Мир приключений 1977. Сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов - Николай Коротеев

— Там тяжелые условия, — уклонялся от прямого ответа Абалио. — Нет поблизости школы.

— Понимаю, не согласиться ты не мог, — поддавалась она его уговорам, — но дай слово, что это не опасно...

Он разуверял ее, успокаивал, хотя временами готов был ей все рассказать. Куда его увозили? Почему будущая работа была окутана такой дымкой таинственности? Но нет, он должен был нести этот груз неведомого один, не обременяя тягостными домыслами близкого человека.

В ночь перед расставанием Абалио открыл Эстелле последнее условие: писать ему она и Микки смогут не чаще, чем раз в месяц, от него писем получать совсем не будут. Бриггс остается их связным и поверенным, общение можно осуществлять только через него.

Видя, какое впечатление произвела новость на Эстеллу, он пустился на заведомый обман:

— Что гадать заранее? Выясню все на месте. Может быть, местное начальство и позволит вам приехать ко мне.

Они не провожали его в аэропорту. Вместе с ним летел Бриггс, который, едва самолет поднялся в воздух, начал прикладываться к фляжке с коньяком и шепотом, чтоб не слышали окружающие, разглагольствовал:

— Если бы ты знал, в каком удивительном деле принимаешь участие! Фрукты — ерунда! В наших руках такое дело...

Потом его развезло, и он захрапел.

Когда приземлились, к посадочной полосе подрулил белый маленький, похожий на жучка автомобиль, присланный специально за ними. По автостраде они уезжали все дальше и дальше от дрожащего в знойном мареве города. Затем посреди пустынного поля пересели в крохотный вертолет. Водитель машины оказался еще и пилотом.

Летели долго. На горизонте синели горы. Бриггс всю дорогу недовольно сопел: его мучила жажда.

Сели на крохотном пятачке возле желтоватого здания с вывеской «Отель». Вокруг — ни дорог, ни населенных пунктов. Непонятно, откуда здесь могли взяться постояльцы. Но перед входом парковалось довольно много машин и небольшой автобус. Ветровые стекла автомобилей и автобуса были матово-темными. «Чтоб не слепило солнце», — догадался Абалио.

В баре на первом этаже играла музыка. Несколько человек сидели за столиками. Бриггс уверенно направился к рыжеватому небритому мужчине в темных очках и клетчатой ковбойке. Тот приветственно взмахнул рукой и закричал:

— А, прибыли наконец!

Остальные уставились на вошедших с любопытством.

Бриггс пожал мужчине в ковбойке руку и кивнул на Абалио:

— Это на смену Лайну, как договаривались. Абалио Костиньо. А это управляющий нашим местным отделением Гирч.

Мужчина снял очки, за ними обнаружились красноватые воспаленные глаза.

— Надо отметить знакомство, — сказал он.

Почему Старков так любил осень? Этот промокший насквозь лес, растерявший за лето все привычные свои звуки, кроме сонного шуршания дождя? Эту хлюпающую под ногами кашу, холодную кашицу из мокрой земли и желтых осенних листьев? Это низкое тяжелое небо, нависшее над деревней, как набухший от воды полог походной палатки?

Пушкинская осень — желтое, багряное, синее, буйное и радостное, спелое, налитое… А Старков почему-то любил серый цвет, карандашную штриховку предпочитал акварели и маслу.

Раф спросил его как-то:

— Почему все-таки октябрь?

А тогда еще было самое начало сентября, начало занятий в институте, начало преддипломной практики, которая все откладывалась из-за непонятных капризов Старкова.

— Легче спрятать следы, — ответил Старков, походя отшутился, перевел разговор на какие-то институтские темы, а обычно дотошный Раф не стал допытываться.

В конце концов, каждый имеет право на прихоть. Тем более, что она — эта непонятная старковская прихоть — никак не мешала делу. На эксперимент Старков положил ровно месяц, а срок практики у них — до конца декабря.

— Все успеете, — говорил Старков, — и отчет об эксперименте оформить, и даже диплом написать. Да и чего его писать? Поделим отчет на четыре части — вот вам по дипломной работе каждому. Да еще какой работе, — комиссия рыдать станет…

Он всегда был оптимистом, их Старков, ненавидел нытиков и перестраховщиков, истово верил в успех дела, за которое брался. А разве можно иначе? Тогда и браться не стоит. Так он считал, и так же, в общем, считали его студенты — Олег, Раф и Димка, которые год назад безоговорочно поверили в идею учителя, проверили ее в лесу на Брянщине, снова вернулись сюда, чтобы установить генератор обратного времени в той же лесничьей заброшенной избушке, смонтировать экраны-отражатели временного поля.

Прошлогодний эксперимент считали неудачным. Поле нащупали, стабилизировали его в километровой зоне экранов, и давно ушедшее время сорок второго военного года возникло в реальном и прочном времени нынешнего дня, их дня — дня веселых и беззаботных студентов семидесятых годов, дня ученого Старкова, лишь твердой памятью своей возвращавшегося в тяжкие дни партизанского комиссара Старкова. Именно здесь, на Брянщине, в партизанском отряде, начинал он свой долгий путь в науку, еще не зная, не ведая, что замкнется этот путь кольцом, вернется к началу — в тот самый сорок второй год, когда постигал он азы великой науки — суворовской «науки побеждать», науки не сдаваться, не отступать перед трудностями.

Несколько дней они провели в отеле. Бриггс объявил: прежде, чем отправляться в недоступную глушь, где ведутся основные работы, нужно привыкнуть к местным условиям, акклиматизироваться. Абалио, впрочем, довольно легко переносил и жару, и духоту, и большую влажность. Нестерпимы для него были лишь воспоминания. Особенно сильно они донимали ночью. Стоило закрыть глаза — и он видел мальчика и Эстеллу. В эти дни он написал им множество писем — и все изорвал: ведь он не имел возможности отправить их домой.

Лишь на седьмую ночь они выехали в том самом автобусе с затемненными ветровыми стеклами, что стоял у отеля. Кроме Абалио, Бриггса и Гирча, в автобус погрузились еще три неизвестных Абалио человека.

Гирч попросил всех задернуть занавески на окнах, а водителю приказал:

— Когда немного отъедем, затормози. Ну, сам знаешь где.

Абалио почудилось, что скорость с первых же метров развили бешеную — его буквально вдавило в сиденье.

Потом, очень скоро, отпустило. И швырнуло вперед — автобус остановился.

Гирч раздвинул занавески. За окном начинало светать, хотя было еще сумеречно. В призрачном тумане виднелась тростниковая хижина у дороги. «Сувенирная лавка», — разобрал на вывеске Абалио.

Бриггс и Гирч выбрались из автобуса и крадучись направились к экзотическому строению. Абалио видел: один постучал в дверь, другой — в окно. По-видимому, никто не отозвался. Тогда Бриггс сбил топориком висячий замок — и оба приятеля исчезли в темном четырехугольнике дверного проема.