Сон в красном тереме. Т. 3. Гл. LXXXI – СХХ. - Сюэцинь Цао

Пинъэр попросила девочек и женщин-служанок, бывших в свое время в ее распоряжении, передавать ей все, что им удастся услышать об этом деле. И женщины охотно согласились.

Пинъэр не на шутку встревожили рассказы служанок. Цяоцзе она ничего не сказала, но поспешила поделиться своими опасениями с Ли Вань и Баочай и попросила посоветоваться с госпожой Ван.

Госпожа Ван поняла, что дело принимает дурной оборот, и предупредила госпожу Син. Но госпожа Син так верила своему брату и Ван Жэню, что заподозрила госпожу Ван в нечестных намерениях и сказала:

– Внучка моя уже выросла! Цзя Лянь в отъезде, и я могу за него решить это дело. Тем более что мой брат и дядя Цяоцзе навели справки о семье жениха! Так что в случае неприятностей мы с Цзя Лянем ни на кого не будем в обиде!

Госпожа Ван рассердилась, но виду не подала. Вернувшись к себе, она рассказала Баочай о своем разговоре с госпожой Син и даже заплакала.

– Не волнуйтесь, матушка! – стал утешать ее Баоюй. – Ничего из этого дела не выйдет. Цяоцзе уготована другая участь, и не нужно вмешиваться в ее жизнь!

– Ты только и знаешь, что болтать всякие глупости! – вышла из себя госпожа Ван. – Ведь сговор произошел, и девочку могут со дня на день забрать! Цзя Лянь мне этого не простит! Не будь даже Цяоцзе твоей племянницей, а просто нашей дальней родственницей, все равно нельзя было бы этого допустить. Барышню Син Сюянь мы просватали за твоего двоюродного брата Сюэ Кэ, и живут они в мире и согласии. Барышне Баоцинь в семье Мэй тоже неплохо: говорят, она богато одевается и живет в полном достатке. Только барышне Ши Сянъюнь, которую сосватал ее дядя, не повезло; она недавно похоронила мужа и очень страдает, но поклялась до конца дней своих оставаться вдовой… Ведь если Цяоцзе отдадут недостойному человеку, все будут меня осуждать, скажут, что я сделала это со зла.

В это время появилась Пинъэр – она пришла навестить Баочай, а заодно разузнать, чем окончился разговор госпожи Ван с госпожой Син.

Услышав, что рассказала госпожа Ван, Пинъэр бросилась перед ней на колени и воскликнула:

– Спасите Цяоцзе, госпожа! Мало того, что ей придется весь век страдать, так еще и вы будете мучиться, чувствуя себя виноватой. Что вы скажете господину Цзя Ляню, когда он вернется?

– Ты умная девушка, – ответила госпожа Ван. – Встань и послушай, что я тебе скажу! Старшая госпожа уже приняла решение. Как же могу я ей помешать?

– И не надо мешать, – сказал Баоюй. – Все будет так, как должно быть.

Пинъэр, опасаясь, как бы у Баоюя снова не начался приступ болезни, промолчала и попрощалась с госпожой Ван.

Одолеваемая мрачными мыслями, госпожа Ван возвратилась к себе, намереваясь отдохнуть. Баоюя и Баочай, которые проводили ее, она к себе не пустила, сказав:

– Полежу немного!

Но не успела госпожа Ван переступить порог, как доложили о приходе тетушки Ли. Затем появился Цзя Лань и, справившись о здоровье госпожи Ван, сказал:

– От дядюшки прибыл человек и привез письмо. Тетушка просила передать его вам и сказала, что скоро сама придет вместе с другой моей тетей, которая сейчас у нее.

– А зачем пришла твоя тетушка? – поинтересовалась госпожа Ван.

– Не знаю, – отвечал Цзя Лань. – Слышал, будто прислали какое-то известие из семьи свекрови моей третьей тети.

Тут госпожа Ван вспомнила, что в свое время Ли Ци просватали за Чжэнь Баоюя. Состоялся сговор, и сейчас, вероятно, девочку собираются взять в семью Чжэнь. Вот тетушка Ли и приехала посоветоваться об этом с Ли Вань. Госпожа Ван вскрыла письмо и прочла:

«Все речные пути сейчас запружены судами и войском, возвращающимся из похода на морское побережье, поэтому ехать быстро нет никакой возможности.

Мне сообщили, что Таньчунь с мужем и свекром скоро приедет в столицу.

Получил письмо от Цзя Ляня. Он пишет, что отец его все еще болеет. Не знаю, известно ли вам об этом.

Скоро у Баоюя и Цзя Ланя экзамены, пусть хорошенько готовятся! Особенно Баоюй. Непременно передайте ему мой наказ.

Чувствую я себя хорошо, так что не беспокойтесь! Вернусь не скоро».

Далее следовало число и приписка: «Цзя Жун напишет вам отдельно».

Госпожа Ван вернула письмо Цзя Ланю и сказала:

– Отнеси второму дяде Баоюю – пусть прочтет, а затем передашь матери.

В это время вошли Ли Вань и тетушка Ли. После обмена приветствиями они сели, и тетушка Ли сказала, что скоро за Ли Ци приедут.

