Страна Рождества - Джо Хилл

А что случилось с копом на другом конце? Вик гадала, перенес ли он через порог ногу, просунул ли в мост голову. Что произошло, если какая-то часть его была за краем, на мосту?

Она представила себе ребенка, сующего пальцы под резак для бумаги, а потом обрушивающееся длинное лезвие.

— С этим теперь ничего не поделать, — сказала она, содрогнувшись.

Вик повернулась, впервые вглядываясь в то, что ее окружало. Она была позади одноэтажного бревенчатого дома, в кухонном окне которого горел свет. С другой стороны хижины шла длинная гравийная полоса, ведущая к дороге. Она никогда не видела этого места раньше, но думала, что знает, где находится, а через мгновение уверилась в этом. Пока она стояла, оседлав байк, открылась задняя дверь и за сеткой появился маленький, худой человек, глядевший вверх, на нее. В руке у него была чашка кофе. Она не различала его лица, но узнала его по одним только очертаниям, по наклону головы, хотя не видела его больше десяти лет.

Она наконец была у дома своего отца. Ускользнув от копов, она добралась к Крису МакКуину.

Громкий удар, словно захлопнулась самая большая дверь на свете; электронный визг; оглушительный рев статических помех.

Табита Хаттер вскрикнула и сорвала с себя наушники.

Долтри, сидевший справа от нее, вздрогнул, но продержал свои наушники на мгновение дольше, гримасничая от боли.

— Что это было? — спросила Хаттер у Канди.

Она впятером теснились в задней части фургона, на борту которого значилось: ГАСТРОНОМ КОРОЛЕВСКИЙ ВЕПРЬ; весьма уместно, если учесть что они были втиснуты в него как сосиски. Фургон стоял рядом с заправочной станцией «Ситго», через дорогу и в ста футах к югу от подъездной дороги, ведущей к дому Кристофера МакКуина.

В лесу, ближе к хижине МакКуина, разместились команды, вооруженные видеокамерами и параболическими микрофонами. Кадры и звук транслировались в фургон. Мгновение назад на паре мониторов Хаттер видела подъездную дорогу, представленную в сверхъестественной изумрудности ночного видения. Теперь, однако, они показывали только мельтешение зеленого снега.

Картинка пропала одновременно со звуком. Только что Хаттер слушала, как Крис МакКуин и Луи Кармоди вполголоса разговаривали на кухне. МакКуин спрашивал Лу, не хочет ли он кофе. Через мгновение они исчезли, уступив место яростному шипению радиопомех.

— Не знаю, — сказал Канди. — Просто все пропало. — Он потыкал по клавиатуре своего маленького ноутбука, но экран оставался лишь гладкой поверхностью черного стекла. — Нас словно долбаным ЭМИ[167] поразило. — Было смешно, когда Канди ругался: изящный маленький черный человек с тонким голосом и призвуком британского акцента, делавший вид, что он с улицы, а не из МТИ[168].

Долтри стянул с себя наушники. Он посмотрел на свои наручные часы и рассмеялся: это был сухой, испуганный звук, не имевший ничего общего с весельем.

— Что такое? — спросила Хаттер.

Долтри повернул запястье, чтобы она видела циферблат его часов. Они выглядели почти такими же старыми, как он сам, эти часы со стрелками и потускневшим серебряным ободком, когда-то, вероятно, бывшим золотым. Секундная стрелка крутилась как бешеная, двигаясь в обратном направлении. Обе другие, часовая и минутная, застыли совершенно неподвижно.

— Это убило мои часы, — сказал он. Он снова засмеялся, на этот раз глядя в сторону Канди. — Это ваше дерьмо наделало? Вся ваша электроника? Что, вся эта дрянь просто взорвалась и уничтожила мои часы?

— Я не знаю, что это вызвало, — сказал Канди. — Может, нас затронула молния.

— Какая еще молния? Ты слышал гром?

— Я и впрямь слышала громкий хлопок, — сказала Хаттер. — Как раз когда все вырубилось.

Долтри сунул руку в карман куртки, вытаскивая сигареты, потом вроде вспомнил, что рядом с ним сидит Хаттер, и глянул на нее искоса, кривясь от разочарования. Он разжал пальцы, и пачка скользнула обратно в карман.

— Как быстро можно будет восстановить изображение и звук? — спросила Хаттер.

— Это, возможно, вспышка на солнце, — сказал Канди, как будто она ничего не говорила. — Я слышал, ожидается солнечная буря.

— Вспышка на солнце, — сказал Долтри. Он молитвенно сложил ладони. — Значит, думаешь, вспышка на солнце, да? Знаешь, сразу видно, что ты шесть лет обучался в колледже и специализировался в области неврологии или чего-то еще, потому что только по-настоящему одаренные умы могут договориться до этакой чуши. Снаружи темно, придурок аутичный!

