Шерлок Холмс Мценского уезда - Станислав Сергеевич Сергеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После всего пережитого мы все реально устали. Бессонная ночь, погони, перестрелки, нервотрепка – нужно было, конечно, отдохнуть, но предстояла еще очень непростая встреча с Плеве. А это очень серьезный и даже легендарный человек, оставивший след в истории России. Поэтому я и сам скушал парочку стимулирующих таблеток ноотропов и скормил ротмистру, с которым мы остались наедине в гостиной дома Трояновых – княгиня с Ксенией Витольдовной куда-то вышли по своим делам.
Видя, что ротмистр как-то жмется, хочет спросить, но не решается, я сам сделал шаг вперед.
– Владимир Николаевич, мне кажется, что вы давно хотите что-то спросить?
– Да как-то не решался.
– Вы про свою судьбу?
Он хмыкнул.
– Как раз нет, этого я бы поостерегся спрашивать, тем более вы своим вмешательством уже и так все поменяли.
– Очень предусмотрительно и мудро. Тогда что вас гложет? Как мне кажется, вы человек действия, не склонный к рефлексии.
Он замялся, пытаясь сформулировать вопрос, что было весьма необычно наблюдать у человека с таким жестким и волевым характером. Да, при встрече он был насторожен, но после всего происшедшего я от него видел только уважительное отношение.
– Я все смотрю на вас и пытаюсь понять, что вами движет. Вроде у вас есть задание от высших сил помочь семье невинно убитого и оклеветанного полковника Арцеулова. Но я тоже не мальчик, вижу, как вы, отойдя от основной задачи, просто лезете в такие дебри… Да, для меня, для князя, княгини и его дочери ваше вмешательство – как Божье благословение, и без вас мы бы уже все наверняка погибли, но все же зачем? Вы не похожи на альтруиста, и тем более на идеалиста. Наша с вами профессия быстро отучает от таких порывов.
– А зачем вам это надо, Владимир Николаевич? Или есть какие-то сомнения?
– Да нет, никаких сомнений. Что-что, а мне в жизни повезло, и я встречал таких людей, как вы, правда на войне, в мирной жизни такие не могут жить, система их отторгает, высылая в дальние гарнизоны, где они тихо прозябают в безвестности и тихо спиваются. Но мне хочется знать чуть больше, ведь, если мне не изменяет интуиция, нам с вами сейчас многое предстоит пройти. И если ваша идея с секретным стратегическим разведывательным отрядом будет принята, я стану вашим учеником.
– Вас это задевает?
– Вы не поняли. Для меня это честь, высокая честь, и никакие карьерные устремления здесь не играют никакой роли. Просто вы мне интересны как человек.
– Вы уверены, что я человек? Может…
Он усмехнулся.
– Евгений Владимирович, да, вас послали высшие силы, и это не подвергается сомнению. Никем. Тем более ваша решимость, безжалостность впечатляют, но и бросается в глаза, как вы готовы вцепиться в глотку любому за своих людей. Это только люди так могут, не высшие силы, у них там наверху своя логика, своя мораль. Тем более в религии, Господь всегда отправлял своих посланцев, а не вмешивался сам.
– Вы уж меня в мессии-то не записывайте. Я не по тем делам.
– Хм, это станет понятно потом, по свершениям. Кому-то творить добро, а кому-то наказывать за зло. Но все же? Я чувствую, что вас что-то тянет.
Я задумался, как бы ответить. А потом сам того не ожидая, заговорил:
– Я не хочу снова увидеть тех детей…
Он на несколько мгновений замолчал в изумлении, обдумывая мой ответ.
– Каких детей?
Я опустил голову, собираясь с мыслями. Да и услышал шелест платьев, видимо, княгиня с Трояновой возвращались.
– В следующем веке будет открыта технология переливания крови от человека к человеку. Там есть свои нюансы, группы крови, резус-факторы, но не суть важно. Научатся сохранять ее на долгий срок, консервировать.
Вы, как человек, бывавший в бою, знаете, что больше всего народу гибнет от потери крови.
Дождавшись его кивка, продолжил:
– Так вот, таким образом додумались уменьшить потери. Если успевали доставить раненого в полевой госпиталь, потом они будут называть медико-санитарные батальоны, то влив раненому такую кровь, смогут его вылечить.
– Очень умно, нам такие знания будут очень интересны…
Но я его не слушал и продолжил:
– Естественно, что если человек, у которого берут кровь, чем-то болел особым, то тот, кому эту кровь переливали, тоже мог заразиться. И вот… через шестьдесят лет будет страшная война. Ее назовут Великая Отечественная. Опять практически вся Европа припрется снова грабить и убивать. Только в 1812-м – все было под эгидой Франции, то тогда придут под тевтонами, под германцами. Сражения будут страшные, огромное количество жертв, особенно мирного населения, которое захватчики будут уничтожать миллионами. Системно так уничтожать, как низшую расу, как в Североамериканских Штатах уничтожают индейцев, то есть коренное население. Им нужны наши земли, им нужны наши богатства, ну и чуть-чуть народа в качестве рабов, и как бы ни восторгались ни Старым Светом, ни Новым, вся эта англосаксонская цивилизация будет хотеть только одного – уничтожить и пограбить.
Я услышал, как охнула Ольга Алексеевна, остановившаяся в дверях и слышавшая мой рассказ.
– Потери России в той войне, по самым скромным подсчетам, будут больше тридцати миллионов и большая часть – это мирное население.
– Как такое может быть… – только и смог ответить ротмистр, но я, опустив голову, продолжал говорить, тихим бесцветным голосом.
– У тевтонов было много, очень много раненых, и чтобы их спасти, нужно было много крови, вот они и стали собирать русских детей, маленьких, здоровых, без всяких болезней, и выкачивать у них кровь. Огромные ямы-могильники, заполненные обескровленными детскими телами.
Я поднял голову и посмотрел ему в глаза, а у меня от этой картины в глазах стояли слезы. У меня есть дети, сыновья, они далеко, но все равно где-то есть во вселенной, и мне было страшно, как любому нормальному родителю, представить, что с ними такое могло произойти.
– Эти скоты даже инструкцию придумали, как их лучше подвешивать и как лучше спускать кровь…
Я услышал всхлипы и, повернув голову, увидел, как обняв друг друга, всхлипывают и княгиня, и Троянова. Снова посмотрев ему в глаза, я сказал:
– Теперь вы поняли, Владимир Николаевич, чего я не хочу видеть?
– Но как можно…
– Все, что произойдет тогда, вся кровь двадцатого века закладывается именно в ваше время. И те люди, вроде Ремезова и ему подобных, как раз и ведут страну к такому будущему.
Сделав паузу, я, поскрипев зубами, проговорил:
– Теперь понимаете, что мной движет? Я скоро уйду, моя миссия имеет краткосрочный и частный характер, и времени у меня не много, но я хоть так попытаюсь с помощью вас, князя, полицмейстера, этого Аристарха Петровича запустить процессы, с помощью которых
