видом принимая ненависть и любовь, и лишь губы шептали ей вслед: "Тамар... Артимпаса...".

   Только один воин стоял у костра, гордо выпрямившись, со сложенными на груди руками. Светловолосый, гладко выбритый, он напоминал римлянина, хотя одет был в короткий сарматский плащ и темную иверскую чоху, из-под которой выглядывала кольчуга.

  -- Я сама зову, кого пожелаю, и только лучших из мужчин. И никто не смеет противиться моему зову. Кто ты, что сам вызвал меня?

  -- Я Каллиник, царевич Коммагены, воин и маг.

  -- Знаешь ли ты, кого позвал? Я многолика и многоименна. Для вас я Артимпаса и Морана, для иверов - Тамар. Любовь и смерть, исцеление и мор, война и мир в моей власти. Меня радуют стоны влюбленных и крики умирающих. За ночь любви со мной платят не золотом, а жизнью.