— Канди, — сказала Хаттер, прежде чем Канди успел повернуться и вступить в мужское состязание по измерению членов. — Как скоро у нас восстановится связь?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Пять минут? Десять? Перезагрузить систему? Если только не началась ядерная война. Тогда, вероятно, времени понадобится больше.

— Пойду, поищу грибовидное облако, — сказала Табита Хаттер, вставая со скамейки и бочком пробираясь к задней двери.

— Да, — сказал Долтри. — Я тоже. Если подлетают ракеты, хочу покурить, пока нас не уничтожили.

Хаттер повернула защелку и открыла тяжелую металлическую дверь в сырую ночь. Она была небольшого роста — будь она на дюйм короче, ее не взяли бы в ФБР из-за несоответствия физическим стандартам, — и ей пришлось прыгать, чтобы оказаться на земле.

Под уличными фонарями висел прохладный парообразный туман. Ночь пульсировала жужжанием насекомых. На другой стороне улицы светлячки высвечивали папоротники и сорняки газовыми зелеными вспышками.

Долтри спустился рядом с ней. У него хрустнули колени.

— Господи, — сказал он. — Я был уверен, что к этому возрасту от чего-нибудь непременно умру.

Его общество не радовало ее, но лишь заставляло сильнее осознавать собственное одиночество. Хаттер ожидала, что к этому времени у нее будет больше друзей. Последний мужчина, с которым она встречалась, сказал ей незадолго до расставания: «Не знаю, может, тебе со мной скучно, но я никогда по-настоящему не ощущаю твоего присутствия рядом, когда мы выбираемся пообедать. Ты живешь у себя в голове. Я так не могу. Для меня там нет места. Не знаю, может, ты отнеслась бы ко мне с большим интересом, если бы я был книгой».

В ту пору она его возненавидела и немного возненавидела саму себя, но позже, оглядываясь назад, Хаттер решила, что даже если бы этот конкретный ее друг был книгой, то стоял бы на полке в секторе БИЗНЕС И ФИНАНСЫ, мимо которого она бы прошла, чтобы поискать что-нибудь на полках НФ & ФЭНТЕЗИ.

Хаттер и Долтри вместе стояли на почти пустой парковке. Через большие цельные окна она видела, что происходит внутри заправки. Пакистанец за кассовым аппаратом все время бросал на них нервные взгляды. Хаттер сказала ему, что он не под наблюдением, что федеральное правительство благодарно ему за сотрудничество, но он почти наверняка считал, что его телефон прослушивается и что они смотрят на него как на потенциального террориста.

— Думаете, вам придется поехать в Пенсильванию? — спросил Долтри.

— Зависит от того, как повернется, завтра, может, поеду.

— Долбаный ужастик, — сказал Долтри.

Хаттер всю ночь получала голосовые сообщения и электронные письма о доме на Блох-стрит в Шугаркрике. Дом этот накрыли тентом и пускали в него людей лишь после того, как те напяливали белые марлевые повязки и бахилы, относясь к помещению так, словно оно было заражено вирусом Эбола. Дюжина экспертов-криминалистов, государственных и федеральных, растаскивала дом на части. Весь день они извлекали кости из одной стенки погреба. Тип, который там жил, Бинг Партридж, растворил большую часть останков с помощью щелочи, а то, что не смог уничтожить, хранил подобно тому, как пчелы хранят мед, — в маленьких ячейках, сверху слегка замазанных штукатуркой.

Он не успел растворить свою последнюю жертву, парня по имени Натан Деметр из Кентукки… о трупе которого Вик МакКуин упомянула по телефону. Тот исчез три недели назад, вместе со своим старинным «Роллс-Ройсом», «Призраком». Деметр купил эту машину на федеральном аукционе, более десяти лет назад.

Ее предыдущим владельцем был некий Чарльз Талант Мэнкс, бывший заключенный федерального исправительного учреждения «Энглвуд» в штате Колорадо.

Деметр упомянул Мэнкса в записке, которую написал незадолго до своей смерти от удушения; он сделал ошибку в имени, но было совершенно ясно, о ком идет речь. Хаттер видела копию этой записки, читала ее сама, десяток раз.

Табита Хаттер изучила десятичную классификацию Дьюи, после чего расставила в соответствии с ней книги в своей квартире в Бостоне. У нее был пластиковый ящик, наполненный старательно записанными от руки рецептами, упорядоченными по региону и типу питания (основные блюда, закуски, десерты, а одна категория обозначалась ПКП — посткоитальные перекусы). Она получала тайное, почти греховное удовольствие от дефрагментации своего жесткого диска.