– Вы прочли письмо? – спросила Ли Вань.

– Прочла, – ответила госпожа Ван.

Цзя Лань подал матери письмо, Ли Вань пробежала его глазами и сказала:

– Хорошо, что приедет третья барышня Таньчунь, ведь уже несколько лет она замужем и ни разу у нас не была. Увидимся, и на душе станет спокойней.

– Ты права, – согласилась госпожа Ван. – Я тоже жду ее с нетерпением. Когда, интересно, она приедет?

Тетушка Ли стала расспрашивать, что пишет Цзя Чжэн, ей рассказали, и Ли Вань обратилась к сыну:

– Дедушка Цзя Чжэн беспокоится за тебя. Ведь скоро экзамены! Отнеси письмо дяде Баоюю – пусть прочтет!..

– Как же они могут сдавать экзамены, если давным-давно не ходят в школу? – удивилась тетушка Ли.

– Мой муж, когда служил в должности сборщика хлебного налога, купил для обоих право числиться студентами государственного училища Гоцзыцзянь, – ответила госпожа Ван.

Цзя Лань посидел еще немного, взял письмо и отправился к Баоюю.

Баоюй между тем, возвратившись от госпожи Ван, углубился в чтение «Осенней воды»[83]. Баочай обрадовалась, увидев мужа за книгой, но, взглянув на ее название, расстроилась.

«Ему бы только удалиться от мира и от людей, – подумала Баочай. – Добром это не кончится!»

В то же время она понимала, что Баоюй от своего не отступится.

– Что с тобой? – вдруг спросил Баоюй, поглядев на усевшуюся рядом с ним Баочай и догадываясь о ее состоянии.

– Мы с тобой муж и жена, – отвечала Баочай, – и ты должен служить мне опорой до конца жизни. Одной только близости недостаточно. Слава, богатство, процветание, знатность исчезают как дымок или облачко. Мудрецы древности главным считали поведение человека.

Баоюй отложил книгу и еле заметно улыбнулся.

– Вот ты говоришь о поведении человека, о древних мудрецах, а они учили: «Не теряй чувств, данных тебе от рождения». Но у новорожденного нет ни ума, ни знаний, он не жаден, не завистлив. А мы, словно в тине, с детства погрязли в жадности, тупости, обезумели от любви. Как уйти от всего этого? От мирской суеты? Только сейчас я понял смысл изречения древних: «Жизнь проходит в разлуках и встречах». Но о нем позабыли. А уж если говорить о поведении человека, то никого нельзя сравнить с новорожденным!

– Но под врожденными чувствами, – возразила Баочай, – древние мудрецы подразумевали верность долгу и сыновнее послушание, а вовсе не стремление бежать от мира. Яо, Шунь, Юй, Чэн Тан, Чжоу-гун и Кун-цзы всегда стремились помочь народу и спасти его от страданий, поэтому, говоря о врожденных чувствах, они имели в виду «нетерпимость к жестокости». Если же истолковать это выражение, как толкуешь его ты, выходит, что мудрецы поощряли уход от общества и семьи! Но ведь это не соответствует истине!

– Яо и Шунь никогда не принуждали Чао Фу и Сюй Ю делать то-то и то-то, а У-ван и Чжоу-гун не заставляли Бо И и Шу Ци поступать так-то и так-то, – начал было Баоюй, но Баочай его перебила:

– Почему же тогда мудрецами считают Яо, Шуня, Чжоу-гуна и Кун-цзы, а не Чао Фу, Сюй Ю, Бо И или Шу Ци? Бо И и Шу Ци жили в конце правления династии Шан-Инь, терпели лишения и потому бежали из родных краев. А мы живем при самом мудром и просвещенном правителе, деды наши одевались в парчу, ели самые изысканные яства, с самого рождения тебя любили все – и бабушка, и мать, и отец. Вспомни об этом и подумай о том, что говоришь!

Вместо ответа Баоюй рассмеялся.

– Тебе больше нечего возразить, – сказала Баочай. – Хорошенько подумай над моими словами и усердно готовься к экзаменам, если хочешь завоевать первое место. Пусть даже ты на этом и остановишься, все равно можно будет считать, что ты не зря пользовался добродетелями предков и милостями Неба!

– Быть первым?! – со вздохом произнес Баоюй. – Это нетрудно. И вообще «на этом и остановишься», «не зря пользовался» – это все мне подходит. Я и сам так думаю.

Баочай хотела ответить, но в разговор вмешалась Сижэнь:

– Вторая госпожа, я ни слова не поняла из того, что вы говорили о древних мудрецах. С малых лет я прислуживаю второму господину Баоюю. Немало он мне доставил волнений. Заботиться о нем я, конечно, должна, но ему надо бы это ценить. И к вам относиться с благодарностью, хотя бы за то, что вы так почтительны к его родителям. А небожителей и святых, по-моему, просто придумали. Разве видел их кто-нибудь? Кто может, к примеру, знать, откуда явился хэшан, который второму господину Баоюю голову заморочил? Второй господин, ведь вы человек ученый! Неужели верите этому безумному монаху больше, чем отцу с матерью?