Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они надеялись в самое короткое время научиться всему тому, что необходимо знать учителю начальной школы в деревне. И верили, что научатся. Занимались они по пять-шесть часов в день. На уроках вели себя примерно, как подобает солидным мужчинам.
Почти все окончили моллахану и начальную русскую школу и учительствовали в своих селах.
Сегодня пятница, поэтому слушатели были свободны. Узнав, кто я, молодые учителя обрадовались, стали выказывать мне знаки внимания, порывались повезти куда-нибудь на шашлык.
Надо сказать, что учителям, работавшим в Курдистане, в то время платили двойную зарплату по сравнению со всеми остальными, поэтому возможность зайти в чайхану или питихану была им по карману, чего нельзя сказать о слушателях нашей партшколы. Они обещали обязательно повезти меня на шашлык на Иса-булаг или Дашалты, а сегодня мы все вместе отправились в Чанах-калу, где в крепости размещалась чайхана.
В Чанах-кале выступал Хан. Он пел народные песни и мугамы, слушать его собирались любители со всей Шуши. Да и шашлык в чайхане был очень нежный и вкусный. Мы допоздна засиделись там. Сговорились в ближайшую пятницу поехать погулять и повеселиться в Дашалты.
Я пошел в партшколу, а они на свою квартиру.
СЕРДЕЧНЫЕ СЛОВА
Было темно, когда я вернулся домой. Стараясь не разбудить Керима, я на цыпочках прошел по двору и бесшумно открыл дверь.
— Не старайся, я все равно не сплю. Знал бы ты, как я беспокоился! Где ты был до сих пор?
Я объяснил. А потом спросил про Джабира и его дружков.
— Они как ушли утром, так и не возвращались. На прощание Джабир оставил мне мешок риса и просил передать тебе.
— Смотри, какой добрый! Не пожалел одного мешка из восьми!
Он не обратил внимания на иронию, прозвучавшую в моем голосе, и грустно промолвил:
— И месяца не пройдет, как ты уедешь, Будаг. Не представляю, как я останусь здесь без тебя?
— Приедут новые ребята, вернутся учителя, которых ты знаешь. Ты будешь окружен друзьями, Керим.
— Никто мне не заменит тебя, Будаг, — глухо ответил он.
Сердце залила жаркая волна: я понимал, что для Керима я самый близкий человек, роднее родного.
— Будем с тобой переписываться, Керим! И знаешь, надо писать друг другу все, без утайки! А на следующее лето куда-нибудь с тобой вместе поедем. Будем живы, как говорится, и на свадьбе друг у друга будем самыми почетными и желанными гостями, как родные братья!.. Правда, не знаю, как ты, но я еще не намерен обзаводиться семьей. Сначала — учеба! Когда получим специальность, укрепим положение, тогда можно и жениться!
— О какой женитьбе ты толкуешь, брат? — улыбнулся Керим. — Сначала надо обуться, одеться, обзавестись жильем… А то ни кола ни двора!
— Окончишь партшколу, тоже приедешь в Баку. В Центральной партшколе получим среднее и высшее образование, а потом уж… А ты как думаешь? Согласен со мной?
— Мне бы только поступить сюда!
— А о будущем не мечтаешь?
— Мечтаю, а как же! Конечно, поеду в Баку! Отец мне говорил, чтобы я непременно, если представится возможность, учился или на доктора, или на инженера.
— Скажу тебе по секрету, Керим, мне совсем расхотелось быть учителем.
— Да что ты, Будаг, у тебя просто учительский дар. За два месяца ликвидировал неграмотность у такого пустоголового, как я!
— Не прибедняйся! Усердного ученика учитель любит больше родного сына! — возразили.
— Когда я стану доктором или инженером, — сказал он мечтательно, — вернусь сюда и женюсь на простой крестьянке. Хочу, чтобы семья моя обязательно жила в этих краях.
— Но почему на простой крестьянке? Если станешь доктором или инженером, мне что-то не верится, что женишься на неграмотной крестьянке!
— Почему неграмотной? К тому времени все в селе будут грамотными, всюду ликвидируют неграмотность — и в городе, и в селе! — Тут он неожиданно расхохотался. — Ну и ну, размечтался!.. Еще не сеяли, не жали, не мололи пшеницу, а уже едим горячие чуреки!
— Все будет так, как ты говоришь, Керим! А помечтать никогда не мешает! К тому же кому, как не нам, думать о том, чтобы на нашей земле не осталось темных и неграмотных людей? И о женщинах мы должны позаботиться в первую очередь. И у тебя, и у меня сестры не знали счастливой жизни, будем заботиться о чужих сестрах… — Я неожиданно вспомнил, как выступал перед женщинами в клубе и чем это кончилось.
— Чему ты улыбаешься? — спросил меня Керим.
— Помнишь, как я выступал в женском клубе? До сих пор уши горят, как подумаю о том, как опростоволосился!
ТЫ МЕЧТАЕШЬ ОБ ОДНОМ, А СУДЬБА ГОТОВИТ ТЕБЕ ДРУГОЕ
Да, я мечтал о своем, но рок готовил новые беды.
Утром я проснулся позже обычного и с трудом заставил себя встать с постели. Я не мог понять, отчего так ломит и ноет во всем теле, будто меня избили. Превозмогая дурноту, я, как всегда, направился к городской библиотеке. Но идти не мог — ноги не держали. Тяжелая усталость навалилась на меня, я остановился передохнуть недалеко от базарной площади.
На заборе, к которому я прислонился, висели объявления и афиши. В здании той самой школы, где мы выступали со спектаклем «Права батрака» теперь показывали «Аршин мал алан» и совсем неизвестные мне пьесы: «Ага Керим хан Ардебильский», «Коварство женщины» и «Храпун».
«Хорошо бы как-нибудь выкроить время и пойти на спектакли», — подумал я. Но мысль эта не удержалась в голове — меня взволновало мое состояние: что со мной?
В висках гулко стучало, голова раскалывалась от боли, ломило поясницу, жар волнами подкатывал к сердцу.
Я понял, что надо попытаться, пока не поздно, вернуться домой.
Не помню, как я переступил порог школы, как разделся и лег в постель. Дремота навалилась на меня, от жара горело лицо.
— Ты, наверно, заболел! — с тревогой сказал Керим. — Чем тебе помочь?
— Если бы ты помассажировал меня, может, тогда стало бы немного легче.
Керим откинул одеяло с моей спины и стал энергично мять мои плечи, спину, поясницу, даже ноги. Он прошел вдоль всего позвоночника, разминая каждую мышцу своими сильными руками. Потом укутал меня, принес горячего супа и кормил, как маленького, с ложки. Заставив меня съесть полную тарелку, немного подождал, пока я не вспотею. А потом мягкой сухой тряпкой вытер и растер меня и снова укутал.
Я то проваливался в сон,
