Уарда - Георг Эберс

Пока данаец обменивался тостами с Мена, Праксилла через переводчика рассказала Неферт, какие ужасные минуты пережила она, когда была схвачена египтянами. Вместе со всей военной добычей поставили ее тогда посреди лагеря, и какой-то пожилой военачальник уже хотел взять ее себе, но в этот миг Мена положил ей на плечо руку и увел в свою палатку, где за ней ухаживали так, словно она была его дочерью. Даже переводчику передалось глубокое волнение, звучавшее в ее голосе, когда она рассказывала Неферт обо всем и закончила свой рассказ такими словами:

– Ты поймешь, как я ему благодарна и как счастлива, когда я расскажу тебе, что человек, который должен стать моим мужем, был ранен, защищая наш лагерь, у меня на глазах, а теперь он поправился, и, вернувшись на родину, мы сыграем свадьбу.

– Да благословят боги этот союз! – воскликнул данаец. – Ведь Праксилла – последний отпрыск нашего рода! Четырех цветущих сыновей еще до того, как они взяли себе жен, отняла у меня кровопролитная война, сеющая смерть среди мужчин. Муж моей старшей дочери много лет назад пал от руки египтян, защищая наш лагерь, а его жена вместе с новорожденным сыном попала к вам в плен. И вот Праксилла, моя младшая дочь, осталась одна, только ее и пощадили завистливые боги.

В это мгновение снаружи послышались окрики часовых, громко зазвенел детский голос, и в палатку ворвался маленький Шерау, сжимая что-то в высоко поднятой руке.

– Я нашел, я нашел ее! – кричал он.

Уарда, скрывшаяся за занавеской, которая отделяла в палатке спальню, ловила каждое слово данайца и, припав к щели, не спускала глаз с белокожей и белокурой Праксиллы. Услыхав крик мальчика, она стремительно выбежала на середину палатки, не в силах сдержать волнения, и взяла у Шерау свою драгоценность. Она хотела показать ее данайцу, потому что, когда она глядела на Праксиллу, ей казалось, будто она видит себя в зеркале, и в душе ее зародилось смутное предчувствие: а вдруг ее мать была данаянка?

Сердце бешено колотилось в ее груди, когда она, скромно потупив голову, как просительница, приблизилась к данайцу и протянула ему драгоценность матери.

Все присутствующие с изумлением посмотрели на старого героя, когда этот высокий и крепкий человек вдруг пошатнулся, протянул обе руки, как бы защищаясь от Уарды, и, пятясь к выходу, громко вскрикнул:

– Ксанта! Ксанта! Неужели загробное царство дарует свободу населяющим его теням? Ты пришла за мной?

Праксилла с испугом взглянула на отца, затем перевела взгляд на Уарду и в свою очередь застыла в изумлении. Вдруг из груди ее вырвался душераздирающий крик, она сорвала с шеи цепочку, подбежала к Уарде и воскликнула:

– Вот она! Вот! Вот вторая половина украшения моей несчастной сестры Ксанты!

Нельзя было без волнения смотреть на старого данайца: он мучительно старался овладеть собой, а глаза его с невыразимой нежностью были устремлены на Уарду. Его сильные руки тряслись, когда он складывал драгоценность Праксиллы с драгоценностью Уарды. Обе они были совершенно одинаковы! Каждая из половинок имела форму орлиного крыла, прикрепленного к полуовалу, который был покрыт письменами. Когда обе половинки соединились, подучилось изображение орла, раскинувшего крылья, а на груди его точно совпали тонко выгравированные строки, и можно было прочитать загадочное изречение:

Одна – ничтожная вещь, украшенье пустое,

А в единенье с другой – милость Зевса несет на себе.

Данаец с первого же взгляда убедился, что у него в руках то самое украшение, которое он своими руками надел на шею дочери Ксанты в день ее свадьбы. Вторую половину в то время носила ее мать, а потом она перешла к Праксилле. Это украшение когда-то, очень давно, было изготовлено для его супруги и ее безвременно умершей сестры-близнеца.

Еще не промолвив ни слова, не задав ни одного вопроса, данаец схватил обеими руками голову Уарды, повернул ее лицо к себе и пытливо всматривался в ее нежные черты, словно читая книгу, в которой он искал описание счастливейших часов своей жизни. Девушка смело смотрела ему в глаза, она не пыталась высвободиться из его рук, даже когда он прижался губами к ее лбу, – она знала, что этот человек связан с ней кровными узами родства!

