Повседневная жизнь советских писателей от оттепели до перестройки - Александр Анатольевич Васькин

Но даже среди этой касты избранных все равно находились недовольные. В одной из прошлых своих книг я уже рассказывал о жалобах Леонида Леонова в ЦК КПСС: «На литераторов денег жалко, а сколько миллионов долларов Корее дали? А эфиопскому королю Хайле Селассие за что пятьсот миллионов долларов отвалили? А за труд писателя платят гроши… Я не могу халтурить… Я пишу долго и трудно, оттачиваю каждую фразу. Я писатель с мировым именем, так вы хоть подороже нас продавайте, дифференцируйте»{562}. Регулярно переиздавались многотомные произведения Леонова (а писать он начал с 1920 года). К тому же Леонид Максимович взвалил на себя тяжелую ношу – еще до войны приступил к сотворению огромнейшего (в полторы тысячи страниц!) романа «Пирамида», создававшегося автором полвека, почти до кончины в 1994 году.

А вот другие готовы были «халтурить» ради благополучия и комфорта, ставшего для них неотъемлемой частью жизни. «Халтура заменила для меня водку. Она почти столь же успешно, хотя и с большим вредом, позволяет отделаться от себя. Если бы родные это поняли, они должны были бы повести такую же самоотверженную борьбу с моим пребыванием за письменным столом, как прежде с моим пребыванием за бутылкой. Ведь и то, и другое – разрушение личности. Только халтура – более убийственное»{563}, – описывал свое творчество в дневнике Юрий Нагибин. Но порвать с халтурой писатель был не в силах.

Еще более радикально был настроен Даниил Гранин: «Всю жизнь платили мне нищенски, как бы я ни работал. Став писателем, я смог в точности уличить этих грабителей. Мою книгу выпустили тиражом 100 тысяч. По два рубля, значит, 200 тысяч рублей. Так? Ушло на бумагу, и типографию, и торговлю 70 тысяч, это мне сосчитали с запасом. Заплатили мне – за два года работы – 7 тысяч гонорар. 70 + 7 = 77 тысяч. Значит, государство прикарманило 200 – 77 = 123 тысячи. Вот столько государство ухватило. Это уже не прибавочная стоимость, это грабеж»{564}. Литераторы не только умели писать, но и считать – без этого никак!

А кому-то и десятка была в радость, лишь бы напечатали. Георгий Елин рассказывает в дневнике от 10 июля 1981 года о так называемых гонорарных днях в издательствах и редакциях: «Два дня в месяц – 10-го и 25-го – нерабочие, то бишь гонорарные дни: начиная с трех часов, косяком идут авторы, при каждом шаге звеня бутылками. Поступь опытных писателей уверенна, дебютанты еще робеют. Виктор Веселовский, редактор отдела “Клуб 12 стульев”, рассказывает:

– Напечатал в “Рогах и копытах” три фразы чайника, выписал ему аккордно десять рублей. И входит он ко мне… с коробкой “Наполеона” – за сорок рэ! На пороге достает бутыль и на вытянутой руке к столу. Я ему: “Ты мне взятку предлагаешь?” Гляжу, олух бутылку в коробку спрятал и задом к двери пятится – так ведь он совсем уйдет! Ну и пожалел чайника: “Ладно, иди сюда – на твое счастье, я взяточник!”»{565}.

Сколько писателей – столько и мнений. Но к бухгалтерии претензий обычно не предъявляли, даже если положенную сумму прописью выдавали мелкими деньгами. Кассирше в окошке все равно, кто перед ней – деревенщик или фантаст. Главное, чтобы фамилия в паспорте соответствовала ставящему подпись «вот здесь, где галочка» писателю. А если псевдоним? Как-то Кир Булычёв пришел за гонораром в газету: не дают! По паспорту ведь он Игорь Можейко. А Кир – в честь любимой супруги Киры. Пришлось долго объяснять, что это один и тот же человек. Но денежки в итоге выдали. А Белле Ахмадулиной гонорары выплачивали и без паспорта. В издательстве «Советский писатель», куда она все никак не могла зайти (паспорт потеряла!), ей в бухгалтерии так и сказали: «Ну где же вы два месяца ходите, Белла Ахатовна! Мы уже деньги хотели почтой пересылать!» – вспоминал Георгий Елин. Вот что значит – широкая известность…

Иногда писатели брали себе псевдонимы в честь детей. Например драматург Александр Володин. Находчивый редактор посоветовал: «У вас такая фамилия, что вас будут путать». Володин-то сразу усёк, в чем дело: «Моя фамилия немыслима в оглавлении среди хороших молодых русских писателей». А тут как раз сын – шестилетний малыш – рядом стоит, конфетку жует. А редактор и говорит: «Это кто – ваш сын? Как его зовут? Володя? Вот и будьте Володиным». Так и родился новый советский драматург{566}.

Всякие времена бывали у писателей. А семью кормить надо. Что делать? Пойти в Литфонд и просить материальной помощи. Так и сделал Владимир Крупин. 13 ноября 1976 года он отметил в дневнике: «Суббота. Вчера в Литфонд ездил, шпыняли из кабинета в другой; еще потопаешь за полторы сотни. Пока не дали. Надо в ЦДЛ за постановлением»{567}. Что такое 150 рублей в брежневские годы? Пустяк для маститого писателя, регулярно издающегося и переиздающегося в том числе за рубежом. А для простого советского труженика это даже меньше средней заработной платы по стране. Подавляющее число граждан СССР жило от зарплаты до зарплаты.

Валентину Саввичу Пикулю однажды пришлось костюм последний продать. Антонина Ильинична Пикуль вспоминает, что ее муж тогда работал над вторым томом романа «На задворках великой империи» и «писалось легко». Писалось-то легко, а вот есть было нечего: «Материальное положение трудное, наступило время, преисполненное заботой о куске хлеба насущного. За 1963–1965 годы Пикуль трижды брал ссуды в Литфонде, которые давали с большой задержкой, по 500 рублей в год, – под гонорар будущего романа. Дни проходили за днями, истощались и без того скудные запасы. Если в Ленинграде кроме выхода книг он подрабатывал выступлениями в Домах культуры, на предприятиях, в библиотеках Ленинградской области, то в Риге этого приработка не было»{568}. И когда все ценные вещи, наконец, утекли в комиссионный магазин, Пикуль решил расстаться и со своим единственным костюмом.

Выход из финансового кризиса Пикулю подсказал его друг Николай Кондратьев: «Напиши роман о Ленине. Я прозондировал почву в Лениздате, там напечатают. Поверь, тебе будет открыта зеленая улица. Ободришься. Встанешь на ноги!» Но Валентин Саввич писать о Ленине отказался. Зато он предложил одному из рижских издательств свой роман «Париж на три часа», получив отказ: «Мы печатаем только своих авторов. Если вы осветите какую-нибудь страницу истории Латвии, – тогда посмотрим». Как интересно! Хочешь есть – пиши о Ленине. Живешь в Латвии? Пиши о Латвии! «Свои авторы». Сколько нюансов, нам ныне не ведомых. А в общем-то все осталось по-старому, в определенном смысле…

А в правление Литфонда выбирали людей насквозь положительных, например Владимира Солоухина: «Мы разбирали заявления