Жена Гоголя и другие истории - Томмазо Ландольфи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если вопрос стоит так...
— Так, так!
— Меня.
Уже упомянутые глаза наемного убийцы озарились на миг веселыми искорками, а может, терпеливым пониманием, словно перед ним была капризная женщина или ребенок. Но только на миг.
— Вас, вы сказали? То есть я должен пустить в расход вас самих?
— Вы не ослышались.
— А за что? — спросил наемный убийца равнодушным голосом, без тени удивления.
— Это мое дело.
— Точно, дело ваше.
— Я не хочу больше жить. Ясно?
— Яснее некуда, — признал наемный убийца. — А какие условия?
— Гм. Сколько вы берете за свои услуги?
— Пять миллионов.
— Недешево.
— Это моя обычная такса.
Т. быстренько подсчитал в уме свои сбережения и согласился:
— Ладно, пусть будет пять миллионов.
— А что от меня требуется, если поточнее?
— Как — что? Убить меня.
— Да, но когда? Где? Каким способом?
— По вашему усмотрению.
— Э, нет, так я не работаю, не привык: тут пахнет подвохом. А почему вы сами себя не убьете?
— Потому что боюсь.
— Боитесь, значит. Выходит, я должен убить вас неожиданно — так сказать, в порядке сюрприза?
— Конечно.
— Чтоб вы даже не поняли, что умираете?
— Совершенно верно.
— Тогда, к сожалению...
— Что?
— Это будет стоить шесть миллионов.
— Как так?
— Видите ли, — объяснил убийца, напирая на профессиональную сторону, — это делает работу особенно опасной: а вдруг ради внезапности придется действовать в невыгодной обстановке?
Синьор Т. помолчал, мысленно восхищаясь его серьезностью, вновь прикинул свои финансовые возможности и наконец решился:
— Шесть так шесть. Сумму мы обговорили. Что еще?
— Учтите, я ставлю для себя срок — скажем, год. Надо, чтобы вы больше не думали про это, вроде бы забыли. А то какой же тут сюрприз?
— Но мне не терпится умереть!
Убийца зловеще хихикнул.
— Придется запастись терпением. Хорошая работа требует времени. Вы ж ничего от ожидания не теряете: раз человек знает, что умрет, не все ли ему равно, как у него жизнь складывается?
— Это чересчур долго — жить еще целый год.
— Дело хозяйское. Шесть миллионов, год сроку.
— Я готов! — закричал Т. — Когда начнем?
— Вы хотите сказать, с какого времени отсчитывать год? Ну, сперва дайте мне получить с вас шесть миллионов. Само собой, наличными. Платить мелкими купюрами — по тысяче лир.
— Ишь как все продумано!
— Такая у нас работа, — скромно улыбнулся убийца, обнажая лошадиные зубы. — Мы люди честные.
— Что ж, заглядывайте завтра утром, я приготовлю деньги. Постойте... а вдруг вы потом...
— Придется вам рискнуть, — на лету ухватил его мысль наемный убийца. — Или хотите, чтобы я рисковал, вернее, чтобы остался на бобах? Вряд ли вы сумеете расплатиться со мной после окончания работы: вас уже не будет в живых.
— Можно что-нибудь придумать...
— Я не такой дурак, уж извините.
— Ну тогда будь по-вашему, — сдался Т., представив, как это нелепо — хотеть, чтобы тебя убили, и бояться, не обманут ли.
— С другой стороны, разве вам недостаточно моего слова? — продолжал наемный убийца.
— Вполне достаточно. Да и выбора у меня нет.
— Значит, по рукам?
— По рукам.
— Вот и отлично. Стало быть, завтра утром здесь, в... Банки работают с половины девятого... В девять?
— В девять.
Наемный убийца встал, потянулся, сказал, подводя итог:
— Положитесь на меня. А пока что спокойной ночи. — И выскользнул, будто кот в привычную лазейку.
2
Легко себе представить, во что превратилась жизнь Т., начиная со следующего утра (когда наемный убийца точно в назначенный час явился за своими миллионами). Да, Т. по-прежнему хотел умереть, не видя иного избавления от своих невзгод, но то, что каждая секунда могла стать последней... В общем, одно дело мечтать о смерти и убеждать себя в невозможности жить, другое — заранее примириться со смертью и спокойно ее дожидаться. Т., нелишне повторить, хотел умереть, но вместе с тем он не забывал забаррикадироваться на ночь, вздрагивал при малейшем подозрительном звуке, бледнел при виде собственной крови, порезавшись безопасной бритвой. Так или иначе, он ждал чего-то от жизни, только чего — неизвестно. А слепые надежды не всегда остаются втуне.
