Хаггопиана и другие рассказы - Брайан Ламли

Однако в описании всех этих событий были огромные пробелы — целые страницы оказались вырваны или густо замазаны, как будто писавший посчитал, что текст слишком многое открывает, и еще встречались беспорядочные, бессвязные упоминания о каких-то таинственных смертях в районе захоронения. Если бы я не знал этого исследователя как фанатичного собирателя (его потрясающая коллекция отличалась невероятным разнообразием) и не понимал, что он рабски трудился, одержимый поисками второй усыпальницы Нитокрис, и ради этого вел раскопки в жутких, странных местах, я счел бы, что он не в своем уме, судя по последним страницам дневника. Но, даже зная о нем все это, я отчасти воспринимал его как безумца.

Очевидно, он нашел место последнего упокоения Нитокрис — рассыпанные по дневнику намеки на это были слишком прозрачны, — но, похоже, там не оказалось ничего особо ценного. Абу Бен Рейс давным-давно выгреб все, кроме пресловутого зеркала, и именно после того как Браун-Фарли забрал его из населенной призраками гробницы, у него начались первые реальные неприятности. Хотя он о многом умалчивал или выражался крайне туманно, складывалось впечатление, что у него развилась болезненная одержимость зеркалом, и поэтому к ночи он постоянно его занавешивал.

Прежде чем продолжить чтение, мне захотелось снять с полки «Заметки о Некрономиконе» Фири. В глубине сознания что-то беспокоило меня, какое-то воспоминание, что-то, что я должен был знать, что-то, о чем писал Альхазред. Доставая с полки книгу, я оказался лицом к лицу с зеркалом. Свет в кабинете был яркий, ночь довольно теплая, с той гнетущей тяжестью в воздухе, которая обычно возникает перед сильной грозой, и все же я вздрогнул, увидев отражение своего лица в зеркале. На мгновение показалось, что оно злобно смотрит на меня.

Я подавил вспыхнувшее чувство страха и начал искать в книге раздел, посвященный зеркалу. Где-то в ночи часы отбили одиннадцать, и далекая молния осветила небо на западе. Час до полуночи.

Однако мой кабинет у кого угодно способен вызвать весьма странные ощущения. Взять хотя бы жуткие книги на полках с древними корешками из кожи и слоновой кости, тускло отсвечивающими в свете лампы; и эта штука, которую я использую в качестве папье-маше и которой нет аналога ни в одной нормальной, упорядоченной вселенной; а теперь еще зеркало и дневник. У меня возникло ощущение тревоги, которого я никогда не испытывал прежде. И это шокировало — осознавать, что я… обеспокоен.

Я просматривал зачастую фантастическую реконструкцию Фири «Некрономикона» в поисках нужного отрывка. Существовала вероятность, что Фири совсем не изменил эту часть, за исключением, возможно, модернизации «безумной» фразеологии древнего арабского мира. Вот оно. Определенно, отрывок читался как подлинный Альхазред. И там обнаружился повторный намек на происходящее в полночь:

«… поверхность зеркала спокойна, как Хрустальное Озеро Ит-Шеша, как Озеро Хали, когда ни один Пловец не вспенивает его воду, и Врата заперты в любое время дня; тем не менее, в Час Колдовства[13] Тот, Кто Знает — даже Тот, Кто Догадывается — может видеть в нем все тени и призраки ночи и ада, имеющие сходство с теми, кто смотрел в него прежде. И сколько бы зеркало ни пролежало забытым, его могущество не умирает, и об этом не следует забывать.

Не смертен тот, кто может бесконечно спать;Сама смерть в вечности способна умирать…»

Я надолго задумался над этим странным отрывком, и еще более странно выглядело завершающее его двустишие. Минута убегала за минутой в торжественной тишине, что со мной случалось нечасто.

Из задумчивости меня вывел далекий перезвон часов, отбивающих полчаса. Я продолжил чтение дневника Браун-Фарли, намеренно отворачиваясь от зеркала, и, откинувшись в кресле, задумчиво скользил взглядом по страницам. Впрочем, прочесть осталось всего одну-две страницы, и вот отрывок, как он мне более-менее запомнился:

«10-е. Ночные кошмары по дороге в Лондон, на всем пути от Александрии до Ливерпуля. Христос знает, как меня утомляет эта напасть. Ни единой ночи сна. Похоже, так называемая «легенда» не столь фантастична, как казалось. Либо это, либо нервы разыгрались! Или, может, просто голос неспокойной совести. Если бы этот старый глупец Абу не держал рот на замке, если бы удовлетворился опиумом и бренди вместо того, чтобы требовать денег… И все ради чего, спрашиваю я? Как выяснилось, не было никакой нужды во всех этих грубых приемах. А его жалкая болтовня о том, что он «всего лишь хочет защитить меня»? Вздор! Старый попрошайка давным-давно обчистил могилу, если не считать зеркала… Проклятое зеркало! Нужно взять себя в руки. В каком же состоянии должны быть нервы, если мне приходится занавешивать его на ночь? Может, я слишком начитался «Некрономикона»? Я не первый дурак, попавшийся на фокус-покус этой окаянной книги. Альхазред, по-моему, такой же сумасшедший, как сама Нитокрис. Тем не менее, я допускаю, что это всего лишь игра воображения; некоторые наркотики, к примеру, могут оказывать такой же эффект. Может, в зеркале скрыт какой-то механизм, который через равные промежутки времени выпускает в воздух ядовитый порошок или что-нибудь в этом роде? Но какой механизм способен продолжать работать так безупречно спустя все эти столетия? И почему всегда в полночь? Чертовски странно! И эти сны! Есть, конечно, лишь один способ уладить эту проблему. Потерплю еще несколько дней, и если дела не пойдут лучше… Ну подождем и увидим.

13-е. Так тому и быть. Сегодня ночью мы выясним все начистоту. В смысле, на кой черт нужен психиатр, утверждающий, что я здоров, если я точно знаю, что болен? Во всем виновато зеркало! «Взгляните в лицо своим проблемам, — заявил этот идиот, — и они исчезнут сами собой». Что я и сделаю сегодня ночью.

13-е, ночь. Вот, я сел. Уже одиннадцать. Дождусь, пока пробьет полночь, сдерну с зеркала покрывало, и посмотрим, что увидим. Господи! Неужели этот подергивающийся человек и есть я? Кто поверит, что всего несколько месяцев назад я был спокоен как скала? И все из-за проклятого зеркала! Нужно просто закурить и выпить. Может, станет лучше. Еще двадцать минут… хорошо… скоро все закончится… может, сегодня ночью! И, в виде исключения, я хоть немного посплю. Внезапно становится так тихо, будто весь дом ждет, что произойдет. Жуть! Я чертовски рад, что отослал Джонсона домой. Ни к чему ему видеть, как я сейчас выгляжу. До какого ужасного состояния я себя довел! Я испытываю искушение прямо сейчас сдернуть покрывало с зеркала! Вот оно… полночь! Ну, снимаем!»