Наконец, данаец подал знак переводчику. Уарду попросили рассказать все, что ей известно о ее матери. Она сказала, что ее мать была доставлена в Фивы, как военная добыча вместе с маленьким сыном, который вскоре умер, ее купил Кашта, сделал своей женой и крепко полюбил ее, несмотря на то что она была немая. Теперь данаец окончательно признал в Уарде свою внучку. Праксилла заключила ее в объятия, а отец рассказал Мена и Неферт вот что. Лет двадцать назад, при нападении египтян на данайский лагерь, был убит его зять, а дочь Ксанта, на которую так поразительно похожа Уарда, была похищена вместе с малолетним сыном. Супруга данайского царя, за несколько дней до этого родившая ему Праксиллу, умерла от горя. Все розыски Ксанты и ее ребенка оказались безуспешными; правда, данаец хорошо помнил, что, когда он предлагал за нее очень большой выкуп, египтяне спросили, была ли она немая, и он ответил отрицательно. Вероятно, Ксанта потеряла дар речи от страха и невзгод.

Безгранична была радость данайца, и Уарда тоже не могла наглядеться на него и на его дочь. Затем она спросила переводчика:

– Как сказать: «Я очень счастлива»?

Когда тот ответил, она с улыбкой повторила его слова и снова спросила:

– А как сказать: «Уарда будет любить вас от всего сердца»? Эти слова она тоже повторила за ним, и ломаная фраза прозвучала в ее устах так искренне и была согрета таким глубоким чувством, что данаец горячо обнял ее.

Глаза Неферт наполнились слезами от охватившего ее волнения, и когда Уарда бросилась к ней в объятия, она сказала:

– Отставший лебедь нашел свою стаю, а одинокий листок – свое дерево. Так будь же счастлива.

Прошло около часа.

Наконец данаец собрался уходить и позвал Уарду с собой. Но Мена попросил у него разрешения прежде сообщить обо всем случившемся фараону и его дочери, которая поручила ему девушку, и сказал, что он не может отпустить ее без ведома царевны.

Не дожидаясь ответа данайца, он быстро вышел из палатки, направился туда, где пировал фараон, и, как мы уже знаем, Рамсес с Бент-Анат и Рамери немедля последовали за ним.

По дороге Мена живо описал им сцену, только что разыгравшуюся у него на глазах, а Рамсес, переглянувшись с Бент-Анат, спросил сына:

– Готов ли ты исправить свою ошибку и привлечь на нашу сторону гордого данайского царя женитьбой на его внучке?

Рамери не мог вымолвить ни слова, но, схватив отца за руку, он поцеловал ее так порывисто, что Рамсес отнял руку и, погрозив Рамери пальцем, воскликнул:

– Кажется, друг мой, ты нас уже опередил и занялся государственными делами за нашей спиной!

Фараон встретил своего гордого противника у палатки Мена и собрался было протянуть ему руку, но данаец вдруг пал к его ногам, как это сделали ранее другие побежденные властители, и сказал:

– Смотри на меня не как на воина и царя, а как на несчастного отца. Заключим мир, и разреши мне взять эту девушку, мою внучку, на родину.

Рамсес поднял старика с земли, подал ему руку и благосклонно промолвил:

– Твою просьбу я могу выполнить лишь наполовину. Я, как властитель Египта, предлагаю тебе от чистого сердца прочный союз и добрый длительный мир. Что же касается этой прекрасной девушки, то о ней тебе придется вести переговоры с моими детьми. Во-первых, с моей дочерью, ибо она состоит в ее свите, ну а затем – с твоим бывшим пленником, а моим сыном Рамери – он хочет взять ее в жены.

– Я передаю свои права на нее моему брату, – сказала Бент-Анат. – Скажи мне, девушка: хочешь ли ты, чтобы он стал твоим мужем?

Уарда наклонила голову и бросила на данайца такой взгляд, что тот понял ее без переводчика.

– Я хорошо знаю тебя, – обратился он к Рамери. – Во время сражения мы оказались лицом к лицу, и я взял тебя в плен, когда ты, оглушенный ударом моего меча, упал с колесницы. Ты еще слишком горяч, но в таких смелых героях, как ты, этот недостаток исправляет время. Выслушай меня! А ты, великий фараон, дозволь мне сказать несколько слов! Соединим узами брака этих детей, и пусть их союз укрепит наш союз с тобой. Но прежде разреши мне на год взять Уарду к себе, чтобы я мог наглядеться на нее и услыхать из ее уст речь на языке ее матери, которую вы отняли у меня. Оба они еще молоды, а по обычаям данайцев, у которых мужчины и женщины созревают позже, чем в твоей стране, они даже слишком молоды, чтобы можно было всерьез думать о брачном союзе. Есть и еще одно обстоятельство, самое важное, оно должно убедить вас исполнить мою просьбу. Эта девушка знатного рода выросла в недостойном ее окружении. У нее нет здесь ни дома, ни родины. Твой сын посватался к ней как бы в пути, но если он последует за мной, то сможет как жених переступить порог дворца властителя, и свадьба, которую я для них устрою, будет поистине царской.