Край Ветров: некроманс - Диэр Кусуриури

— Они все психопаты, Мйар, они не сумеют расстроиться, даже если ты их всех загрызешь, — Камориль покачал головой.

— Ты, — Мйар устремил на некроманта тяжелый взгляд, — давай, устрой, как обещал, в подвале нормально Эль-Марко, Никс и Мари. — Потом Мйар перевел взгляд на Кападастера: — Николу донесешь, не будя?

— Донесу, — кивнул Эль-Марко.

Мйар снова обернулся к Камориль и сказал твердо:

— А потом возвращайся сюда.

— Так точно, — ответил некромант, и в этот раз не понятно было, смеется он или нет.

Ну вот, наконец мне удалось разогнать их всех с кухни.

Камориль — ладно, фиг с ним, паяца из него не выбить ничем, он даже на смертном одре, буде такое вдруг произойдет, будет рассказывать басни, напевать лирические частушки и подмигивать особо симпатичным скорбящим обоих полов. Мог же вполне свою историю вместить в три фразы, без всех этих художественных аллегорий и описаний темноты леса, которые «для пущей атмосферности». И мог, на самом деле, при Мари все это не рассказывать. Мне даже кажется, что он, пожалуй, специально это все рассказал именно так, и именно при ней. Зачем?.. Чтобы она получше поняла, с чем и с кем имеет дело?.. И могла, получается, сама решать, нужна ли ей будет вся эта радость после того, как.

Ведь когда-нибудь это все прекратится и жизнь станет снова спокойной и размеренной.

Хоть я и тот еще олух, но от меня не ускользнула та тонкая, едва заметная перемена, которая произошла в отношениях Эль-Марко и Мари. И, да, это очевидно — отношения. И снова прощай, Мйар.

Не увидеть этого невозможно. Не услышать — да, но когда все так очевидно… Эти прикосновения, — которые как бы ненароком, но такие естественные и такие частые… Так юноши касаются девушек, которые им правда нравятся и которых они хотят касаться. Даже такие молчаливые и все из себя загадочные, как Эль-Марко. И все, вроде бы, логично, и все, вроде бы, хорошо — он прикоснулся к ее душе, и что-то пошло так, и все оказалось просто, как и должно быть, когда любовь, стало быть, настоящая. А не такая, как все те эрзацы, которыми судьба потчует меня, как будто бы пробуя то так, то эдак сломить, доказать мне мою чуждость и ненужность. И мне не на что обижаться и нечего им предъявить. И я почему-то принимаю такое положение вещей на удивление спокойно. Может, расстроюсь еще как-нибудь потом. Может, психика сказала «хватит с тебя на эти сутки». А может, я смогу и порадоваться за них чуть позже, когда станет проще думать, — ведь они оба добры, хороши и, в общем-то, не чужие мне люди… Если могут быть люди мне не чужими, в свете эпического повествования Камориль.

Я выплеснул в лицо еще воды и уставился на свое отражение в зеркале.

Пока Камориль презентовал нашим блондинкам один из укромных уголков своего подвала, неудачно стилизованный под пляжный домик, я все же дошел до душа и всячески предался омовению, но не горячей водой, как обычно, а чередуя ее с холодной. Контрастный душ — то, что я не люблю больше тушеных кабачков, — но сейчас он как раз кстати.

Я смотрел на себя — какой я есть, — в который уже раз, — и понимал, что, в принципе, давно к себе привык, хоть мне и казалось раньше, что что-то мироздание напутало с душой и ее сосудом. Пожалуй, если б у меня рыжих волос этих не было — я б такие хотел. Это будучи из меня растущими они меня немного смущают, а так… хорошо же, как будто бы тепло всегда и везде с собой, не далеко.

И вот этот я — то ли плод, то ли суть огромной смутно убиваемой твари, способной взрывать мыслью поглощающих, создавать иллюзии и перемещаться скачками сквозь материю и время? Я? Ну нет. Это… в это сложно поверить. Даже учитывая, что Камориль незачем врать. Да, я не человек, но не настолько же… Если все так, как рассказал некромант, то я чужд не только людям, с которыми у меня так странно складываются отношения, но и самому миру… И что же мне с этим делать, если я не старею? Может быть, когда истекут нормальные человеческие лет сто и ничего не изменится, мне попробовать найти себе смерть? Ведь, чтобы стать человеком, надо им быть… А что, если у меня, например, какая-нибудь специальная судьба и это «бессмертие» дано мне не просто так? Ох, ну и мысли. В их свете непреодолимая человеческая смертность как раз и кажется благословением. Этакий последний дар мироздания, лишающий тебя надобности исступленно решать, быть дальше или нет. Срок, в который все надо успеть. Окончание письма без постскриптума, где, поставив точку, ты можешь вздохнуть и оглядеть написанное как что-то цельное, завершенное, имеющее границы, и в этих границах гармоничное, композиционно уравновешенное.

А жить, не зная, сколько еще тебе мучиться — хотя бы примерно, — это ж ничто иное, как вечная молодость с ее душевными метаниями, неуверенностью и болью. А молодости положено проходить.

И все это замечательно, конечно, но лучше б я обо всем этом не думал.

Я стер остатки запекшейся крови со лба и еще минут пять потратил на то, чтобы отмыть шею и уши. Как-то все остальное легче далось.

И, кстати, в этот раз я отрегенерировал скорее, чем обычно. Может, это от того, что в последнее время мне стало чаще прилетать по голове, — а организм взял да и адаптировался.

Конечно, спать после всех этих драк и треволнений хотелось безумно, но у меня был еще один нерешенный вопрос.

Я вернулся на кухню и сел ждать Камориль. Некроманта не было минут десять, потом еще десять, а потом я все же услышал звук шагов со стороны гостиной. Но до кухни шаги так и не добрались.

Я встал со стула и сам прошел в гостиную, и обнаружил некроманта сидящим на его любимом красном бархатном диване, в этот раз — без сигареты и с видом крайней растерянности. Камориль поднял на меня удивленный взгляд и снова уставился куда-то в пол.

— Эй, ты чего? — спросил я.

— Лунь, — ответил Камориль.

— Что «Лунь»? Она… м-м, я даже не могу предположить, что с ней могло…

— Пока мы чаевничали и я глаголил увлекательную историю нашего с тобой знакомства, Лунь стянула портьеры, которые не забрала Вера, и утащила их наверх в одну из незапертых комнат. У меня там кровать под балдахином есть… еще одна, да. Ну и вот, она там свила гнездо и не хочет оттуда уходить.

Я улыбнулся.

— Но это не самое страшное, — продолжил Камориль. — Она… Мйар, она сожрала мою шубу.

Камориль уставился на меня растерянно, очевидно, ища поддержки.

— У тебя… есть шуба? — спросил я не менее удивленно.

— Проклятье, Мйар, почему тебя всегда удивляет какая-нибудь фигня? А ничего, что Лунь — по сути, моль?

Я встряхнул головой. Присел рядом с Камориль на диван.

— Не расстраивайся, — сказал я. — Точнее… Ты уж, как знаешь, но я б на твоем месте не горевал. В свете более глобальных событий.