Человек, который смеется - Виктор Гюго
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну вот, Гуинплен, ты – мой теперь. Начни же свою службу. Мой возлюбленный, прочти, что пишет мне королева.
Гуинплен взял письмо, развернул и стал читать голосом, дрожащим от самых разнообразных чувств:
"Герцогиня!
Всемилостивейше посылаем вам прилагаемую при сем копию протокола, заверенную и подписанную нашим слугою Вильямом Коупером, лорд-канцлером королевства Англии, из какового протокола выясняется весьма примечательное обстоятельство, а именно, что законный сын лорда Кленчарли, известный до сих пор под именем Гуинплена и ведший низкий, бродячий образ жизни в среде странствующих фигляров и скоморохов, ныне разыскан, и личность его установлена. Всех принадлежащих ему прав состояния он лишился в самом раннем возрасте. Согласно законам королевства и в силу своих наследственных прав, лорд Фермен Кленчарли, сын лорда Линнея, будет сегодня же восстановлен в своем звании и введен в палату лордов. А посему, желая выразить вам нашу благосклонность и сохранить за вами право владения переданными вам поместьями и земельными угодьями лордов Кленчарли-Генкервиллей, мы предназначаем его вам в женихи взамен лорда Дэвида Дерри-Мойр. Мы распорядились доставить лорда Фермена в вашу резиденцию Корлеоне-Лодж; мы приказываем и, как сестра и королева, изъявляем желание, чтобы лорд Фермен Кленчарли, до сего времени носивший имя Гуинплена, вступил с вами в брак и стал вашим мужем. Такова наша королевская воля".
Пока Гуинплен читал – голосом, изменявшимся почти при каждом слове, – герцогиня, приподнявшись с подушки, слушала, не сводя с него глаз. Когда он кончил, она вырвала у него из рук письмо.
– "Анна, королева", – задумчиво произнесла она, взглянув на подпись.
Подобрав с полу пергамент, она быстро пробежала его. Это была засвидетельствованная саутворкским шерифом и лорд-канцлером копия признаний компрачикосов, погибших на «Матутине».
Она еще раз перечла письмо королевы. Затем сна сказала:
– Хорошо.
И совершенно спокойно, указывая Гуинплену на портьеру, отделявшую их от галереи, она проговорила:
– Выйдите отсюда.
Окаменевший Гуинплен не трогался с места.
Ледяным тоном она повторила:
– Раз вы мой муж, – уходите.
Гуинплен, опустив глаза, словно виноватый, не вымолвил ни слова и не пошевельнулся.
Она прибавила:
– Вы не имеете права оставаться здесь. Это место моего любовника.
Гуинплен сидел как пригвожденный.
– Хорошо, – сказала она, – в таком случае уйду я. Так вы мой муж? Превосходно! Я ненавижу вас.
Она встала и, сделав в пространство высокомерный прощальный жест, вышла из комнаты.
Портьера галереи опустилась за ней.
5. УЗНАЮТ ДРУГ ДРУГА, ОСТАВАЯСЬ НЕУЗНАННЫМИ
Гуинплен остался один.
Один перед теплой ванной и неубранной постелью.
В голове его царил полный хаос. То, что возникало в его сознании, даже не было похоже на мысли. Это было нечто расплывчатое, бессвязное, непонятное и мучительное. Перед его взором проносились рой за роем леденящие душу образы.
Вступление в неведомый мир дается не так-то легко.
Начиная с письма герцогини, принесенного грумом, на Гуинплена одно за другим обрушилось столько неожиданных событий, час от часу непостижимее. До этой минуты он словно спал, но все видел ясно. Теперь, так и не придя в себя, он вынужден был брести ощупью.
Он не размышлял. Он даже не думал. Он просто подчинялся течению событий.
Он продолжал сидеть на кушетке, на том самом месте, где его оставила герцогиня.
Вдруг в глубокой тишине раздались чьи-то шаги. Шаги мужчины. Они приближались со стороны, противоположной галерее, куда скрылась герцогиня. Они звучали глухо, но отчетливо. Как ни был поглощен Гуинплен всем происшедшим, он насторожился.
За откинутым герцогиней серебристым занавесом, позади кровати, в стене внезапно распахнулась замаскированная расписным зеркалом дверь, и веселый мужской голос огласил зеркальную комнату припевом старинной французской песенки:
Три поросенка, развалясь в грязи,
Как старые носильщики ругались.
Вошел мужчина в расшитом золотом морском мундире.
Он был при шпаге и держал в руке украшенную перьями шляпу с кокардой.
Гуинплен вскочил, словно его подбросило пружиной.
Он узнал вошедшего, и тот, узнал его.
Из их уст одновременно вырвался крик:
– Гуинплен!
– Том-Джим-Джек!
Человек со шляпой, украшенной перьями, подошел к Гуинплену, который скрестил руки на груди.
– Как ты здесь очутился, Гуинплен?
– А ты как попал сюда, Том-Джим-Джек?