Дни сменялись днями, не принося страшной, решающей перемены, и, обманутый в ожиданиях, Т. опять привязался к жизни; во всяком случае, он приноровился жить спиной или боком, по примеру иных охладевших супругов, когда для них невозможен побег из семейной тюрьмы. Да, это была своего рода капитуляция, и все равно в нем сидела тоска, тем более мучительная, чем менее невероятным представлялось ему (в любом проявлении) возобновленное сожительство с жизнью. Короче говоря, он источал тоску всеми порами; он превратился, если допустимо такое сравнение, в старый дырявый абажур — из тех, которые плохо прикрывают лампу (в нашем случае — душевные треволнения) и на которые непременно должен лететь мятущийся мотылек (в нашем случае — родственная душа).
Элементарнейшая осторожность подсказывала Т., что ему нельзя ни на минуту оставаться одному вне стен квартиры, превращенной им в крепость; и вот как-то ночью, когда ему не спалось, он нашел укрытие в нижнем баре многоэтажной гостиницы. В красноватом мерцании полусвета танцевали три-четыре жалкие пары; по другую сторону внушительной арки перед маленьким телевизором рядком сидела чинная публика, а дальше, за мраморными золочеными столиками, расставленными вдоль стен, выпивали и беседовали еще какие-то люди (хорошо одетые, несколько сомнительного вида). За одним из столиков, с угрюмо-потерянным видом, в одиночестве сидела молодая женщина; и вот она словно бы нехотя задержала рассеянный взгляд на человеке, которому явно было не по себе. То он, опираясь на локти, по-вертеровски сжимал голову ладонями, то подносил бокал к губам, чтобы снова поставить, не сделав ни глотка, и беспрерывно вздыхал — в общем, налицо были все признаки страдания, страха и опять же тоски.
При обычных обстоятельствах разборчивый Т. дал бы себе труд оглядеть с головы до ног незнакомку — случайного товарища по одиночеству, толкающему людей на стезю порока, но в этих условиях он лишь отметил про себя, что она не уродина и — под стать его настроению — в меру меланхолична. Он стал посматривать на нее чуть бесцеремоннее и увидел, что она отвечает на его взгляды вполне сочувственно, одобрительно. Вскоре, как бы с обоюдного согласия, они оказались рядом у глянцевитой стойки — массивного резного сооружения, — где или откуда взял начало разговор такого рода:
— Добрый вечер.
— О, добрый вечер, синьорина!
— Виски решили добавить?
— Нет-нет... То есть да. Хотя... гм... тут бы чего покрепче, чем виски?
— Я сразу поняла, что у вас неприятности. Да и у меня, знаете...
— Вы угадали. Я жду смерти.
— А кто ее не ждет? — отозвалась женщина, задумчиво склонив голову.
— Так, как я, — никто.
— Это почему же? Вы что, очень больны?
— Ничего подобного. Я жду убийцу — с минуты на минуту.
— Вы имеете в виду парку или Господа Бога?
— Да нет же, настоящего убийцу. Наемного.
— Что вы говорите!
И он, радуясь возможности облегчить мучившие его страхи, во всех подробностях поведал отнюдь не прекрасной незнакомке свою недавнюю историю.
3
Пропустим теперь месяц-другой, и мы увидим влюбленную парочку — вроде жениха и невесты. Возвращаясь к доводам, которые она нашла в тот первый вечер, женщина доказала ему как дважды два четыре, что — убийцы там или не убийцы — каждый из нас живет под страхом смерти, однако это еще не причина для отказа от собственной доли счастья, а скорее даже основание ни от чего не отказываться. И он, отбросив, хотя и не сразу, колебания, отдался в конце концов новым для него и потому, можно сказать, девственным чувствам. Сознание хрупкости и недолговечности счастья придавало блаженству Т. особую сладостность. Впрочем, он реже и реже вспоминал о своем трудном положении: женщина строила планы на будущее, и он ей в этом не мешал, хотя его по-прежнему угнетало неотвязное чувство тревоги.
В одну из тех ночей, когда они поклялись друг другу во всем, в чем принято клясться между влюбленными, и Т. вернулся домой, беззаботно насвистывая, забыв и думать о сделке, стоившей ему шести миллионов лир, — в одну из таких ночей дверь столовой беззвучно повернулась на петлях и его вытаращенным от удивления глазам предстал убийца. Как удалось ему проникнуть в квартиру? И неужели он пожаловал, чтобы?.. Боже мой, теперь, когда...
— А, вы... ты... пришел отрабатывать гонорар?
— Скажете тоже! — добродушно усмехнулся убийца. — За кого вы меня принимаете? Уговор дороже денег: да если б я пришел убивать, вы б меня и не увидели.
— В таком случае что вас привело?
— Решил на жертву свою глянуть. И заодно показать: ваши предосторожности ничего не дают. Главное же, интересуюсь, что вы потеряете, когда, так сказать, уйдете из жизни.