100 великих оригиналов и чудаков - Рудольф Баландин

Подобные высказывания легко перевести на обыденный язык: Я – эгоист, и этим горжусь. Не учите меня жить. Хочу жить красиво, и никто мне этого не запретит. Кокетство – не порок, а талант, и я им наделен. Мне нравится шокировать публику – для ее же удовольствия. Я люблю, чтобы мной любовались…

Обилие парадоксов утомляет. Они превращаются в штамп. Вместо подлинных драгоценностей – яркие блестки; вместо огня, который светит и греет – фейерверк. Не так ли?

Нет, не так.

Оригинален Уайльд не оригинальничанием. В этом убеждаешься, проникая в суть его произведений, включая и его жизнь.

Возмущался он не столько пороками «высшего общества» (которым и сам был не чужд), сколько смрадной средой лицемерия, скрывающей эту гниль. Он писал наиболее искусственные из всех литературных сочинений – стихи и сказки, – в которых присутствуют вовсе не наигранные чувства и весьма откровенная мораль.

Салонный остроумец Оскар Уайльд восхищался Петром Кропоткиным, который был именно счастливым принцем (князем), отвергшим все соблазны богатства и власти ради борьбы за справедливость и свободу. Не это ли самый ошеломляющий парадокс Уайльда, помогающий понять, что скрывалось под его внешней скорлупой эстета и словесной мишурой шокирующих парадоксов.

В отличие от скрытного Оскара Уайльда, человека трагической судьбы, Бернарда Шоу можно назвать счастливцем.

Бернард Шоу

Бернард Шоу

Джордж Бернард Шоу (1856–1950) родился в родовитой, но небогатой семье. Отец имел отзывчивое сердце и редкое чувство юмора: напасти, которые другого свели бы в могилу, вызывали у него смех. Не обладая деловой хваткой, он ещё и крепко пил. Мать «была привязана к животным и цветам, а не к людям», – говорил Шоу. Ее главным увлечением был мир музыки. В трудные годы, давая уроки пения, она содержала семью.

Природа «вечно зеленого острова», музыка и книги были главными воспитателями Шоу. Читать он стал с пяти-шести лет, интересуясь не книжками для детей, а Дефо, Свифтом, Диккенсом.

В 1880-е годы известный английский театральный критик Уильям Арче в читальном зале Британского Музея, взглянув на стол одного из посетителей, был поражен: «Капитал» Маркса соседствовал с партитурой оперы Вагнера «Тристан и Изольда». Познакомившись с этим молодым человеком, почти своим ровесником, он в разговоре упомянул об отсутствии хороших современных пьес в Англии. Вдвоем они решили попробовать исправить положение.

Выдающимся драматургом стал лишь один из них – Шоу. Его пьесы с трудом завоевывали публику. Первой его пьесой, принесшей кассовый успех, была комедия «Пигмалион». Ещё больший успех выпал на долю трагедии «Святая Иоанна». Он показал одухотворенную патриотическим чувством и религиозным энтузиазмом Жанну Д’Арк. В обрисовке таких характеров ему не было равных. Он с блеском писал и трагедии, и драмы, и комедии. Недаром по обе стороны лестницы в Королевской Академии драматического искусства в Лондоне стоят только бюсты Шекспира и Шоу.

Пафос оратора, полемиста, борца наполнял все виды деятельности Бернарда Шоу. Выступая, он мог держать зал в напряжении полтора часа, но и после этого публика отпускала его неохотно. Не ораторствовал, а держался просто. «В этом, – отмечал его биограф Хаскетт Пирсон, отнюдь не сторонник большевиков, – его можно сравнить с Лениным». Шоу, не жалея сил и времени, работал в разных комитетах: исполнительных, общих, специальных, подготовительных, политических, литературных, театральных, муниципальных, музыкальных, исторических, археологических…

А.В. Луначарский писал: «Острием своей парадоксальности, смазанным скользкой клоунадой, Шоу все-таки пробил бегемотову кожу Лондона и заставил говорить повсюду не только о себе, но и о своих идеях».

В отличие от Уайльда, нередко игравшего словами и понятиями, Шоу в своих высказываниях этого избегал: «Вколачивать в человека нежелательную ему премудрость так же вредно, как кормить его опилками». «Жизнь не научит, если нет желания поумнеть». «Я умею сделать правдоподобной самую фантастическую выдумку, но стоит сказать правду – не верят». «Самый преступный аборт делает тот, кто пытается втиснуть детский характер в готовую форму».

Женщины как вожделенная цель не заняли в его жизни важного места, зато в искусстве он отдал им первые роли. С мальчишеских лет Шоу мечтал о прекрасной любви, но половой акт представлялся ему занятием низким: как могут уважающие себя мужчина и женщина лицезреть друг друга, проведя ночь вместе. На своем опыте он решил, что придуманная любовь и есть настоящая, ибо воображение превосходит реальность. «Лишь почта может обеспечить идеальное любовное приключение» – признавался он Пирсону. И таких его любовных побед было множество.

На 42 году жизни он женился: «Вступая в брак, я не гнался заиметь постоянную любовницу – я был достаточно искушен, чтобы не сделать этой ужасной ошибки. Убереглась от того же заблуждения и моя жена. Наши половые проблемы мы вполне могли решить и не столь дорогой ценой… Бывают разные браки. Не смешивайте в одно молодоженов, которые скоро станут родителями, и бездетный союз людей пожилых, для которых поздно и опасно заводить детей».

В 1931 году он посетил СССР и встречался с Крупской и Сталиным. Свое заключительное выступление начал так:

– Товарищи, вот уже десять лет подряд я говорю англичанам всю правду о России… Смысл моей поездки в Советскую Россию не в том, чтобы сказать им что-нибудь такое, чего я раньше не знал, а в том, чтобы иметь возможность ответить им в тех случаях, когда они говорят мне: «А вы считаете Россию замечательной страной, но ведь вы там не были, вы не видели всех ужасов. Теперь, когда я вернусь, я смогу сказать: да, я увидел все “ужасы”, и они мне ужасно понравились».

СССР ему понравился. «Он с радостью отмечал, – писал Пирсон, – что лица прохожих в России не омрачены вечной заботой о деньгах… а таково, по Шоу, клеймо капиталистической цивилизации».

После беседы в Кремле Шоу вспоминал: «Сталин не похож на диктаторов своим неудержимым чувством юмора… Он странным образом похож и на папу Римского, и на фельдмаршала… Его манеры я счел бы безукоризненными, если бы он хотя бы немножко постарался скрыть от нас, как мы его забавляем. Вначале он дал нам выговориться. Потом спросил, нельзя ли и ему ввернуть словечко».

Свое остроумие проявил Шоу и по такому неподобающему поводу, как составление завещания, когда он был (перед женитьбой) тяжело болен: «У меня оговорено, чтобы за гробом тянулись не похоронные дроги, а стада быков, овец, свиней, толпы домашней птицы и передвижной бассейн с живой рыбой, и чтобы всем тварям были подвязаны белые банты в память о человеке, который даже при смерти отказывался есть своих собратьев. Это будет самое великолепное зрелище на свете после процессии, вошедшей в Ноев ковчег».