Фронт и тыл Великой войны - Юрий Алексеевич Бахурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С первых дней Великой войны полковые батюшки пребывали со своей паствой на передовой, появляясь перед атаками на простреливаемых позициях, благословляя войска, напутствуя ободряющим евангельским словом и поведением, достойным сана. Но этим их служение не ограничивалось: многие священники проводили в солдатской среде большую работу, организовывали стирку белья, ходатайствовали о нуждах нижних чинов перед командирами полков. Седовласые иереи в рясах, а порой и в солдатской униформе никого не удивляли, равно как и капелланы в войсках Германской и Австро-Венгерской империй. Известен пример спасения полковым батюшкой не только душ, но и жизней солдат. В ходе ВосточноПрусской операции 1914 года отец Андрей Пашин разгадал ошибку командира 119-го пехотного Коломенского полка полковника Б. В. Протопопова, когда тот повел солдат буквально на расстрел или пленение — третьего варианта развития событий не было дано. Прислушавшись к пастырю, командир коломенцев изменил направление следования полка, что позволило спасти часть. Священник Андрей Пашин же впоследствии был удостоен награды — наперсного креста на Георгиевской ленте[1033].
Мало того, подчас они не только поднимались в атаку вместе с фронтовиками, но и возглавляли их. Один из наиболее ярких тому примеров явил 1 (14) марта 1915 года на Юго-Западном фронте протоиерей 7-го Финляндского стрелкового полка отец Сергий Соколовский. Согласно изложенной протопресвитером Русской армии и флота Г. И. Шавельским версии событий финляндцы оказались в тактическом тупике. Заслонявшее неприятельскую позицию заграждение из колючей проволоки никак не удавалось прорвать, несколько попыток увенчались лишь кровавыми потерями. Наконец, священник вознамерился завершить начатое.
«— Ваше ли это дело, батюшка? — ответил ему командир полка.
— Оставим, г. полковник, этот вопрос, — возразил о. Сергий. — Полк должен уничтожить заграждения… Почему же я не могу сделать это? Это же не убийство.
Командир полка дал разрешение. О. Сергий отправился в одну из рот. Вызвалось несколько десятков человек. Он облек их в белые саваны, — дело было зимой, — и, двинувшись под покровом ночи, разрушил заграждения. Георгиевская Дума присудила ему за это орден Георгия 4-й степени»[1034].
Эта история звучит былинно. Каким именно образом финляндские стрелки во главе с батюшкой сладили с колючей изгородью, не уточняется. Скорее всего, проволока была разрезана ножницами, хотя русские окопники явно неспроста интересовались у английских делегатов-участников межсоюзнической конференции в Петрограде в январе 1917 года, посетивших передний край войны, доводилось ли томми на Западном фронте рвать колючую проволоку голыми руками[1035]. По формулировке приказа отца Сергия Соколовского официально наградили орденом «за выдающееся геройское исполнение им пастырских обязанностей»[1036].
Генералу Свечину протоиерей Соколовский запомнился пастырем кипучей энергии и неуемной склонности к интригам, постоянно норовившим взять бразды командования полком в свои руки: «На мой вопрос, на каком основании он вмешивается, Соколовский разъяснил, что он благочинный, следовательно должен чинить благо подведомственным ему священнослужителям…»[1037]. Интересна судьба этого незаурядного человека. В 1916 году отец Сергий стал благочинным всех церквей Русского экспедиционного корпуса. Он продолжил служение на Западном фронте священником 6-го пехотного полка, вновь шагал в атаки, а в декабре 1916-го был ранен и лишился руки. Французское командование почтило храброго священнослужителя орденом Почетного легиона. После комиссования в 1919 году Соколовскому из фонда взаимопомощи бывшего правительства адмирала Колчака ежемесячно выплачивались 800 франков пенсии. В эмиграции отец Сергий ругался с рядом других представителей православного духовенства. Обиженный недостаточным вниманием к себе со стороны митрополита Евлогия (Георгиевского), священник-ветеран направил письмо в Святейший Синод в СССР. В дальнейшем отец Сергий именовал себя уполномоченным Синода, претендуя на главенство в Русской православной церкви во Франции. Уже будучи «обновленцем», он стремился объединить всех граждан СССР в республике «для защиты свободы их вероисповеданий». Соколовский сотрудничал с просоветскими организациями Русского Зарубежья и рассчитывал заполучить Свято-Александро-Невский кафедральный собор. Наконец, незадолго до смерти в 1934 году, этот харизматичный иерей принял католичество[1038].
Интересно привести два примера отношения солдат и офицеров противоборствующих армий к вере, исповедуемой противником, и к храмам на занятой ими территории — примера не абсолютных, но красноречивых. Полковник Сергеевский вспоминал в эмиграции: «В Куттене, около штаба бригады, находилась большая, давней постройки кирка. Мы приняли меры ее охранения от ограбления и осквернения — у кирки всегда стоял дневальный.
Вскоре после занятия Куттена, при штабе стали совершаться воскресные богослужения полковыми священниками, по очереди. Богослужения эти совершались в той же кирке, для чего перед лютеранским престолом был поставлен православный, походный. Стены кирки были к Николину дню (праздник одного из полков) убраны ельником.
12 декабря, в день немецкого Рождества, две древних старухи… пытались пройти в церковь. Дневальный их задержал и, опасаясь, что они хотят сигнализировать противнику с колокольни, привел их в штаб. Я разрешил пустить их в церковь. Помолившись там, они вернулись к штабу и что-то старались объяснить офицерам. Позвали меня. Оказалось, что они, растроганные до слез, благодарят за то, что их церковь не только не разорена, но даже украшена и русские, по-видимому, там молятся. Так говорила младшая из старух. Старшая же долго вычитывала мне какие то отрывки из псалмов, видимо, призывая на нас Божие благословение…»[1039].
Войска же армий Центральных держав подчас не гнушались и неприкрытым святотатством. В 1915 году в зоне неприятельской оккупации, кроме прочего, временно оказалась Почаевская лавра. Австрийские войска выселили монахов в лагерь для военнопленных, главный храм превратили в костел, а в двух других устроили кинематограф и офицерский ресторан[1040]. Впрочем, они наслаждались комфортом недолго: весной 1916-го в ходе Брусиловского прорыва Почаевская лавра была освобождена.
Конечно, к этому времени сомнения морального характера в связи с ежедневной необходимостью убивать, с ограниченными фронтовой обстановкой возможностями соблюдать посты и исполнять религиозные обряды, способствовали массовому обмирщению войсковой среды. Но даже на третий год тяжелейшей войны русские солдаты, близкие к безумию от одной лишь усталости, не оставались совершенно глухи к слову пастырей.
Молитва на передовой, у деревни Коснище в Волынской губернии, 15 (28) апреля 1916 года. Рисунок художника А. Н. Семенова
«…В глухом еловом лесу, в сугробах снега, на месте, куда совершенно
