Невеста - Карина Демина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ближе к делу.
— Конечно… давайте для начала сделаем дагерротип. Будьте добры…
Кресло в завитках позолоченной резьбы. Ваза и непременные розы, без которых, кажется, ни один свадебный дагерротип обойтись не способен. Эйо позволяет себя усадить, но все же хватается за руку и тут же отпускает.
— Все хорошо, — Оден встал рядом и, нарушая неписанный канон, положил ладонь не на спинку кресла, но на белое острое плечико, которое выглядывало из кружевной пены.
Кажется, Эйо вздохнула с облегчением.
— Вы не могли бы… — жест не остался незамеченным.
— Нет.
— В таком случае будьте любезны смотреть вот туда…
Круглый глаз камеры, тяжелый короб которой, казалось, чудом удерживался на трех ножках. И плотная черная ткань, скрывшая дагерротиписта. Его помощник, повинуясь кратким отрывистым командам, что-то сдвигал, соединял, подкручивал…
— И еще раз? Лучше сразу сделать несколько пластин, чтобы выбрать наиболее удачный вариант, — щенку подали черный кофр, из которого он вытащил многосуставчатое тело самописца. — Не возражаете, если я его здесь пристрою? Старая модель, порой глуховата…
Самописец разворачивал тонкие паучьи лапы, покачивался и скрежетал. Успокоился он, лишь получив в зажимы пачку бумаги. Валики из свиной щетины прошлись по листу, стряхивая мельчайшие пылинки, и пики стальных перьев замерли у самой белой поверхности.
— Конечно, перед публикацией интервью пройдет тщательное согласование. Ваш брат особо настаивал на этом.
Разумная мера, когда имеешь дело с репортерами.
Особенно такими.
Щенок злил Одена, пусть бы пока и не пересекая границы дозволенного.
Первые вопросы были обыкновенны и касались исключительно предстоящей свадьбы, но они иссякли довольно быстро. Гарстен пришел не за тем, чтобы уточнить список гостей или нюансы убранства дома. Ему было плевать, чем украсят старое поместье — фрезиями, анемонами или же водяными лилиями.
Оден и сам, признаться, не был в курсе.
— Знаете, многих весьма удивило ваше возвращение, — заметил Гарстен, когда помощники убрали-таки короб камеры. Небрежным жестом он отослал их прочь.
— Чем же?
— Вас считали мертвым.
Монокль описывает полукруг, едва не падает, но эта его неустойчивость — лишь часть игры.
— Ошибались.
Пальцы Эйо поглаживали ладонь, успокаивая.
— Нашим читателям хотелось бы знать, что вы испытываете теперь, по возвращении домой? Здесь ведь многое изменилось. А у вас было не так много времени, чтобы к переменам привыкнуть. Итак, что вы чувствуете?
В мутно-зеленых, болотного цвета глазах появилась искра настоящего интереса.
— Чувствую, что наша беседа несколько затянулась.
— Вас ведь все равно будут спрашивать об этом… и о многом другом, — мальчишка не двинулся с места. — Не лучше ли сказать все и сразу?
— Если все и сразу, то я счастлив оказаться дома.
— Кратко.
Лапы самописца дрожали над белыми листами, готовые зафиксировать каждое слово, произнесенное Оденом.
— Вероятно, — Гарстен подался чуть вперед. — Вы еще не совсем свыклись с… новой жизнью. Порой ведь требуется время… но с другой стороны та поспешность, с которой вы вступаете в брак не может не удивлять. Да и ваш выбор…
Пальцы на ладони замерли.
— …чем он обусловлен?
— Моим желанием.
И шансом, отказываться от которого Оден не станет.
— Или волей Короля?
— Одно другому не противоречит.
Он поцеловал ладонь, сегодня показавшуюся просто-таки раскаленной.
Ей тоже плохо.
И надо что-то решать, это затянувшееся равновесие вредит обоим.
— А слухи о вашей болезни, естественно, несколько преувеличены?
— Естественно.
Это не болезнь. Просто холод, туман и голос в голове.
— И все-таки, — Гарстен наклонился ближе, и шею вытянул. Оден видел ее, тощую, передавленную шнурком модного галстука до того, что артерии набрякли и проступили под бледной кожей, — признайтесь, что именно побудило вас взять в жены это… существо.
Шея была не так и далеко.
А мальчишка окончательно потерял край. Он не успел одернуться и только захрипел, когда Оден вцепился в горло. Дернул вниз, заставляя выпасть из кресла, почти позволив встать на четвереньки, но тут же потянул вверх.
Под рукой билось, стучало живое железо.
— Только попробуй, — ласково произнес Оден. — Ты в моем доме. Обернешься и дашь повод себя убить. Поверь, для этого много сил не нужно.
Щенок хрипел, дергался, но мягкие иглы, проступившие в волосах, спрятались.
Значит, остатки благоразумия не утратил.
В болотных глазах плескались ярость и страх. Ничего, такому полезно испугаться.
— А теперь скажи, кто тебя надоумил? — Оден слегка ослабил захват, позволяя сделать вдох.
— Ты…
— Вы.
— Вы… — мальчишка перестал дергаться. — Вы… сошли с ума.
Вполне вероятно, Одену в последнее время часто об этом говорили.
— Она же… альва…
— И моя невеста, перед которой ты извинишься.
— Их надо… под корень… всех… — Гарстен мазнул рукой по запястью. — Лоза должна умереть. А вы… вы… герой… и женитесь… на ней вот.
В его голосе прозвучала такая детская обида, что Оден растерялся.
Какое им дело до того, на ком он женится?
Род мог бы выказать недовольство, но у Красного Золота есть Виттар.
К счастью.
— Вон из моего дома, — он отшвырнул мальчишку, и тот, отлетев, зацепил столик. Посыпались листы, со звоном покатился самописец, оставляя на паркете чернильные пятна.
А Гарстен, поднявшись на четвереньки, зарычал.
Сдержится?
Его контуры поплыли.
— Эйо, подымись наверх.
Но щенок взял себя в руки. Отряхнувшись, он поднялся на ноги, одернул полы перекосившегося пиджака, и произнес.
— Ты не герой, Оден из рода Красного Золота. Ты предатель. Ты сдал Гримхольд. И всю войну отсиживался под Холмами, лизал Королеве пятки, вот она тебе и сохранила жизнь. А теперь твой бешеный брат тебя спасает.
— Все было не так.
Бесполезно вступать в спор. Щенок просто не понимает. Но ведь он не сам додумался до такого. Значит, велись разговоры…
— Ты предатель, — Гарстен облизал губы. — И позор своего рода. Все это знают. Только сказать боятся.
Я нашла его в саду.
Оден лежал на траве, даже переодеться не подумал, собака бестолковая, так, китель бросил на ветку яблони, пояс расстегнул и ботинки отправил под куст шиповника.
Запрокинув руки за голову, Оден разглядывал облака. И шевелил пальцами на ногах.
— Не помешаю? — я присела рядом.