– Ах, я понимаю! Каприз Джозианы. Фигляр, да еще урод впридачу. Слишком соблазнительное для нее существо, она не могла устоять. Ты переоделся, чтобы прийти сюда, Гуинплен?
– И ты тоже, Том-Джим-Джек?
– Гуинплен, что означает это платье вельможи?
– А что означает этот офицерский мундир, Том-Джим-Джек?
– Я не отвечаю на вопросы, Гуинплен.
– Я тоже, Том-Джим-Джек.
– Гуинплен, мое имя не Том-Джим-Джек.
– Том-Джим-Джек, мое имя не Гуинплен.
– Гуинплен, я здесь у себя дома.
– Том-Джим-Джек, я здесь у себя дома.
– Я запрещаю тебе повторять мои слова. Ты не лишен иронии, но у меня есть трость. Довольно передразнивать меня, жалкий шут!
Гуинплен побледнел.
– Сам ты шут! Ты ответишь мне за это оскорбление.
– В твоем балагане, на кулаках, – сколько угодно.
– Нет, здесь, и на шпагах.
– Шпага, мой любезный, – оружие джентльменов. Я дерусь только с равными. Одно дело рукопашная, тут мы равны, шпага же – дело совсем другое. В Тедкастерской гостинице Том-Джим-Джек может боксировать с Гуинпленом. В Виндзоре же об этом не может быть и речи. Знай: я – контр-адмирал.
– А я – пэр Англии.
Человек, которого Гуинплен до сих пор считал Том-Джим-Джеком, громко расхохотался.
– Почему же не король? Впрочем, ты прав. Скоморох может исполнять любую роль. Скажи уж прямо, что ты Тезей, сын афинского царя.
– Я пэр Англии, и мы будем драться.
– Гуинплен, мне это надоело. Не шути с тем, кто может приказать высечь тебя. Я – лорд Дэвид Дерри-Мойр.
– А я – лорд Кленчарли.
Лорд Дэвид вторично расхохотался.
– Ловко придумано! Гуинплен – лорд Кленчарли! Это как раз то имя, которое необходимо, чтобы обладать Джозианой. Так и быть, я тебе прощаю. А знаешь, почему? Потому что мы оба ее возлюбленные.
Портьера, отделявшая их от галереи, раздвинулась, и чей-то голос произнес:
– Вы оба, милорды, ее мужья.
Оба обернулись.
– Баркильфедро! – воскликнул лорд Дэвид.
Это был действительно Баркильфедро.
Улыбаясь, он низко кланялся обоим лордам.
В нескольких шагах позади него стоял дворянин с почтительным, строгим выражением лица; в руках у незнакомца был черный жезл.
Незнакомец подошел к Гуинплену, трижды отвесил ему низкий поклон и сказал:
– Милорд, я пристав черного жезла. Я явился за вашей светлостью по приказанию ее величества.
Оба обернулись.
– Баркильфедро! – воскликнул лорд Дэвид.
Это был действительно Баркильфедро.
Улыбаясь, он низко кланялся обоим лордам.
В нескольких шагах позади него стоял дворянин с почтительным, строгим выражением лица; в руках у незнакомца был черный жезл.
Незнакомец подошел к Гуинплену, трижды отвесил ему низкий поклон и сказал:
– Милорд, я пристав черного жезла. Я явился за вашей светлостью по приказанию ее величества.
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ. КАПИТОЛИЙ И ЕГО ОКРЕСТНОСТИ
1. ТОРЖЕСТВЕННАЯ ЦЕРЕМОНИЯ ВО ВСЕХ ЕЕ ПОДРОБНОСТЯХ
Та ошеломляющая сила, которая привела Гуинплена в Виндзор и в течение уже стольких часов возносила все выше и выше, теперь снова перенесла его в Лондон.
Непрерывной чередой промелькнули перед ним все эти фантастические события.
Уйти от них было невозможно. Едва завершалось одно, как на смену ему являлось другое.
Он не успевал даже перевести дыхание.
Кто видел жонглера, тот воочию видел человеческую судьбу. Эти шары, падающие, взлетающие вверх и снова падающие, – не образ ли то людей в руках судьбы? Она так же бросает их. Она так же ими играет.
Вечером того же дня Гуинплен очутился в необычайном месте.
Он восседал на скамье, украшенной геральдическими лилиями. Поверх его атласного, шитого золотом кафтана была накинута бархатная пурпурная мантия, подбитая белым шелком и отороченная горностаем, с горностаевыми же наплечниками, обшитыми золотым галуном. Вокруг него были люди разного возраста, молодые и старые. Они восседали так же, как и он, на скамьях с геральдическими лилиями и так же, как и он, были одеты в пурпур и горностай.
Прямо перед собой он видел других людей. Эти стояли на коленях, мантии их были из черного шелка. Некоторые из них что-то писали.
Напротив себя, немного поодаль, он видел ступени, которые вели к помосту, крытому алым бархатом, балдахин, широкий сверкающий щит, поддерживаемый львом и единорогом, а под балдахином, на помосте, прислоненное к щиту позолоченное, увенчанное короной кресло. Это был трон.
